Стать ближе (ЛП) - Ротерт Бренда - Страница 1

Данная книга предназначена только для предварительного ознакомления!

Просим вас удалить этот файл с жесткого диска после прочтения.

Спасибо.

Перевод: Елена Курак

Редактор: Ольга Кузнецова (1-17 гл), Eva_Ber

Обложка: Таня Медведева

Оформление: Eva_Ber

Думаю, это тишина будит меня. После двух недель, что я спал в лесу, просыпаясь каждое утро под пение птиц, журчание бегущего потока и легкое дыхание ветра, тишина в моем домике не ощущается правильной.

В любом случае, время вставать. Сегодня пора возвращаться к реальности. Были несколько моментов за четырнадцать дней, проведенных в лесу Монтаны, когда я думал, что не вернусь. У меня было все, что нужно, в рюкзаке за спиной. Я хотел построить себе маленькую хижину и стать настоящим горцем. Я бы проводил дни на рыбалке, охоте, занимался бы альпинизмом. Это была бы жизнь без забот.

Но мои мечты о побеге от реальной жизни каждый раз прерывались мыслями о моих пациентах. Я дал клятву не причинять вреда и знал, что не могу не сдержать ее, преднамеренно оставив людей с серьезными психическими заболеваниями.

Нет, я не только доктор, который может лечить их, но также и один из нескольких добровольцев, согласившихся жить в провинциальной части Монтаны и работать в Психиатрической больнице «Хоторн-Хилл». Кроме небольшого городка, расположенного на расстоянии в несколько миль, это место изолировано от цивилизации.

Но такого не скажешь, когда увидишь эту землю. Генри Хоторн вложил доходы от своей нефтяной империи в это место в 1930-х годах, и эта собственность предусматривает полное самообеспечение.

Даже домик, в котором я живу, являясь сотрудником Хоторн-Хилл, приятней любого места, где я жил раньше. Я готовлю рыбу, которую поймал на выходных, в изысканной кухне, а потом пишу отчет по пациентам, сидя на кожаной софе перед гигантским камином в большой комнате.

После я иду в ванную, включаю душ и, ожидая, пока нагреется вода, подхожу к раковине.

«Проклятье. Выгляжу как гризли». Моя темная борода, которую я отрастил, пока не работал, длиной практически в дюйм [1], а волосы — растрепаны и не мыты. Я поворачиваю лицо из стороны в сторону, решая оставить бороду. «Возможно, если ее подстричь и следить за волосами…»

Нет. Своим ростом в шесть футов пять дюймов [2] и широким телом я и так пугаю большинство новых пациентов, когда они встречают меня. И поскольку медсестрам нравится называть меня доктором Ламберджэком[3] — у них будет повод повеселиться и с бородой.

Побрившись, помывшись и надев фланелевую рубашку, джинсы и походные ботинки, я иду четверть мили вверх по горе к центральному зданию Хоторн-Хилл. Я всегда хожу пешком на работу, но в те дни, когда выпадает снег, я беру снегоход.

Хоторн-Хилл — стационарная психиатрическая больница, но по внешнему виду она больше похожа на шикарный охотничий домик. Это огромное бревенчатое сооружение с отдельными комнатами для пациентов, библиотекой и двухэтажным огромным залом. Здесь имеется 38 комнат для пациентов, которые всегда заняты. Сюда обеспеченные люди отправляют своих близких, чтобы те могли получить психологическую помощь. Некоторые пациенты находятся здесь непродолжительное время, а другие живут тут десятилетиями.

Когда я прохожу через задний вход и направляюсь в свой кабинет, меня окружает кедровый аромат Хоторн-Хилл. Записанные истории болезней лежат стопкой на моем столе. Я пробегусь по ним позже. Сейчас я тороплюсь на обход пациентов, поэтому снимаю белый халат с крючка на двери и одеваю его, пока направляюсь к врачебному крылу.

— Доктор Дельгадо, вы вернулись, — слышу я женский голос, нетерпеливый и с придыханием. Это Сара.

— Вернулся, — говорю я, оглядываясь через плечо.

— Как ваш отпуск? — спрашивает она.

— Хорошо.

— Мы скучали по вам, — она облизывает губы и делает шаг ближе ко мне.

Я не смешиваю работу с удовольствием, встречаясь с коллегами. Но если бы смешивал, Сара была бы совершенно не против согревать мою постель. Впрочем, она никогда этого и не скрывала.

— Так, что нового здесь? — спрашиваю я. — Как Леонард?

Сара хмурит брови и пожимает плечами.

— Трудно сказать. Доктор Тиллман держит его на седативном [4].

— Седативное? Почему?

— Он до смерти напугал новую девушку из горничных. Сказал ей, что кто-то открыл огонь в столовой и убил всех.

— Ну, это же Леонард. Он постоянно говорит подобное.

— Новенькая этого не знала. Она позвонила в 911 и пряталась в кладовке с Леонардом почти час, пока копы искали их. Нам пришлось эвакуировать всех и все такое.

Я тяжело вздыхаю.

— Я все еще не понимаю, почему Тиллман назначил ему седативные за это. Ради Бога, это же психиатрическая больница.

— Сначала он решил, что его просто нужно пристегивать к кровати, но Леонард сломался. Он, не переставая, ревел.

— Он боится быть пристегнутым. Кто-нибудь сказал об этом Тиллману?

Сара кивнула.

— Это не помогло. Вы же его знаете.

— Дерьмо, — я качаю головой в отвращении. — Этого бы не случилось, будь я здесь.

— Вы не можете работать 365 дней в году, доктор Дельгадо, — Сара смотрит на меня неодобрительным взглядом. — О, и у нас появился новый постоялец на место Николь уже через день после ее выписки.

— Да?

Сара и я подходим к кофе-машине, пока разговариваем, и я наливаю себе чашку.

— Новенькую зовут Элисон. Она тут уже десять дней и не сказала ни слова, — говорит Сара, также наливая себе чашечку кофе.

— Кататоник?[5] 

— Нет. Ее душили, таким образом, ее голосовые связки, возможно, были повреждены. Или это может быть последствие шока. Она стала свидетельницей убийства своей сестры.

— Вот дерьмо. Это ужасно.

Взгляд Сары становится сочувствующим.

— Подождите, пока не почитаете ее историю болезни.

— Да, думаю, прочитаю ее, прежде чем пойду на обход, чтобы быть готовым встретиться с ней. Как она держится, находясь здесь так долго?

Сара пожимает плечами.

— Трудно сказать. Тиллман держит ее на седативных.

Я сжимаю зубы так сильно, что чувствую, как они скрипят. Это все, что я могу сделать, чтобы повести себя сейчас профессионально.

— Пожалуйста, скажи ему, чтобы он нашел меня перед уходом, — говорю я Саре.

— Да, доктор Дельгадо.

В моих шагах чувствуется некоторая ярость, когда я направляюсь обратно в кабинет. Вот, почему я мешкал, прежде чем взять две недели отпуска — потому, что трудно перекладывать заботу о своих пациентах на чужие руки. Но это казалось безопасным — оставить Броди Тиллмана на подмене. Он работает под моим присмотром три дня в неделю и прикрывает меня на выходных. Он прекрасно знает, как я хочу лечить пациентов.

Когда я добираюсь до кабинета, то закрываю за собой дверь и плюхаюсь в кожаное кресло у моего стола. Я знаю, что должен выслушать Тиллмана, прежде чем надрать его задницу, но это будет тяжело. И все, что я могу сделать на данный момент, это написать ему, указав, что ожидаю его в другое время.

Зацикливание на вещах, которые я не могу изменить, — моя ахиллесова пята. Именно так я и дошел до такого эмоционального состояния, что мне понадобилось вырваться отсюда на две недели. Я собирался утопить свою боль в бутылке Джека [6] , но у меня вряд ли бы получилось остановиться на одной. Я слишком усердно стараюсь оставаться непьющим, чтобы рисковать потерей трезвости, поэтому мне пришлось отправить свою задницу в место, где я бы смог перезагрузить свой разум.