Монахиня и Оддбол (СИ) - Ермакова Светлана Олеговна - Страница 42

— И когда нам стоит ждать появления на свет жеребёнка? — спросила Дора, поглаживая гриву Капризной.

— Так через одиннадцать месяцев от покрытия, значит, в аккурат к следующей весне и выжеребится ваша лошадка.

Дора погуляла с Капризной, ведя её в поводу по полю, расположенному за замком. Воздух был ещё холоден, но солнце уже светило по-весеннему ярко. В этом году март выдался тёплым, снег сошёл уже почти отовсюду. Дора с каким-то недоумением вспомнила вдруг, как всего лишь год назад она убирала от снега монастырский двор и даже не помышляла о том, что будет когда-нибудь жить в миру.

"Неужели в какой-то один год жизни человека может столько всего уместиться? В детстве и юности один мой год почти в точности походил на другой. Как же не похожа моя теперешняя жизнь на прежнюю! Здесь у меня было столько поводов для волнений, столько трудностей и печалей", думала Дора, не спеша шагая по жёлтой прошлогодней траве, устилавшей землю. "Однако нельзя сказать, что всё это является суетным. Моё участие в судьбе Эдварда и "Ласточек", безусловно, стоило того, чтобы покинуть надёжные стены монастыря. Не говоря уж о встрече с человеком, которым я восхищаюсь и которого я… люблю". Последняя мысль оформилась в голове Доры со всей ясностью, совершенной уверенностью и спокойствием, словно она достигла некоего рубежа, к которому до сих пор только стремилась.

В ожидании возвращения лорда Фредерика всё в замке Фосбери словно застыло. И без того обычно тихий, замок теперь будто бы погрузился в спячку. Малыша Эдварда, закутанного в одеяльца, начали вывозить в сад в купленной для него детской коляске. Леди Элизабет гордо вышагивая рядом с кормилицей, катала эту коляску по садовым дорожкам.

"Ваша милость,

Несказанно счастлива была получить от Вас письмо, которым Вы благодарили меня и сообщили, что желаете и далее получать вести о жизни нашей семьи. Благодарение богу, все в семье здоровы. Брат мой, его светлость граф Фосбери, нынче пребывает в столице по делам, связанным с церковью. Ваша сестра, графиня Долорес-София, всецело поглощена оказанием благотворительной заботы о женском ремесленном училище в нашем графстве, чем снискала всеобщее уважение и даже была обласкана вниманием столичной прессы рядом с именами Его Высочества принца Адриана и виконта Майкла Оддбэя. Ваш племянник, виконт Эдвард Фосбери, также находится в полном здравии. Ему сегодня исполнилось два месяца, и он уже научился сам поднимать и удерживать головку, будучи положенным на животик. Я часто выхожу с ним в сад для прогулок на свежем воздухе. Сердце моё наполняется радостью от одного лишь созерцания столь прекрасного создания, как этот младенец. Смею надеяться, что и Вы когда-нибудь сможете присоединиться к нам в такой прогулке с тем, чтобы разделить эту радость.

Остаюсь бесконечно преданной Вам, Элизабет Фосбери".

Граф вернулся в замок в один из вечеров. Как всегда усталый после такой дороги, он лишь кратко осведомился, всё ли благополучно здесь, и пошёл отдыхать к себе в покои, ответив на вопросительные взгляды своей жены и сестры:

— Завтра. Я всё расскажу завтра.

Засыпая, Дора поняла, что почти не волнуется о тех известиях, которые сообщит ей муж.

Наутро граф пригласил Дору и Элизабет к себе в кабинет.

— Архиепископ принял меня и выслушал. В разрешении на повторный брак леди Элинор отказано. Пока отказано, — добавил Фредерик, — поскольку сама она к Архиепископу ещё не обращалась, а пыталась лишь получить разрешение в нашем храме. Однако если она обратится, будет назначен церковный трибунал, на котором рассмотрят всю историю нашего прошлого брака и его развенчания, и примут решение по всем нам, включая меня, леди Элинор, Эдварда, и… тебя, Дора.

Дора лишь кивнула под пристальным взглядом мужа.

— Я готова ответить за свои грехи, и с радостью приму положенное мне наказание от нашей церкви.

Опустив глаза, граф Фосбери продолжил:

— Должен предупредить тебя, что этим трибуналом, среди прочего, может решаться и вопрос о действительности нашего брака с тобой.

Дора глубоко вздохнула.

— Прости, Фредерик, но это не то, что меня очень беспокоит. Гораздо сильнее я волнуюсь об Эдварде. Что будет с ним?

Такого ответа ни Фредерик, ни Элизабет от Доры не ожидали. Фредерик словно получил удар и пытался выстоять после него. Элизабет, видя реакцию брата, возмутилась:

— Да как вы можете такое говорить? — вскричала она, повернувшись к Доре, — Ведь это не ради Элинор, а ради вас Фредерик сейчас ездил к Архиепископу! Ради вас он принял чужого ребёнка и взял на себя грех, солгав при крещении о его родителях. Да он всего себя посвящает вам!

Дора закрыла глаза и так выслушала Элизабет.

— Конечно, вы правы, хотя бы отчасти, — ответила она, — Поверьте, я очень ценю то, что мой муж для меня делает. Но насколько я понимаю, пока что рано обо всём этом говорить. Ничего не изменилось, пока леди Элинор не обратилась в епископат с заявлением.

— Да, — граф Фосбери взял себя в руки, — но я должен известить её об этом. Надеюсь отделаться письменным сообщением.

— Нет, Фредерик, она этим не успокоится, — сказала Элизабет, — твоя жена навестила её сразу после твоего отъезда, и Элинор выразила непримиримость и желание нас оскандалить, в случае, если ей не удастся повторно выйти замуж.

Лорд Фредерик лишь устало посмотрел на Дору.

— Оставьте меня сейчас, я должен заняться делами.

Дора ходила по замку и не знала, чем ей заняться. Ей хотелось поехать в "Ласточки", но сейчас в училище шли обязательные там уроки.

Укоряющие слова Элизабет, как оказалось, несколько задели Дору, и ей хотелось сделать что-то из того, что полагается делать добропорядочной жене.

"Ревизию здесь провести, что ли? Давно в этом замке её не делали". Она позвала экономку и сообщила ей о необходимости пересчёта домашнего имущества. Та, словно бы даже обрадовавшись порученному делу, кинулась созывать прислугу и доставать из сундука книги учёта. Узнав об этом, леди Элизабет только фыркнула по своему обыкновению, и скрылась в комнате Эдварда.

Результат ревизии, окончившейся глубоко за полдень, показал, что всё фамильное серебро Фосбери, а также из приданого Доры, на месте. Не хватало, однако, изрядного количества вещей из фарфоровой посуды, о чём Дора выговорила экономке.

— Ваше сиятельство, прошу вас даже не думать о том, что имели место кражи, — краснела та, — Эти вещи конечно, постепенно были разбиты прислугой за несколько лет. Мы давно не делали пересчёта.

— Возможно. Но почему тогда они до сих пор числятся в книгах? Разве вам неведом порядок списания в каждом таком случае?

— Ах, эти горничные и кухарки всегда скрывают, что что-то разбили, боятся нареканий или увольнения.

— И кто же должен учить их вести себя правильно? Если от нас уволится слуга и получит рекомендации графа и графини Фосбери, а на новом месте будет вести себя так же как у нас, что о нас будут думать его новые хозяева?

— Простите, миледи. Я сегодня же приму меры.

— Надеюсь на это. Если ситуация повторится на будущий год, предупреждаю, что вы сможете потерять должность и не рассчитывать на хорошие рекомендации.

Экономка, почтительно поклонившись, ушла делать внушения остальной замковой прислуге, а Дора, с чувством выполненного долга, велела закладывать карету, чтобы уехать в "Ласточки".

На другое утро случилось то, чего внутренне ожидал каждый взрослый Фосбери — пожаловала леди Элинор. И, разумеется, на лице её была написана воинственность.

На этот раз лорд Фредерик говорил со своей бывшей женой в присутствии сестры и Доры.

— Не трудись ничего объяснять, Фредерик, — первым делом сказала леди Элинор, — мой жених уже сам узнал об отказе и отозвал своё предложение о браке. И этого я не прощу — ни тебе, ни твоей гулящей жене! Я своими собственными глазами видела, как она тебе изменяет, и буду свидетельствовать об этом в суде.