Темная лошадка. Возвращение - Архангельская Мария Владимировна - Страница 32

Некоторое время Рауль молча смотрел на него. Потом покачал головой и отвёл взгляд.

– Ты был прав, – сказал он. – Вернее, вы с Давиной были правы. Месть не приносит облегчения. Краткий миг удовлетворения, а потом – пустота. Раньше у меня была цель, а теперь… теперь я даже не знаю, ради чего всё это.

– Ради жизни, Рауль. Ради победы. Ради семьи, в конце концов – ведь у тебя есть сын.

– Да, сын… который не хочет меня знать, – Рауль невесело усмехнулся, потом вдруг вскочил и забегал по комнате. – Проклятье, Райан! Или Симон? Вот что мне теперь с тобой делать?! Ты хороший товарищ, ты спас нас всех, но… Каково мне было узнать о тебе такое?!

– Рауль, а как ты думаешь, каково было мне?

Похоже, ему всё-таки удалось смутить пилота – Севье остановился, опустил глаза и неловко усмехнулся.

– Н-да… Тяжело, наверное. Что ж, наверное, нужно попытаться начать всё с начала. Но знаешь что – я буду наблюдать за тобой. И если я увижу, что ты представляешь угрозу для нас, здесь собравшихся, или для Федерации – я найду способ тебя остановить.

У Райана на языке вертелся вопрос, как Рауль намерен это сделать, если Райан – способен скрутить его в бараний рог, не шевельнув и пальцем, но он решил не усугублять и без того непростую обстановку. Вместо этого он серьёзно кивнул и протянул Севье ладонь:

– Ну что, мир?

– Мир.

Они пожали друг другу руки.

– А в самом деле, Райан? – спросил Рауль. – Почему ты тогда никак не наказал Игена?

– Почему… – Райан вздохнул. – Я не смог, Рауль. Всё-таки мы много лет были друзьями, через столько прошли вместе… Вот и получается, что в конечном счёте я выбрал его.

– А он тебя вот так отблагодарил, – подытожил Рауль и повернулся к двери. – Пойду, проверю, как там поживают наши батареи.

Он вышел, и Райан снова остался наедине со своими мыслями и воспоминаниями. Он ни словом не соврал Раулю, просто не добавил, что основной причиной того, что у него рука не поднялась на Александра, был стыд. Симону было мучительно стыдно за то, как он обошёлся со своим другом, и он не смог через себя перешагнуть. Он дал слабину – простил то, что прощать было нельзя.

А ведь если бы он тогда, ну, хотя бы отстранил Игена от дел, то… Кто знает, что было бы потом, но уж точно не то, что сейчас. Конечно, Сандер его не простил бы, но врагами они стали так и так, и у Симона-Райана не было бы, уж не будем прятаться за утешительными иллюзиями, необходимости убить или сдать в плен бывшего лучшего друга, чтобы остановить его. Так почему же Симон тогда не нашёл в себе силы сделать то, что должен был? Почему не спас Александра – от него самого? От его перешедшего границы честолюбия и неразборчивости в средствах?

Однако риторически вопрошать в пространство и терзаться запоздалыми сожалениями можно было до бесконечности. Лучше уж найти себе какое-нибудь занятие. Например, сесть и написать отчёт, который он отошлёт генералу Канхо после прибытия на Посейдон. Райан пододвинул кресло к столу и включил терминал.

В рубке было полутемно, только огоньки на приборной панели да неяркая лампочка в глубине кабины разгоняли темноту. Лобовой экран, как всегда во время «прыжка», был залит чернотой, словно его замазали углем. Только во время вхождения и выхождения из «прыжка» по экрану бежали радужные разводы, а между ними весь остальной космос для яхты словно переставал существовать. Возможно, иные из исчезнувших без следа кораблей не сталкивались с метеоритами и не дрейфовали где-то в космических просторах из-за разгерметизации, потери энергии или какой-то иной поломки, а навеки канули в никуда, так и не сумев вернуться в нормальное пространство. Правда, возможность была скорее теоретической – если у того же «Зимородка» вдруг прямо сейчас сядут пострадавшие батареи, то яхта должна просто вывалиться в открытый космос, не довершив путешествия. Но космос полон тайн и загадок, и кто его знает, что происходит на самом деле с пропавшими без вести. Если чей-то «прыжок» действительно затянулся до бесконечности, то возможности вытянуть этот корабль к людям и доподлинно узнать, что стряслось с ним и его экипажем, нет…

Райан потянулся и попытался выбросить эти страшилки из головы. Всё работало нормально, если не считать батарей, но и они своё дело худо-бедно делали. В его ночном дежурстве не было никакой нужды, автоматика сама разбудит экипаж, если что-то пойдёт не так, но Райану не спалось. Их очередное путешествие приближалось к концу, буквально завтра, если всё пойдёт как надо, они сядут на Посейдоне. Там дождутся ответа от командования Корпуса, и… Что будет дальше, Райан не загадывал. Хотя, если их с Раулем отчёты лягут на стол генералу Канхо, едва ли в ответ прилетит приказ об аресте Райана Танни, он же Симон Конверс. Неплохо зная генерала, Райан почти не сомневался, что никому за пределами Корпуса не известно о настоящей личности лейтенанта Танни, да и в Корпусе число посвященных едва ли больше десятка, и Канхо не захочет разглашать тщательно хранимую тайну. Скорее, старый лис по своему обыкновению попытается выжать из создавшейся ситуации всё возможное для Федерации, Корпуса и себя лично. Хотя, надо отдать ему должное, в первую очередь всё-таки для Федерации.

А ведь я, по идее, должен его возненавидеть, думал Райан, в который раз осматривая приборную доску. За то, как лихо мной воспользовались. Но ничего похожего на ненависть он в себе наскрести так и не смог. Да, обида была, а вот ненависти как-то не было. В конце концов, если судьба послала в руки Джозефа Канхо такой шанс, почему он должен был его упускать? Он политик, он военачальник, они вели войну – так почему он должен церемониться с врагом? Даже если этот враг – бывший ученик и подчинённый. В конце концов, сам Райан лучше, что ли? Он ведь отлично знал, что происходит на Аиде, да что там знал, он сам и организовал это чёртово училище с предварительной обработкой курсантов излучением Тёмной звезды. То есть, если подумать, сознательно калечил попавших к нему в плен людей, если не физически, то душевно, что ещё хуже. Так что бывшие сослуживцы и бывшие враги обошлись с ним самим ещё довольно милостиво, отняв истинную память, но в то же время позволив остаться самим собой. Райан хлопнул ладонью по подлокотнику, злясь уже на себя самого. Нужно было бывать в пресловутом аидском училище почаще да заглядывать в глаза обработанных его подчинёнными людей повнимательней – авось мозги бы на место встали!

– Не спишь? – спросила позади него неслышно подошедшая Карла.

– Как видишь, – отозвался Райан. – А ты что по ночам ходишь?

– Тоже не спится, – Карла подошла и присела на подлокотник соседнего кресла. – Ты сегодня весь день был так занят с Игнасио…

– Мы пытались найти «пусковую кнопку» у меня в мозгу.

– «Кнопку»?

– Ну да. Когда при встрече с Александром Давина осталась прикрывать нас, я не хотел уходить без неё, и она меня заставила. Мне в мозг внедрили команду на подчинение, которая активировалась кодовым словом. Это на нашем жаргоне и называется «пусковой кнопкой».

– Я в курсе. Но ведь эта кнопка уже сработала, разве нет?

– Карла, должна была быть ещё одна. Не могло её не быть.

– Какая же?

– На смерть.

Карла резко выдохнула. Потом помотала головой:

– Вот змея…

– Не говори так. Ей просто дали подстраховку. И программированием наверняка занималась не она.

– Всё равно! Она ведь отлично знала, кто ты, и молчала, – Карла вдруг усмехнулась. – Как она в своём рассказе о диверсии против тебя виртуозно остановилась на самом интересном месте! И ведь она не сказала, что ты умер. Её даже нельзя упрекнуть в том, что она соврала.

– Её вообще не в чем упрекнуть.

– Да? А как она тебя использовала? Как лгала, пусть и не словами?

– Она спасла мне жизнь, начнём с этого. Если бы не она, я бы остался умирать на «Зевесе».

Карла не ответила. Райан тоже не спешил возобновить увядшую беседу. Он вспоминал Давину, такой, какой видел её в последний раз, вспоминал её признание и то, что ответил ей тогда. Каково ей было каждый день смотреть ему в глаза, знать правду – и молчать? Говорить о событиях, в которых он принимал непосредственное участие, как о чём-то, не имеющем к ним всем никакого отношения? Потому что долг и приказ. А каково знать, что перед тобой враг, и вручить ему в руки свою судьбу, и судьбы тех, за кого отвечаешь? Соглашаясь на его авантюры, что на Нильфхеле, что на Аиде, она рисковала гораздо большим, чем он думал. Хотелось бы верить, что она поняла то, что хорошо знавший его Сандер сообразил сразу – что его «я вам не верю» на деле означало «я тебе по-прежнему доверяю»…