Экзорцист: Проклятый металл. Жнец. Мор. Осквернитель - Корнев Павел Николаевич - Страница 41

Я прикрыл глаза и попытался ощутить энергетику подземелья. И сразу будто в потолок макушкой ткнулся. Ни вздохнуть, ни выдохнуть – ребра в ободья рассохшейся бочки превратились. Смахнув покатившиеся из глаз слезы, я помотал головой и направился к тюремному лекарю. Открутил крышку с протянутой эскулапом фляжки, чуток пригубил обжегшей глотку огнем полынной настойки и спрятал пузатую емкость под плащ.

– А… – разинул рот ошарашенный такой наглостью лекарь.

– Потом верну, – отмахнулся от него я и вернулся к арестанту.

Тот был средних лет, сутулый, с гнилыми зубами и явно неоднократно ломанным носом. Худой до торчащих из-под кожи ребер. Сама кожа желтоватая, под глазами – темные синяки. На руках и груди блеклые, будто полусведенные, наколки: пронзающая сердце пика, череп, кандалы. Так, а вот это уже интересней! Сломанная кирка! Отсидел, значит, и вышел? И не где-нибудь, а в «Ржавой кирке» срок мотал…

– На чем его прихватили? – обернулся я к бородатому хлыщу с лицом недовольного жизнью приказчика, который, без сомнения, был тут за главного.

– Тебя это не касается, – фыркнул бородатый. Принимает меня за простого костолома? Распространенное заблуждение.

– Вот что, козлик, – тяжело вздохнул я, не обратив внимания на невольно вырвавшийся у писаря смешок, – если тебе задают вопрос, будь добр на него ответить. Потому как в противном случае будешь общаться с этим жуликом сам.

– Да ты!..

– Рот закрой. – Выслушивать оскорбления желания у меня не было ни малейшего. – Предупреждаю последний раз: начнешь придуриваться, сам его потрошить будешь. Все ясно?

– Полегче, – еще сильней сморщил и без того кислую физиономию хлыщ.

– Без проблем, – пожал плечами я. – Так на чем его прихватили?

За последние пару лет кого только я не навидался – и запойных забулдыг, и душевнобольных, и откровенных симулянтов. А вот одержимых бесами только двоих всего и привозили. Нет, вообще бесноватые в лапы надзорной коллегии частенько попадались, да только они, как однажды сумничал заскочивший на огонек Джек Пратт, были жертвами повышенной чувствительности к потусторонней скверне, и не более того. Наглядные подтверждения ошибочности пресловутой догмы о младших бесах. Не мой профиль, мне куда сподручней с нормальными бесами управляться.

Так вот: осоловело уставившийся перед собой жулик вовсе не заслуживал столь пристального внимания со стороны королевской надзорной коллегии. Обычный ворюга с городского дна. Не мальчик на побегушках, но и на серьезного человека не похож. И что самое главное, потустороннего присутствия в нем не ощущалось вовсе.

– Спрыгнул на мостовую с четвертого этажа, бросился бежать и угодил под карету. Пока валялся без сознания, подоспели стражники, скрутили и уволокли в участок. Очнувшись, попытался сбежать из камеры, но его на всякий случай в кандалы заковали, а там и мы подоспели. Да, цепь ручных кандалов он таки порвал.

– Интересно. – Я присмотрелся к кровоподтеку на левой скуле задержанного. Это ему копытом прилетело? Нормального человека такой удар и в могилу загнать мог. А еще прыжок с крыши и порванные кандалы. – Когда это случилось?

– Вчера.

Ага, а кровоподтек почти сошел. И о чем это говорит? Да, по большому счету, только о том, что следует присмотреться к ворюге повнимательней.

– Успокоили как?

– У нас свои методы, – не стал откровенничать хлыщ.

– Полынную настойку давали?

– По самую маковку залили, – просветил меня тюремный лекарь.

– Ну и какую историю собирается нам поведать господин жулик? – подошел я к кругу, в который были вписаны пентакли, но заступать за него не стал. – С крыши-то зачем прыгал?

– Не помню, – тяжело ворочая языком, ответил изрядно захмелевший арестант. Да уж, полынная настойка – штука убойная.

– А что так?

– Пьяный был…

– Понятно. А звать тебя?..

– Леон. Леон Алвис.

– Есть на него что-нибудь? – уточнил я у представителя надзорной коллегии.

– Леон Алвис, сын портового разнорабочего и прачки. Тридцать пять лет. Неоднократно привлекался за мелкие правонарушения. В основном воровство. Обычно после возвращения с исправительных работ на некоторое время пропадал из поля зрения Стражи, но потом опять брался за старое.

– Вот оно как, – поцокал языком я, чувствуя, как поддетая под кожаный плащ рубаха начинает пропитываться потом. – А постояльцем «Ржавой кирки» ему бывать не доводилось, случаем?

– Нет.

– Точно?

– Пустышка. Мы проверяли и досье, и записи каторги.

– Понятно. – Я отвернулся к арестанту и прищурился. – А скажи мне, Леон, как же так получилось: на каторге ты срок не мотал, а «сломанной киркой» обзавелся?

– Чего? – непонимающе вылупился на меня Алвис.

– Татуировка, говорю, откуда у тебя эта взялась? Вон та, на предплечье – кирка сломанная?

– Наколол.

– Зачем?

– А что, нельзя?

– Нельзя, друг мой, нельзя. – Я покачал головой, внимательно прислушиваясь к собственным ощущениям. Ворохнулось в глубине души что-то? Или показалось? Скорее показалось – Леон как сидел, так и сидит, не поморщился даже. – Видишь ли, если судить по этой наколке, ты не только отмотал срок в «Ржавой кирке», но и зарекомендовал себя определенным образом. Что называется: «отсидел и вышел». Как же такое получилось? На каторгу-то тебя покуда не отправляли…

– А кто об этом знает? – вскинулся Алвис. – Если ты никто и звать тебя никак, правильные люди с тобой даже разговаривать не станут! А чем я хуже? Набил, и все!

– Понятно, – в очередной раз кивнул я. Присутствия беса ощутить так и не получалось. Но ведь были и прыжок с крыши, и порванные кандалы. Что же это, выходит, живоглоты из надзорной коллегии, сами того не ведая, умудрились обряд экзорцизма провести?

– Только понимаешь, Леон, за эту проделку с тебя те самые правильные люди давно бы уже шкуру живьем содрали. Такие уж у тех людей понятия изуверские. А кирка у тебя, сразу видно, – давнишняя. Не сегодня и не вчера набитая.

– А кто-то мог выявить обман? – заинтересовался хлыщ с коллегии.

– Несомненно, – криво усмехнулся я. Столько считавших себя самыми умными юнцов на этом деле погорело – и не сосчитать. – А значит, друг мой, либо ты старался от тех самых серьезных людей держаться подальше, либо не тот, за кого себя выдаешь. И второй вариант кажется мне более вероятным.

Начав проговаривать про себя монотонный речитатив проясняющей сознание мантры, я переступил через начерченный на полу охранный круг и, ухватив задержанного за волосы, уставился ему в лицо. Поймал взгляд светло-голубых глаз, попытался подавить волю… И тут из заклубившейся на самом дне его души тьмы вырвался бес. Подобно учуявшей запах крови акуле потусторонняя тварь стремительно метнулась мне навстречу, обожгла холодом и отшвырнула прочь.

Со всего маху врезавшись спиной в стену подвала, я рухнул на пол и несколько мгновений глотал открытым ртом воздух. Хоть мантра, почерпнутая в вызубренном за время отсидки почти наизусть пухлом томике «Пути мыслителя», и помешала бесу завладеть моим сознанием, но от удара о камни пошла кругом голова. Ко всему прочему потусторонняя тварь больше не считала нужным скрывать свое присутствие, и не отличавшийся богатырским сложением Леон Алвис начал довольно успешно избавляться от пут. Один из удерживавших его руки кожаных ремней уже лопнул, остальные доживали последние мгновения, и надежда оставалась лишь на ножные кандалы.

– Назад! – пытаясь подняться на ноги, рявкнул я на рванувших к заключенному охранников. – Не заступайте за круг! На жаровню третью смесь! Быстро!

Глаза защипал моментально разошедшийся по подвалу дым, в нос ударил горький запах полыни, и извивавшегося на стуле бесноватого скрутил приступ рвавшего легкие кашля.

– Мы можем… – подскочил ко мне старший охранник.

– Назад… – прохрипел я и оперся о стену.

Заточенные во мне бесы как-то очень уж неуверенно попытались перехватить контроль над телом, но загнать их в темницу оказалось даже проще, нежели обычно. И все равно – не вовремя…