Аллоген. Пенталогия (СИ) - Антоневич Андрей Анатольевич - Страница 13

Жильцы барака переодевались в праздничный белый комбинезон и в сопровождении дежурного акремонца, отправлялись на той же платформе, на которой добирались на работу, на промывку мозгов. Внутри дома располагались многоярусные сиденья, которые были расположены параллельно стенам. В центре здания находилась небольшая антрацитовая пирамида, до двадцати метров в высоту, из основания которой к потолку проецировалось изображение архонта, облаченного в непроницаемо-черную тунику, который вещал всегда одно и тоже:

— Радуйтесь. Мы, Архонты, создали вас по подобию своему и расселили вас на прекрасной планете Адамас. Мы дали Вам знания и материалы для развития и процветания, однако, вы начали уничтожать друг друга и несколько планет погибло. В том числе и Адамас. Мы остановили войну, и выживших отправили в эту солнечную систему. Здесь ваши предки уничтожили еще одну планету, с которой мы пересилили вас на Землю. Мы оставили вас, но вернулись когда узнали, что вы вот-вот уничтожите свою цивилизацию. Мы вернулись, что бы вас спасти от себя же. Вы наши дети. Мы вас любим. Радуйтесь. Мы позаботимся о вас. Мы вырастим ваших детей. Они станут вершителями судеб Вселенной. Радуйтесь. Плерома — мать всего сущего. Она примет всех вас в свои объятия.

Эти слова сопровождались демонстрацией сюжетов, в которых были высокие люди в одеяниях архонтов, какие-то ужасные существа, похожие на огромных амеб, шаровые молнии, пауков, тараканов, рыб, динозавров и стрекоз. Там же были огромные несуразные летающие корабли. Какие-то военные баталии в космосе. А в конце появлялись кадры, на которых несколько архонтов шли с несколькими десятками обнаженных земных женщин и мужчин по зеленой лужайке. В финале архонты в окружении разновозрастных детей демонстрировали им карту звездного неба.

Завершалось все массовым пением гимна Плероме. Гимн был в записи на языке архонтов. Собой он представлял набор однослоговых фраз и сопровождался мелодией, которая очень напоминала звуки земного органа. Однако что-то в этой мелодии было чужое. Очень незнакомое и от того отталкивающее.

Акремонцы тщательно следили за усердием герадамасов при исполнении гимна Плероме. Те, кто не очень усердно раскрывал рот или «радовался» в «Доме радости», после возвращения в помещение барака, подвергался экзекуции нейростимуляторными браслетами.

Можно было петь, можно было радоваться, но каждый раз при трансляции кадров, где архонты были с детьми, из рядов доносились горестные женские вздохи. Люди по-прежнему не знали ничего о местонахождении детей, выживших после вакханалии, устроенной архонтами при возвращении на Землю.

В течение двух месяцев большинство оставшихся в живых людей освоились и начали жить по правилам архонтов. Со временем тоска по детям, которых насильно разлучили с родителями, стала заглушаться. Кормили хорошо, работа была не тяжелая, условия для проживания были комфортные.

Единственного чего не было — это развлечений. Досуг проводить было негде кроме как в бараке. Азартные и другие развлекательные игры были запрещены. Разрешалось только петь гимн Плероме по собственной инициативе. Что некоторые и делали, желая заслужить снисхождения хозяев.

В результате природа взяла свое. Люди начали опять любить друг друга и вступать в половые контакты без ограничения. Конфликтов между мужчинами из-за женщин почти не возникало, потому что их в каждом бараке было почти в два раза больше. Если по началу люди стыдились вступать в половые отношения, в насквозь просвечиваемом бараке, открыто, то со временем стыдливое чувство угасло.

Этому способствовал скученный образ жизни и правило установленное архонтами — женщина не имела права иметь постоянного полового партнера, а мужчины были обязаны любить всех женщин в бараке, независимо от того, на каком языке она разговаривала и какой она была расы. Беременных женщин переводили для отдельного проживания в отдельный барак, а на их места размещали женщин из других бараков.

Так прошел почти год. Большинство людей, такой образ жизни устраивал, но не всех. Несколько тысяч человек — те, которые не попались в сети «сколопендрам» и те, которые по счастливой случайности смогли сбежать из фильтрационных лагерей, либо при транспортировке в города-поселения, скрывались в сибирских лесах, периодически напоминая архонтам о своем существовании дерзкими нападениями на грузовые транспорты. Давая им тем самым понять — человеческая раса еще существует…

Однажды, в теплице, где выращивали капусту, Макс увидел старика. На вид ему было около пятидесяти. Но подготовка Максима по методам идентификации подсказала ему, что ему на самом деле ему больше шестидесяти. Лицо старика Максиму показалось смутно знакомым. Был он из другого барака и так как на работе общаться, с представителями других бараков, было запрещено, спросить о нем было не у кого.

Первый вопрос у него возник — почему старик жив. Второй — почему он появился у них в теплице, ведь менялся только женский состав забеременевших женщин и в течение года новых мужчин по месту работы и проживания он не встречал. Третьим вопросом было то, что в теплице он перемещался спокойно и без оглядки. Казалось, что акремонцы его не видят и он сам по себе. Старик не делал никакой работы и, как показалось Максиму, пристально наблюдал только за ним. При этом странный человек почему-то ехидно улыбался.

Спустя две недели после появления «старика», они встретились в туалете теплицы, который был, как и везде, общим. В этот момент кроме них там никого не было. Макс был уверен, что старик по национальности из славян и спросил у него на русском языке:

— Вы говорите на русском?

— Я говорю на многих языках, в том числе и на языках этой планеты.

— Наверное, психбольной — подумал Максим, — Хотя, как он прошел отбор в фильтрационном лагере? Подозрительный дедок, — а вслух спросил, — Ты кто такой?

— А ты знаешь, кто ты такой? — парировал дед.

— Дед, тебе голова не болит?

— Главное, чтобы тебе не болела, — старик загадочно улыбнулся и дотронулся пальцем до лба Макса.

Первым ощущением Максима было головокружение, как в двенадцать лет, когда он впервые попробовал спиртное, принесенное старшими ребятами в спальню интерната. Потом перед глазами пронеслись миллионы картинок из его жизни.

Он впервые увидел лицо своей матери. То, что это была она, он понял сразу и в этом не сомневался. Прокуренный палец отца Никодима, запихивающего ему в рот просвирку на причастии. Лица преподавателей интерната. Грустные глаза Анюты. Пашку «Цыбу». Своих одногруппников по интернату и академии и многое другое, что хранилось у него в памяти.

Дальше пошло нечто несуразное. Он увидел странных созданий, непонятные строения, ужасные пейзажи незнакомых, для человеческого глаза, миров и россыпь галактик в космосе.

Когда эта плеяда картинок пронеслась перед глазами, и он начал возвращаться к действительности, то глубоко вдохнул, как будто вынырнул с большой глубины. В мозгах у Макса просветлело, и он увидел, что странный старик все также стоит возле него и задумчиво за ним наблюдает.

— Что это было? — спросил Максим.

— Я подключил тебя к Плероме.

Только Максим переварил услышанное и открыл рот для следующего вопроса, как в туалет зашел один из акремонцев из числа охраны теплицы. Он злобно зашипел на них.

— Герадамасы, немедленно идите работать. Вы нарушили правила, — и навел конечность с нейростимулятором на старика.

Тот улыбнулся, и вдруг произошло что-то невероятное — акремонца начало трясти и вырвало на пол туалета. Рвотные массы зеленого цвета с отвратительным запахом протухших яиц сразу растворились под действием обеззараживающего излучения пола.

— Все-таки отличные у архонтов есть вещи, — моментально пронеслось у Макса в мыслях. А акремонец просто стоял и таращился в стену своими пустыми глазами, беспрерывно раскрывая клюв.