Зеница рока (СИ) - Брыков Павел - Страница 26

Добравшись до нужного дома, Махмуд — бег перелетел дувал и встал посреди сада. Ильмира и Зухра ещё были повержены сладкими сновидениями — сестры сладко спали на тахте, укрывшись одеялами. Шехир — эмини тихо прошел в дом, и, прижимая руку к сердцу, чтобы оно не выпрыгнуло, вступил на мягкий ковер спальни средней дочери.

Здесь тоже было тихо. Ни один звук не доносился с улицы. Над кроватью от сквозняка колыхался балдахин — вот и всё движение.

— О, Аллах! — Махмуд — бег простонал и не удержался — ноги подвели мага — он сел на постель.

Его вторая дочь была жива! Она спала в постели, свернувшись клубком, подперев ладушкой щеку, но на соседней подушке лежал засушенный стебель растения с семиконечными листьями!

Всё ясно — это конец. Все рассчитано, подготовлено. Сначала старший ребенок в семье, потом средний. Убивать не ведающую магии Чолпан — Мульк не стали, в этом нет надобности — главное отвлечь отца и потянуть время! Выходит, Махмуд — бег должен сейчас отправиться к младшей Гульнаре… Скорее всего, мертвой Гульнаре… Сиратинцы, сохраняя жизнь Чолпан — Мульк, как бы говорили: тот, на кого упал гнев Господень, должен перед смертью своей до конца испить чашу отчаяния.

Махмуд — бег упал, зажал зубами кулак и тихо завыл от бессилия. Шехир — эмини знал, что ему скоро предстоит увидеть смерть Гульнары, Шад — Мульк и Анвара…

И ничего уже с этим нельзя поделать…

Потом, после кончины родных у шехир — эмини не будет сил противостоять палачам. С ним тогда сможет справиться и ученик медресе. Таков план… Хороший у сиратинцев план. И, правда, а зачем ему теперь жить? Зачем бороться, когда поругано, истоптано в пыль самое святое, самое для него дорогое: вера в правду, будущее, честь и благодарность. Когда предают те, кого считал близким… другом… и никто не поможет…

Были у него на крайний случай четки, но сам отдал, как будто своё счастье вручил другому, и даже не родственнику, а чужому… Неоткуда ждать помощи… Теперь остается довести задуманный сиратинцами план до конца. Читал Махмуд — бег творения древних греков, но и думать не мог, что, когда — нибудь станет героем истинной трагедии…

Что дальше там по сюжету? Теперь надо встать, и отправиться в гостевую башню, чтобы поклониться телу девочки, которой никогда не стать принцессой Индии… А потом…

Даже не хочется думать, что может быть потом!

Мрак, опустившийся было на разум шехир — эмини, вдруг отступил под натиском вопросов. Кто? Нет, не важно… Как? Как сиратинцы доберутся до Шад — Мульк и Анвара? Он же крепко запечатал спальню, и никто кроме него не сможет пройти через покрывала сепаров! Не убьет же он их сам! Это было бы слишком! И хотя горе уже разорвало его душу, но не поразило разум! Махмуд — бег чувствовал, что ещё рано соскальзывать в безумие. Он сын достойного отца, опытный воин, могущественный маг ещё может побороться с судьбой. Он ещё в силах бросить вызов безжалостному приговору. Пока есть надежда, пока перед его глазами не лежат растерзанные тела всех родных, он должен попытаться дать бой бессердечным убийцам! Должен пройти этот путь до конца…

И снова вопрос…

Как? Как они доберутся до матери Шад — Мульк и младенца Анвара? Сиратинцы ведь знали о его осмотрительности, осторожности…

Каким способом они могут добраться до его наследника???

И вдруг Махмуд — бег умер. Нет, он жил, его зубы продолжали до крови, до костей сжимать кулак, его зрачки расширились, и дыхание сперло, кровь молотом стучала в голове, руки, ноги судорожно подрагивали, но… он умер.

Шад — Мульк с младенцем были не одни. Он же сам попросил Фаруха присмотреть за женой! Махмуд — бег понял извращенный замысел врагов, и осознал, что всё потеряно. Он проиграл. Кто мог подумать, что звездочет, боевой товарищ, могущественный волшебник и, в конце концов, — друг, которому доверял больше чем себе и называл братом… окажется изменником?

На такое предательство могут пойти только проклятые фанатики веры.

Над блистательным Истамбулом умирала ночь. Ещё мерцали звезды, луна серебрила перья облаков, но на востоке уже пролегла бордовая неровная кайма. Даже в дальних улочках города запахло морем, водорослями, сырой древесиной. Редкие прохожие, воины, подвыпившие гуляки и бьющие в колотушки сторожа почувствовали на своих шкурах, что лето ушло, и теперь на ночь надо одеваться теплее. Уже проснулись муэдзины, чтобы затемно добраться до минаретов и призвать правоверных на первую молитву — фадж.

Перевозчики — лодочники с берегов Босфора, Золотого Рога уже заняли отведенные им места. Рыбаки отправились на промысел, а люди тени, наоборот, с промысла возвращались. В порт зашли первые суда, везущие быков, овец, ягнят для прожорливого двора султана и казарм воинов. В их трюмах булькали амфоры с вином, скрипели мешки с мукой — в Святом городе народ привык к свежему хлебу — за продажу черствого, недопеченного или подгоревшего лаваша пекарей били палками. В караван — сараях пряли ушами ожидающие нового дня и новой дороги верблюды, мулы, лошади. Животные в стойлах подрагивали шкурой на боках, отгоняя комаров. Почувствовав приближение утра, начали перебрехиваться псы, уже проснулись птицы и украсили мир своим сладкоголосым пением.

В саду посольского дворца хлопковым одеялом поднялся предутренний туман. Он укрыл розовые кусты, стволы смоковниц, молодые кипарисы и лениво клубился возле покрытых ночной росой стен. У гостевой башни, куда три дня назад привезли младшую дочь Правителя магическихнародов Истамбула и всей Малой Азии, туман окутал даже караульных. Здесь возле стражников регулярного войска шехир — эмини стояли два индуса. Полуголых стариков, казалось, сырость не беспокоила. Облокотившись на свои длинные посохи, они тихо перешептывались на гортанном непонятном языке. Когда затекали ноги и руки, потягивались, позевывали. Уже порядком продрогшим янычарам было ещё холоднее, когда они смотрели на голые плечи и босые ноги стариков. Караульных тряс озноб, словно на дворе стоял не первый месяц осени, а начало февраля.

Один из охранников хотел было спросить своего собрата, и какой это огонь греет стариковские кости, что они пьют или, может, едят? — тут с непривычки зубы сводит, а этим всё равно — стоят полночи и не поежатся.

Ещё воин хотел спросить… Но не успел — стальной болт пробил висок янычара. Второй стражник ему бы не ответил — его тоже достало посланное опытной рукой стальное жало. Оба воина умерли мгновенно. Индусы должны были погибнуть также быстро, но одному повезло. Стоящий по правую руку старик охнул, когда ему снаряд пробил переносицу, второму же только оцарапал щеку — индус услышал холодный дребезжащий звук спускаемой тетивы арбалета и успел чуть наклонить голову. Полученным мгновением охранник воспользовался сполна. Он успел крикнуть заклинание, и из вершины посоха вылетела яркая звезда, вспыхнула над садом, осветив три фигуры, спрятавшиеся под дальними смоковницами. Это последнее, что увидел старик в своей жизни — со второй попытки стрелок не промахнулся.

Индусы, стоявшие внутри башни, услышали хлопок и мгновенно поспешили на помощь собратьям. Они ворвались в сад в тот миг, когда вверху догорала звезда, освещая прятавшихся среди деревьев убийц. Тут же два огненных шара полетели в сторону смоковниц и с оглушительным треском взорвались на части, каждая из которых начала кружиться волчком, рассеивая вокруг себя белые обжигающие искры. Взрыв был так силен, что ослепительное зарево не позволило увидеть, нанес ли он ущерб нападавшим или нет. Это и погубило стариков. Индусы погибли не от магического оружия — два метательных кинжала пронзили их сердца.

Из горящего сада вышел высокий человек. Гость переступил через лежащие на земле тела стражников и не спеша подошел к двери башни. Он чувствовал через стену тепло двух воинов, которые уже ожидали атаки. Нападавший заметил поставленные напротив окон щиты. Он знал, насколько крепки здесь стены и крыша. Единственный способ попасть внутрь — через дверь. Там нет сепара или замка— только засов. Значит, янычары уверены в своей силе.