Шерлок Холмс в России (Антология русской шерлокианы первой половины ХХ века. Том 3) - Шерман Александр - Страница 11

— Шерлок Холмс! — подсказала Лидия Николаевна.

— Ну да, так вот, этот Шерлок Холмс, ну чем же он хуже Шиндерганнеса?

— Detective, — вздохнула Лидия Николаевна.

— Сыщик, — в тон ей проговорил ее муж.

— Ах, все это слова, слова и слова! Ну, что такое detective, сыщик? А твой фениморовский «Следопыт?» Разве не такой же сыщик? — горячился генерал, обращаясь к сыну и совершенно забывая, что тот только что отрекся от всех куперовских героев. — Я вот прочитал этот роман, который вы отобрали у Левушки, как он там… черт его… называется? «Собака» какая-то. Ну, и что ж, ну, и нашел, что этот Шерлок Холмс прямо-таки молодчина! Умный, ловкий! Да этого мало! Еще и храбрый к тому же.

— Да, в современной Англии detective является героем! — вставил Александр Львович.

— Что ж такого? Раз разрушители порядка могут быть героями, то почему же охранителей его не считать таковыми же?

— Сыщик и герой — как-то плохо вяжется одно с другим, — с презрительной гримасой проговорил Александр Львович.

— Ах, господа либералы! Господа либералы! Какие же вы все, однако, консерваторы! — буркнул старик и сердито принялся размешивать сахар в поданной ему чашке кофе. — Для вас ярлычок, кличка — это все! Надели вам на глаза шоры, и не смей смотреть ни направо, ни налево! И как мало кличек-то у вас, как мало ярлычков! Удивительно это облегчает дело! Да, но и суживает мысль! Не забывайте вы этого, пожалуйста! Суживает мысль! А мысль должна быть свободна! Вот что-с!

— Кто же с этим спорит? — усмехнулся сын.

«Ты споришь», — хотел было сказать старик, но махнул рукой и замолчал.

— Видеть в ребенке развивающуюся страсть к раскрытию тайн — крайне несимпатично! — медленно заговорила Лидия Николаевна.

Но генерал не дал ей договорить.

— Пытливый ум! Пытливый ум — вот и все-с! — почти закричал он. — Что такое раскрытие тайн? Все мы должны стремиться к раскрытию тайн природы, тайн непостижимого, тайн неведомого, тайн просто даже незнакомого нам. Это только свидетельствует, что у мальчика пытливый ум — вот и все!

— Ну, с этим пытливым умом можно далеко дойти! — усмехаясь, заметил Александр Львович.

Генерал сердито взглянул в его сторону и опять замолчал.

Наступила довольно томительная и долгая пауза, как это часто бывает у собеседников, не понимающих друг друга; а они, т. е. старый генерал и его сын, видный петербургский чиновник, вместе с его женой, видимо, совсем не понимали друг друга. Старик чувствовал, что он горячится, и, желая перевести разговор на другую тему, навел ее опять на тот же вопрос.

— Я не понимаю, — заговорил он, поглядывая на старый, тенистый сад, развертывавшийся сейчас же перед верандой. — Не понимаю, зачем вы отказали этому англичанину? Он мне очень нравился. Бравый малый!

— С этим я не спорю, — сказал Александр Львович, — но, во-первых, мы ему не отказывали, а он сам пожелал вернуться в Лондон…

— Прибавили бы жалованья, так остался бы! — буркнул генерал.

— А во-вторых, — продолжал Александр Львович, пропуская замечание отца мимо ушей, — он был недостаточно образован для своей роли. Левушка растет, и ему нужен более интеллигентный собеседник.

— Не знаю, может быть, может быть! Знаю только, что прошлым летом, когда вы гостили у меня, я был им очень доволен. Он выучил Леву ездить верхом, отлично плавать, был с ним постоянно на воздухе, и ребенок замечательно окреп и развился за прошлое лето. А нынче вы моего внука опять мне привезли каким-то заморышем.

— Да, мистер Футвой очень хорошо влиял на физическое развитие Левы, но духовное… — начала было Лидия Николаевна.

Но на этот раз уже муж перебил ее.

— Теперь мы взяли ему русского молодого человека, и я не думаю, чтобы поступили опрометчиво, — заговорил он. — Конечно, русский лучше откроет ему и сущность русской жизни, и сердце русского народа. А его теперешний наставник, Хоботов, сам вышел из этого народа, и беседы его, конечно, для Левушки будут полезнее, чем чтение романов Конан-Дойля.

— Может быть, может быть! — как бы сдавался генерал и, допив вторую чашку кофе, он встал и, сказав: «Ну, теперь я пройдусь!» — стал спускаться с веранды в сад бодрой походкой хорошо сохранившегося старика.

— Де-е-д! — крикнул ему звонкий детский голосок из глубины густой аллеи.

Глаза старого генерала заиграли ласковой улыбкой.

— Лева-а! — откликнулся он в тон бежавшему к нему навстречу худенькому мальчику лет двенадцати, и сейчас же запел:

«Uncle Bill, how do you do?»

— I am very well and how are you?[17] — пропел ему в ответ Лева и, подбежав к деду, схватил его за руку.

Песенку эту и старика, и внука его выучил петь еще в прошлом году англичанин Футвой, и оба они, сколько бы раз на дню ни встречались, приветствовали неизменно друг друга этими словами.

— Ну, что, играешь? — спросил генерал.

— Играю, — весело отозвался мальчик.

— В «Следопыта»?

— Нет, — как-то загадочно улыбнулся Лева и, в такт шагу раскачивая руку деду, пошел с ним рядом.

— Ну, а во что же? — спросил тот.

— Это только тебе на ухо, — шепнул мальчик и поднялся на цыпочки.

— Да не надо! Я и так знаю.

— А ну?

— В Шерлока Холмса.

Мальчик расхохотался.

— Ты замечательный угадчик, дед! Из тебя бы вышел прекрасный…

— Detective? — договорил за него генерал.

— Yes, — подтвердил Лева.

Они в это время проходили мимо скамейки, на которой с книгой в руках сидел молодой человек, одетый в простенькую летнюю парочку, Он мельком взглянул на них и опять углубился в чтение.

— Каков? — спросил генерал внука, когда они отошли настолько от молодого человека, что он не мог бы их расслышать.

— Он хороший, — серьезно заговорил двенадцатилетний Левушка. — Знаешь, дед, он очень честный и серьезный.

— А тебе с ним не скучно?

— Нет, — ответил, подумав немного, мальчик.

— Ну, а с Футвоем веселее было?

— Ну! Футвой! Футвой был молодец! Он был такой же маленький, как я.

— Как, такой же маленький? — остановил его дед. — Он был ростом выше меня!

— Ростом-то он был длинный! Но, понимаешь, он был шалун! И когда он играл со мной, то, понимаешь, играл совершенно так же серьезно, как и я.

— А этот не играет?

— О, нет! Павел Федорович умный! Да ведь и мне уже пора переставать играть, потому что…

Но мальчик вдруг оборвался и, шепотом сказав: «Стой!» — присел на корточки.

— Ты что это? — спросил его дед, тоже нагибаясь над чем-то, что рассматривал Левушка.

— Ты видишь это? — спросил мальчик.

— Вижу.

— Что это такое?

— Это? Это, кажется, кусок навоза.

— Верно, — подтвердил Левушка и, глядя снизу на деда, спросил: — Ну, и что же из этого следует?

— Не знаю, — пресерьезно ответил тот.

— А видишь ли, из этого следует, что по саду проходил кто-то со скотного двора и занес сюда на каблуке кусок навоза.

— Почему ж на каблуке, а не на чем-нибудь другом?

— Потому что на этом кусочке навоза есть отпечаток каблука, — объяснял Левушка.

— Верно, — подтвердил дед и потом, как бы сообразив что-то, спросил: — А почему ты думаешь, что со скотного двора? А может быть, это кто-нибудь из деревни был?

— Нет, это был со скотного двора, — настаивал Левушка, — потому что деревня отсюда далеко, и навоз должен бы был совершенно просохнуть, а он совсем свежий! А скотный двор в двух шагах отсюда.

— Ну, и что же из этого следует? — в свою очередь спросил генерал.

— А из этого следует, что его нужно искать в числе лиц, бывших приблизительно в это время на скотном дворе.

— Кого «его»? — спросил генерал.

— Ах, Боже мой! Ну, конечно, того, кто совершил преступление, — нетерпеливо уже ответил Левушка.

— А разве кто-нибудь уже совершил преступление?

— Ну, конечно, нет! Но я тебе говорю так, на всякий случай! Как нужно искать, — заключил Лева и, поднявшись на ноги, зашагал опять рядом с дедом, размахивая в такт его рукой.