Кожа - Мецрих Бен - Страница 28
- Предыдущая
- 28/44
- Следующая
Доктор взяла у второго монаха скальпель и начала аккуратно счищать верхний слой пораженной кожи. Старик стонал уже тише — либо подействовал уксус, либо несчастный впал в шоковое состояние. Малдер увидел его помутившиеся вытаращенные глаза и вспомнил Стентона. Именно так он смотрел на Малдера за мгновение до гибели — с мукой и ужасом.
Потому что его, как и этого старика, терзала уносимая боль, боль, рождающаяся в коже! Доктор положила скальпель в кювету и снова принялась промывать рану. Старик шумно вздохнул, и хотя он по-прежнему морщился от боли, его взгляд приобрел более осмысленное выражение. Филдинг решила продолжить прерванную беседу, не отрываясь от дела.
— Видите ли, вы обратились немного не по адресу. Я не местная и не была лично знакома с Палладинами. Однако есть человек, который, возможно, окажется вам полезен. Аллан Троубридж, один из основателей этой клиники.
Скалли достала из кармана блокнот, стряхнула с обложки дождевые капли и приготовилась записывать.
— Троубридж знал Эмайла Палладина?
— Во время войны Аллан служил в госпитале санитаром. Война закончилась, но он решил остаться. Очень многое из того, что вы здесь видите, добыл именно он — связывался с Красным крестом, договаривался о поставках оборудования. В городке его очень уважают.
«Это уже интереснее!» — подумал Малдер и бросил:
— Он сейчас в клинике?
— Нет, сегодня у него выходной. Но если хотите, можете навестить его — я расскажу, как дойти. И еще… Дружеский совет… Если вы будете расспрашивать о госпитале и Палладине, приготовьтесь к тому, что друзей вас не прибавится. Прошлое не всегда стоит ворошить.
Филдинг даже не подозревала, что, говоря это, добьется прямо противоположного результата. После подобного предостережения Малдера уже ничто не могло остановить.
Кровь ударила Малдеру в лицо, в голове зазвенело. Агент протянул руку, чтобы схватить стакан, но слезы, хлынувшие из глаз, лишили его возможности ориентироваться. Вместо крика о помощи из горла вырвался отчаянный лающий кашель…
Эта драматическая сцена была встречена дружным смехом хлебосольных хозяев. Аллан Троубридж даже захлопал пухлыми ладонями.
— Я предупреждал: сомдтам — очень сердитая штука, — напомнил он виновато. — Даже здешние тайцы относятся к нему с опаской.
Малдер наконец нашел свой стакан с биатайским пивом и жадно припал к нему, чувствуя, как пенистая жидкость постепенно гасит огонь, пылающий во рту. Утерев слезы, он посмотрел на Скалли, сидящую рядом на полу, скрестив ноги. Она держала палочки над большим блюдом
и озадаченно поглядывала — то на его содержи мое, то на Малдера.
— Смелее, Скалли! — просипел Малдер. — Не одному же мне мучаться.
Она пожала плечами, подцепила палочкой макаронину и отправила в рот. Прошла секунда после того, как сомкнулись ее губы… и вдруг лицо Скалли сделалось пунцовым, глаза вылезли из орбит, в горле забулькал сдавленный кашель, она выхватила у Малдера стакан и залпом осушила его.
Троубридж не сдержался и опять захохотал.
— Напоминаю: попытка нанести увечья агентам ФБР — государственное преступление! — с шутливой строгостью изрек Малдер. — Так что, вы говорите, там намешано?
Прежде, чем Троубридж успел ответить, в комнату вошла его жена и, поклонившись, заняла свое место за приземистым деревянным столиком. Супруги являлись полной противоположностью друг другу: он — человек-гора, шесть футов ростом и весом не менее двухсот фунтов;
она — миниатюрная, тонкая как тростинка. Огненно-рыжий, бородатый Аллан был похож на викинга, Рина — типичная представительница своего теплолюбивого племени — на бронзовую тайскую статуэтку.
— Сначала берем сырую папайю, — сказала она по-английски, с легким акцентом, — потом добавляем сок лайма, пригоршню молотого чили. сушеных креветок и маленьких береговых крабов. Затем толчем это в ступке и скатываем вот такими тонкими колбасками. А мой муж — садист, он должен был вас предупредить…
Теперь засмеялся Малдер — подобная характеристика совсем не вязалась с внешностью добродушного толстяка.
Несмотря на пророчества Филдинг, Аллан Троубридж довольно спокойно отреагировал на вопросы о деятельности Эмайла Палладина в госпитале МЭШ. Скалли и Малдер ждали настороженности и отчуждения — а встретили радушие и любезность. Вместо того чтобы выпроводить агентов за дверь, Троубридж пригласил их к столу.
Положив себе рисовый шарик — по крайней мере это кушанье не таило в себе неприятных сюрпризов, — Малдер стал разглядывать скромное обиталище Троубриджей. Узенькая комнатка с деревянными стенами была необыкновенно уютной; бледно-розовый ковер и плетеные портьеры выглядели как-то особенно по-домашнему. У дверей высилась книжная полка, заставленная медицинской литературой и различными тайско-английскими словарями. В дальнем углу стоял маленький буддийский алтарь, а позади него, на мраморном пьедестале — четырехфутовая фигура золотого Будды в позе лотоса, с воздетыми к небу руками. Статуя была окружена потушенными благовониями и сушеными цветочными гирляндами. Фоубридж пропитался культурой этой страны — возможно, именно этим и объяснялось его неизменное благодушие.
— Вот уж не думал, что прошлое госпиталя может заинтересовать агентов ФБР, — проговорил Троубридж, когда содержимое тарелок перекочевало в желудок. — Эмайл и Эндрю — часть здешней истории, но уж никак не часть дня сегодняшнего. Я уже много лет не слышал, чтобы кто-то упоминал эти имена. И даже не представляю, где сейчас находится Эндрю. Поговаривали, что он поселился где-то в горах, — не знаю, после войны мы с ним не встречались. Так что, боюсь, я ничем не смогу вам помочь
— Доктор Филлинг уверяла нас, что Палладина и его госпиталь здесь предпочитают не вспоминать, — сказала Скалли, попутно пытаясь остудить обожженный рот вторым стаканом пива. — Что вы думаете об этом?
— Ну, видите та… — улыбка Троубриджа несколько потускнела, — шла война. А Эмайл Палладии был человек одержимый и очень властный. Госпиталем он управлял, как феодал своею вотчиной. Местные жители не привыкли жить в обстановке военного времени, поэтому госпиталь казался им настоящим адом. Соответственно, Палладии как начальник ада — самим дьяволом.
Троубридж поежился. Это был первый заметный признак беспокойства с начала беседы, и Малдер сразу подумал: «Нет, за этой улыбкой скрывается что-то еще!»
— Если можно, расскажите подробнее, — попросил он.
Троубридж положил огромные ладони на пол и задумался. Потом заговорил медленно и уже без улыбки:
— Наш госпиталь специализировался на ожогах напалмом. Сюда присылали самых тяжелых — пятьдесят процентов поверхности тела и более. День за днем везли полуживых. изуродованных солдат, большинство из которых родная мать не узнала бы, потому что у них просто не было лиц! Лучше бы они погибли на поле боя — но в последнюю секунду приговор почему-то изменили, и не скажу, что на более мягкий. Каково это — продолжать дышать, страшно мучиться и чувствовать, что в тебе не осталось ничего человеческого — ни снаружи, ни внутри.
Голос Троубриджа дрогнул. Его жена встала из-за стола, подошла к статуе Будды и зажгла палочку благовоний.
— Но Эмайл Палладин брался их лечить, — продолжал Троубридж. Его лицо, к удивлению Малдера, оставалось удивительно спокойным. — И отдавался этому весь, до последней капли. Сутками не выходил из клиники, практически ни с кем не общался.
Скалли подалась вперед, сразу позабыв о необыкновенно вкусном десерте:
— Вы знали, над чем он работает?
Троубридж посмотрел на жену, но та стояла к нему спиной, зажигая благовония у алтаря Рыжеволосый здоровяк заметно побледнел, но поколебавшись несколько секунд, ответил.
— Он пытался создать искусственную кожу. Такую, что легко обманула бы организм реципиента, его иммунную систему, прикрыла и излечила ожоги. Ничем другим Эмайл не интересовался. Он неделями сидел в лаборатории и работал, работал… В конце концов остался единственный человек, который имел право общаться с ним.
- Предыдущая
- 28/44
- Следующая
