Осень Овидия Назона (Историческая повесть) - Моисеева Клара Моисеевна - Страница 27

— Слава Зевсу-заступнику, — ответил Фемистокл. — И я жду счастливого праздника. Только тревожат меня долги. Я должен прежде всего расплатиться, а потом уже все остальное.

— Можно подумать, что тебе угрожает долговое рабство, — рассмеялся Аристид. — Уплатишь позднее. Только вознаграждение за ссуду увеличится. Кстати, ты не потрудился спросить о сумме вознаграждения, должно быть, знаешь?

— Не знаю, — промолвил в растерянности Фемистокл. — Вы ничего не сказали мне, и я решил по-родственному отблагодарить вас, когда расплачусь.

— А разве тебе не приходилось писать акты, долговые обязательства? — удивился Аристид.

— Я писал философские комментарии моего господина на книги Платона и Аристотеля. Бывали и дела судебные, но сам я никогда не брал в долг. Не скажешь ли мне сейчас, что я должен припасти для уплаты процента? Когда мы составляли долговое обязательство на сумму стоимости жилища, мы ничего не указали. Почему такая оплошность? Не связано ли это со сватовством и с желанием помочь нам в те трудные дни?

— Поистине так, — согласился Аристид. — Но ты, уже прожил долгую жизнь и знаешь всякие законы и порядки. Мог догадаться, что такие вещи не делаются безвозмездно. Видя твою тревогу, я назову тебе самую малость — одну седьмую часть всей суммы.

— И ты считаешь это малостью? — воскликнул взволнованный Фемистокл. — Когда же я соберу такие деньги? И когда освобожусь от долгов? Или на роду мне написано всю жизнь откупаться? Я в полном недоумении. Боюсь, что мои бедные дочери никогда не дождутся радостного дня свадьбы.

— Тебе говорят, что радостный день близок. Все зависит от тебя. Долго ли договориться, друг наш Фемистокл?

— Признаться, я выбился из сил. Больше года я отдавал вам все, что мог заработать, оставляя себе самую малость на покупку рыбы и пшеничного зерна. Я еще ничего не припас для подарков дочерям. Боюсь, что праздник наш состоится не скоро, хоть и готовы белые свадебные одежды.

— И ты можешь отказать нам из-за процента на ссуду? — Андрокл был искренне удивлен и расстроен. — Уступи ему! — обратился он к брату. — Пусть убавится сумма вознаграждения, но пусть уже состоится наша долгожданная свадьба.

— Назначим одну десятую, — предложил Аристид. Было бы глупо отказаться от вознаграждения только потому, что Фемистокл сейчас беден. Сегодня он беден, а завтра будет богат.

Фемистокл прикинул, какова будет сумма долга, и решил, что для счастья дочерей примет на себя эту обузу. Ему ничего не оставалось делать. Тем более, что совсем недавно он получил письмо Дориона и понял, что на него нельзя рассчитывать, а, наоборот, надо ему помогать. Голова шла кругом от этих забот, но надо было преодолеть все трудности. Надо было устоять. «Не такие еще были заботы, — сказал он себе. — Терпи, Фемистокл, для дочерей». Он дал согласие на свадьбу ровно через месяц.

— Через месяц свадьба! — сообщила Клеоника сестре.

— Какое счастье! — сказала Эпиктета и кинулась обнимать сестру. — Отец согласился, он не стал откладывать? А как же долги?

— Все будет хорошо, — утешила сестру Клеоника. — Теперь у нас забота подготовиться к священнодействию.

Братья знали, что нет у Фемистокла свадебных подарков, и потому предоставили ему заботу о пиршестве. Они оказались куда более расчетливыми, чем думал Фемистокл. Когда они предложили Фемистоклу деньги в долг, чтобы купить дом, бедный переписчик был в восторге от их благородства и решил, что потом вознаградит братьев. «Они богаты, а я беден, они хотят нам помочь, ведь мы породнимся», — думал Фемистокл.

Он не знал, что молодые ювелиры еще в Афинах были ростовщиками и отдавали деньги в долг под большие проценты. Таким образом они накопили изрядную сумму. Вот почему у них была возможность купить дом. К тому же они побывали на дальних золотых приисках в Египте, принадлежащих самому императору Августу. Там они купили по дешевке золото у откупщика. Они рисковали многим, даже своей свободой. Но им повезло, они привезли это золото с собой, чтобы здесь изготовить из него дорогие украшения для богатых скифов.

Фемистокл узнал об этом совсем недавно, когда принес Аристиду очередную выплату и просил отметить выплаченную сумму в свитке должников. Свиток был длинный, и Фемистокл узнал, что он несколько лет служил братьям в Афинах.

«Хорошо ли? Плохо ли, что эти молодые, еще неискушенные трудностями жизни, умеют копить деньги и заботиться о своем будущем? — задавал себе вопрос Фемистокл. — Их дети уже не будут нищими. А следовательно, дочки мои тоже не будут терпеть нужды. А ведь вся их жизнь прошла в нужде. Почему же ты сомневаешься, старый неумелый человек? Ты всю жизнь гнешь свою спину и так до самой старости не смог разогнуть. Что же тебе не нравится? Должно быть, не нравится расчетливость. Она тебе не свойственна. Но ведь братья на многое способны. Этого не отнимешь. Какие прекрасные вещи сделали они для скифа, прибывшего из дальних степей. У него несметные стада овец, коз и коров. Он не знает им числа. Он очень богат. И захотел иметь нарядный колчан для стрел с золотой обивкой. Он просил изобразить на колчане сцены из жизни кочевых скифов.

Когда Андрокл показал Фемистоклу свою работу, старик был восхищен. Он увидел, что можно на золоте сделать барельеф, подобный настоящей картине. На этой картине скифы были точно такими, какие приходили в Пантикапей на агору, чтобы сделать покупки у греков. А животные — только что не дышали, а выглядели совершенно живыми. Восхищение и разочарование то и дело чередовались у Фемистокла. Но он ни разу ничего не сказал дочерям. А когда слышал похвалы красивым и умелым братьям, всегда соглашался с Эпиктетой, особенно щедрой на добрые слова.

Оставалось несколько дней до свадьбы, и Фемистокл стал частым гостем на агоре. Он закупал разные припасы для угощений. Искал всевозможных рыб, покупал целые корзины фруктов и винограда. Ему понадобилось много дичи и птицы. Он решил своими руками приготовить такое же роскошное угощение, какое в свое время готовил на пирах богатых афинян. О своих заботах он рассказал горшечнику Гордию, и тот ему сочувствовал.

Толкаясь между торговцами съестным, он повторял: «Не забудь, старик, купи пряные приправы и травы». За прошедшие два года Фемистокл ни разу не покупал таких припасов, потому что довольствовался самой скудной едой. Дочери не жаловались, они знали, что время бедности и недостатков скоро пройдет и стоит потерпеть, чтобы настали счастливые дни.

Для приготовления угощений Фемистокл нанял подсобных мальчишек со своей улицы и давал им указания, как чистить овощи, как обращаться с крупной и мелкой рыбой. Как очистить птицу от перьев и подготовить ее к жаркому.

Вся семья трудилась, выполняя указания Фемистокла. Девушкам было любопытно, неужели пиршество будет настоящее, как у богатых? Они очень старались. Им так хотелось показать свое гостеприимство.

Клеоника с великим усердием напекла сдобные лепешки и пироги со сладкой начинкой. Все были озабочены, удастся ли красиво убрать дом и хватит ли посуды для гостей. И вот накануне празднества, вечером к дому Фемистокла подошла целая процессия. Гуськом шли друг за другом с прекрасной керамикой на головах все дети и внуки Гордия во главе с отцом, великим мастером гончарного дела. Фемистокл был изумлен и растроган до слез.

Старый Гордий придерживал на голове краснолаковую амфору для вина, украшенную гроздьями винограда. Старший сын нес большое блюдо с рельефным изображением Гименея, бога брака, сына Аполлона и музы Каллиопы. Второй сын доставил красивый кратер для вина, смешанного с водой, внуки тащили глиняные чаши оранжевого цвета, покрытые лаком.

Краснолаковая посуда Гордия пользовалась большим спросом у пантикапейцев. Она была даже лучше привозной, которая стоила дорого, потому что ее доставляли из городов Греции и Малой Азии.

— Друг мой Гордий, — воскликнул Фемистокл, — с какой щедростью ты приветствуешь моих дочерей! Они долго будут помнить твой подарок. А мы как раз сокрушались, что у нас не хватит посуды для гостей. Поистине дружба — великое дело! Завтра вы узнаете, каким искусным поваром стал старый Фемистокл. Нужда заставила изучить это тонкое мастерство. Оно уже сослужило мне службу. Но ни разу я с такой охотой и рвением не занимался этим делом. Еда для избранных молодых повес требовала моего усердия, а еда для дорогих гостей, приглашенных на свадьбу моих дочерей, потребует не только усердия, но и самую душу.