Осень Овидия Назона (Историческая повесть) - Моисеева Клара Моисеевна - Страница 22

Небольшой кораблик Никострата долго шел вдоль берегов Понта Евксинского. То и дело останавливались и кто-то из купцов выходил на незнакомый берег, чтобы поторговать своим товаром.

Фемистокл с любопытством разглядывал людей на берегу, прислушивался к незнакомому говору, рассматривал деревья и кустарники. Он с грустью вспоминал Афины и Дельфы. Море было не таким теплым и ласковым, как у родных берегов. Часто налетал холодный ветер. Бывало, что небо заволакивало тучами и становилось уныло и тревожно на душе. Но вот показались берега Колхиды, и Фемистокл оживился. Он увидел виноградники на склонах зеленых холмов, увидел могучие кипарисы и вьющиеся розы на ограде небольших домов сельских жителей. Белые овцы на зеленой лужайке привели его в восторг. Он позвал дочерей и пообещал им, что настанет день, когда они побывают на этой благословенной земле, напоминающей любимую Грецию. Стояли ясные солнечные дни, и море, совсем спокойное, тихо плескалось у песчаных берегов. В такие дни хотелось окунуться и полежать на теплом песке. Но это удавалось сделать только Аристиду и Андроклу, самым молодым мужчинам на корабле Никострата.

Долгим было путешествие, но настал день, когда они увидели город на высокой горе и белую колоннаду храмов на ее вершине. Они приближались к небольшой гавани, где стояли корабли. Столица Боспорского царства, город Пантикапей вел торговлю со многими городами, раскинутыми у берегов Понта Евксинского. Были видны суда, присланные за пшеницей и рыбой из Рима и Афин.

Фемистокла порадовал храм, а вот скудная растительность на склоне горы опечалила его.

— Не ласковая земля, не щедрая, — сказал он стоящему рядом Андроклу. — Посмотри, ни одной пальмы не видно, нет оливы, не вьются розы на оградах домов. О, это суровая земля! Да и море какое-то хмурое, неприветливое.

— Зато рыбы здесь много, посмотри, Фемистокл, направо, рыбак тянет сети, и сколько в них живого серебра, — ответил Андрокл.

Братья обладали завидным спокойствием. Они всем были довольны и долгие месяцы пути терпеливо переносили невзгоды, никогда не жалуясь. Фемистоклу особенно нравился Аристид. Он всегда умел находить что-то приятное и непременно восхищался увиденным. Сейчас, стоя рядом с Клеоникой, он говорил ей:

— Посмотри, Клеоника, как хорош этот храм на вершине горы. Он чем-то напоминает небольшой храм, который стоит на холме по дороге в Дельфы. Сразу видно, что здесь живут греки. Мне так и говорили бывалые люди, что Пантикапей настоящий греческий город. Он стоит здесь уже сотни лет. Тысячи греков трудились на благо его процветания. Мой друг Ксанф писал мне, что живет на улице Ювелиров. Не правда ли, смешно? И я жил на улице Ювелиров в Афинах. Я куплю себе дом поблизости от Ксанфа и окажусь на своей улице, рядом со старым другом.

— Откуда ты его знаешь? — спросила Клеоника. — Разве он жил в Афинах?

— Мало того, мы с ним вместе учились мастерству у старого Антония. Лет пять назад отец Ксанфа задумал переехать в эти края. И увез он тогда Ксанфа. Теперь мой друг стал богатым человеком. Он писал мне, что здешние ювелиры завалены работой, не успевают, — так много желающих получить дорогие украшения из золота. Ксанф научился делать чеканку на золотых чашах и прославился своей искусной работой. Он писал мне, что звери, изображенные на чашах, так живо показаны в прыжках, а птицы в полете, что кажется, будто они живые.

— И ты научился этому искусству? — спросила Клеоника. Ей нравился Аристид. Она была рада случаю поговорить с умным человеком. «Такое могло случиться только на корабле, — думала девушка. — В Афинах мне бы никогда не встретить такого собеседника. Кто бы позволил мне разговаривать с незнакомым человеком? Где бы я его увидела?»

Клеоника не знала, что Аристид уже в начале пути сватался к ней, а младший брат, Андрокл, приглядел себе Эпиктету. Трудно себе представить радость Фемистокла, когда эти достойные молодые люди сказали ему о том, что им хотелось бы в Пантикапее сыграть свадьбу на улице Ювелиров. Они даже задумали сделать это в один день, чтобы сразу осчастливить всех афинян, доставленных Никостратом в Пантикапей.

— Я бы рад, да есть одно препятствие, которое, неизвестно, удастся ли преодолеть. Я должен признаться, что прибуду к берегам Понта Евксинского без денег. Запасы мои истощились еще в Афинах, когда я вручил изрядный выкуп своей госпоже Миррине. Я много потрудился, чтобы стать свободным и выкупить своих дочерей. Великое счастье вырваться из цепей рабства. Если подождете немного, я заработаю на приданое, и мы сговоримся.

— Что же не позаботился о приданом старший брат, Дорион? — спросил Андрокл. — Ему ведь это положено по всем законам?

— Это верно, но все скопленное Дорионом за десять лет службы у римского поэта Овидия Назона — все пошло на выкуп. Вот ведь как получилось!

Братья долго молчали, размышляя о судьбе Фемистокла и его дочерей. Они не знали рабства и потому с трудом понимали судьбу вольноотпущенника Фемистокла. Скромные и красивые девушки им понравились с первого же взгляда, когда они увидели их на корабле. Аристиду сразу же пришла мысль, что суждено им жениться на этих сестрах.

— Подождем немного, — сказал Аристид. — Мы сыграем свадьбу, как только немного поправятся твои дела. А приданое мы получим позднее.

Так и порешили. Но сестрам никто не сказал и слова. Эпиктета, более застенчивая, чем Клеоника, почти не разговаривала с Андроклом. Только изредка поглядывала на него и мечтала.

Эпиктета в задумчивости смотрела на приближающийся город и старалась представить себе, как сложится их жизнь на этой чужой земле.

— О чем ты призадумалась, сестрица? — спросила ее Клеоника. Разговор с Аристидом пробудил в ней надежду, и ей очень хотелось об этом сказать Эпиктете. Но она не успела, послышался голос Никострата. Он велел приготовиться к выходу.

Судно подходило к причалу. Приближался берег, и слышны были голоса грузчиков, торговцев съестным, бродячих мимов. Величавые на вид, очень рослые, бородатые скифы выделялись своей одеждой, какую афиняне не знали. У них были длинные штаны, короткие кожаные кафтаны и остроконечные шапки. До плеч спускались черные волосы.

Нагрузившись поклажей, Фемистокл со спутниками вышли на берег.

— Вот он — берег Понта Евксинского! — воскликнул Фемистокл и, кряхтя, поставил на землю амфору с оливковым маслом.

Вслед за ним шли дочери, нагруженные корзинами и узлами. Аристид и Андрокл помогали им, а затем взялись за свои корзины и тюки. Никострат торопил пассажиров, стремясь скорее вытащить доставленный сюда груз.

— Нет ли у вас золотых украшений в обмен на пшеницу? — спрашивали скифы на ломаном греческом языке.

— Ждите меня здесь, — сказал Аристид, когда весь привезенный скарб был собран на берегу и надо было решить, куда идти. — Я пойду на улицу Ювелиров к человеку, который должен нам помочь.

— Это Ксанф, искусный ювелир, — пояснила Клеоника, радуясь тому, что посвящена в некую тайну. — Он афинянин, он нам поможет!

— Подождем, — согласился Фемистокл. — День только начинается. Небо ясное. Тепло. Вот купим у старика печеной рыбы и поедим вдоволь.

— Однако нам повезло, — обратился он к Андроклу. — Говорят, что путешествие наше необычайно удачно. Мы плыли сюда меньше шести месяцев, а в прошлом году Никострат вел свое судно к этим берегам чуть ли не десять месяцев. Его все заносило к чужим берегам и так болтало, что не верили гребцы, сойдут ли живыми на землю.

Скифские мальчишки в длинных рубахах и остроконечных шапках подошли к Эпиктете и попросили соленых маслин. Они с трудом выговаривали два слова по-гречески, но, уверенные в том, что их поймут, протянули руки. Эпиктета весело рассмеялась и вытащила из корзины миску с маслинами. Получив угощение, мальчишки благодарили на своем непонятном языке. Лакомясь маслинами, они побежали к своим, оповещая громкими возгласами, что прибыли добрые греки.

Тем временем вернулся Аристид. С ним пришел Ксанф и двое молодых рабов. Они быстро нагрузились поклажей и пошли на улицу Ювелиров.