Граф Вальтеоф. В кругу ярлов - Даймоук Джульетта - Страница 44

• Предыдущая
• 44/75
• Следующая

– Никогда, – Торкель сказал это с уверенностью. – Мой господин, пошли к королю Ричарда де Руля. Обращался ты с ним хорошо, ты не мог бы никого лучше выбрать, чтобы узнать у Вильгельма его условия.

Вальтеоф встал на ноги, распрямил плечи:

– Ты прав, конечно. Я поговорю с ним об этом.

Он вернулся в лагерь, совершенно спокойный, господин самому себе, и, исключая морщинку, не осталось никакого следа от отчаяния, охватившего его.

Ричард в своей палатке зевал над шахматами, снедаемый скукой пленника.

– Ты поедешь? – спросил граф. – Один из моих людей проведет тебя через болота и привезет обратно с ответом от Вильгельма.

– Я поеду, – ответил Ричард. – Друг мой, это все, что ты можешь сделать.

– Да, но как это все будет? – тоскливо спросил Вальтеоф. – Он заставит меня ехать на моих собственных коленях с седлом на спине?

Ричард яростно запротестовал:

– Клянусь, Вальтеоф, он не заставит тебя это делать. Ты ненавидишь его сейчас за все, что он натворил на севере, и я не могу тебя винить, но он умеет быть милосердным. Поверь мне.

– Что еще я могу сделать? – сказал Вальтеоф и посмотрел ему вслед, когда Ричард уехал вместе с местным сопровождающим.

На следующее утро он вернулся с ответом Вильгельма. Граф Хантингтона должен немедленно приехать в лагерь нормандцев со всеми своими людьми и сдать оружие. Им обещают сохранить жизнь, но и только.

Казалось, что Оти помогал ему одеваться дольше и тщательнее, чем обычно, Вальтеоф сказал:

– Если бы мой отец мог видеть, что я собираюсь сегодня сделать…

Оти выругался и затем прибавил:

– Вы – человек гордый, господин. Может, раньше я этого не говорил, но я приглядывал за вами с тех пор, когда вы еще не могли достать до стремени, и говорю вам, что он должен благодарить Бога за то, что вы то, что вы есть.

Теплое чувство охватило Вальтеофа, первый раз за все эти дни, вселяя в него уверенность, и он слегка дотронулся до руки Оти.

– Даст Бог, я не заставлю вас идти на позор, – грустно сказал он и вышел.

Молчаливая группа выехала из болот во главе с графом. Мало кто говорил, и слышны были только топот копыт и бряцание оружия. Вчерашнее резкое солнце скрылось, и сегодня снова тяжелые облака надвигались с востока, обещая снег. Вальтеоф ехал между Ричардом и Торкелем. Он не мог больше ни о чем думать. Все, что сейчас занимало его ум, – это боль от поражения и измены и еще большая боль от того, что он должен отдать свой топор в нормандские руки. Он вспомнил слова умирающего отца – «носи его с честью», – и ему хотелось знать, в покое ли сейчас его дух. Он держал топор, чувствуя знакомую рукоять, отделанную серебром. Мысль о том, что он будет висеть в нормандском доме, была невыносима, заставляла его сгорать от стыда, и ему хотелось умереть, держа его в руках, как умер его брат. Лучше бы он сжег его прошлой ночью, чем отдавать его сейчас.

Но это не было сделано, и поэтому, когда он приехал в нормандский лагерь и шел во главе своих воинов через ряды нормандских копий, все, что он мог сделать, – это нести его с гордостью. Он шел совершенно безвольный к палатке короля, так, как будто его здесь и не было, и, остановившись перед нормандским флагом, оглянулся на нормандцев.

Он увидел Вильгельма де Варенна, который был так добр к нему в Нормандии; увидел Вальтера Гюиффара, на землях которого он охотился; оба выглядели мрачно, но де Варенн слабо улыбнулся, стараясь его поддержать. Он увидел Ива де Таллебуа со злобным выражением лица и Ральфа де Тоени, знаменосца, который подошел, чтобы организовать сбор оружия.

Он подошел к графу и протянул руку, но гордость снова вспыхнула в Вальтеофе.

– Нет, – громко и ясно сказал он, – я не отдам топор никому, кроме короля.

Де Тоени тяжело посмотрел на него:

– Мой господин, мне приказано… Вальтеоф посмотрел на него прямо.

– Вы хотите забрать его у меня силой?

– О, нет, – торопливо ответил де Тоени. Историю о том, как боролся Вальтеоф в воротах Йорка, слышал каждый нормандец. – Я не вижу причин, почему бы вам не отдать его в руки нашего короля.

И в эту минуту из палатки вышел сам Вильгельм. Он тоже был одет в боевую кольчугу, с мечом в руке, шлем его был украшен золотой короной, пурпурная мантия развевалась у него за плечами. Он остановился, сурово глядя на англичан. Затем он направился прямо к Вальтеофу.

– Ну, господин, – его тон был недружелюбным, – или мне называть вас бунтарем и предателем, так как вы уже приезжали ко мне таким образом однажды?

Слова ударили Вальтеофа так, что он вздрогнул. Медленно он опустился на колени и положил свой боевой топор к ногам Вильгельма. Тихим, странным голосом граф проговорил:

– Я предаю себя в твои руки, король Вильгельм, свою жизнь и себя самого. Мой кузен, граф Госпатрик, посылает это кольцо как знак своего подчинения. Мы просим помилования для наших людей.

Казалось, он вечность стоял на коленях, прежде чем Вильгельм ответил.

– И если я прощу тебя, что потом? Ты клялся мне уже в Беркхамстеде.

Сознавая, что все на него смотрят, что каждый видит его позор, он должен был выдавить из себя слова:

– Да, сеньор, но я поднял восстание против вас, потому что считал, что вы захватили нашу землю без права на это. Но теперь, видно, что десница Господня тяжела над нами, и вы имеете это право. Если вы простите нас, клянусь Святым Крестом и Господом, что я никогда более не подниму против вас оружия. – Он поднял топор и вручил его Вильгельму.

Король положил на него руку, как бы собираясь его взять. Их взгляды встретились и задержались.

– Могу я верить тебе, граф Вальтеоф?

– Да, сеньор, если я могу надеяться на милосердие Божие.

Вильгельм все еще хмурился:

– То, что я прощаю однажды, я не прощу во второй раз.

– Я на это не рассчитываю.

Вильгельм наклонился и поднял Вальтеофа с колен:

– Держи свой топор, господин, держи свой титул и свои земли. Твоим людям не причинят вреда, и вы все можете вернуться в свой дом. – Он увидел недоверие на лице графа и продолжал: – Есть несколько человек, которых я никогда не хотел бы видеть своими врагами. Граф Гарольд – один, а ты, граф Вальтеоф, – другой.

– Сир! – Вальтеоф безмолвно взял топор. Часом позже он уже обедал за столом короля.

В день святого Киприана дороги, ведущие в Винчестер, были заполнены мужчинами, женщинами и детьми, спешащими к городу поглазеть на большое празднование. Королевская свадьба случается не каждый день, и поговаривали, что бракосочетание проведет новый архиепископ Кентерберийский. Бедняк навряд ли это увидит, но он, зато, сможет поглазеть на процессию и порадоваться, сам не зная чему. Там будет невеста невиданной красы и жених – герой простого народа, и огромная толпа людей в своих лучших одеждах заполнила улицы, увешанные венками и гирляндами цветов.

– Завтра будет прекрасный день, – заметил плетущийся по пыльной дороге мельник, читая знаки в вечернем небе. – Дождя пока не жди.

– Это было прекрасное лето, – согласился сосед. – Мой урожай – лучше, чем в прошлом году. Кажется, прошли плохие времена.

– Спасибо святым, – сказала его жена. Ноги у нее устали от ходьбы, но праздник того стоит, подумала она. – Говорят, что король будет щедрым, и для всех в городе устроят хорошее угощенье.

Все время проезжали кавалькады, заставляя простой народ разбегаться, чтобы дать дорогу баронам; каждый знатный господин и каждый англичанин, имеющий положение, стремился в Винчестер. Все видели в этой свадьбе первый признак примирения противных сторон, которое одно могло помочь забыть ненависть и убийства, иссушившие и сжегшие прекрасную землю. Саксонцы гордились своим героем, столь популярным и любимым в Англии, к которому теперь благоволит и король, столь долго противящийся этому браку, ну а нормандцы видели, что цветок из королевского сада вручается достойному человеку, бывшему когда-то врагом, чья доблесть не могла не вызывать симпатии у каждого воина, и чье великое имя вполне может соединиться с именем нормандского королевского дома.

• Предыдущая
• 44/75
• Следующая