Несомненно ты (ЛП) - Энн Джуэл Э. - Страница 40

— Ох... Ладно.

— Ты сдавала когда-нибудь кровь до этого? — спрашивает Лотнер, пока отстёгивает ремень безопасности.

— Один раз, когда была в выпускном классе, тогда наша школа принимала подобную донорскую организацию.

— Отлично. Так что ты знаешь, чего ожидать, — он выбирается из машины и подходит к двери с моей стороны.

Даа, я знаю, чего ожидать: перед глазами всё плывёт, уши закладывает, кружится голова, а затем едкий запах нашатырного спирта, который возвращает меня в этот мир из темноты.

Он открывает мне дверь, и мои коленки уже начинают трястись.

— Пойдём, пообщаемся с мамой.

Мы подходим к группе женщин, которые стоят вокруг столов, на которых разложены вода, соки и печенье.

— А вот и мой мальчик, — говорит Ребекка, раскрыв свои объятия.

Он нежно обнимает свою маму.

— Привет, мам.

Он выпрямляется и берёт меня за руку снова, переплетая наши пальцы.

— Ты помнишь Сидни?

— Конечно. Очень приятно увидеться с вами снова. Я действительно ценю то, что вы оба пришли сюда сегодня.

— Это для благого дела. Но мне жаль, что с вашей подругой такое случилось.

— Спасибо, милая. Она находится в коме уже две недели, но мы очень надеемся, что скоро она выйдет из неё.

Я улыбаюсь и вежливо киваю.

— Пойдём, малышка, нам нужно заполнить некоторые бумаги, — Лотнер тянет меня к другому столу, на котором лежат формы, которые нужно заполнить.

Я слежу за реакцией его матери после того, как он ласково назвал меня малышкой, но, кажется, её это ничуть не смутило. Мне нравится Ребекка. Она кажется такой искренней и доброй. Это не должно меня волновать, так как я не собираюсь возвращаться в Пало-Альто, но мне хотелось, чтобы я ей понравилась. Я бы не хотела запомниться ей, как девушка, которая разобьёт сердце её мальчику. Разве это возможно, что я могу разбить сердце Лотнеру?

Мы заполняем все формы. Лотнер берёт одну из них и открывает.

— Сидни Монтгомери, — зовёт меня девушка с короткими тёмными волосами.

Во рту становится сухо, а мои сцепленные зубы постукивают.

— Я, — выдавливаю я из себя улыбку, пока шагаю к автобусу.

Лотнер сверкает своей улыбкой, когда я вхожу в передвижной автомобиль по сбору крови.

— Вот сюда, — хлопает он свободной рукой по сиденью рядом с ним.

Я честно пыталась не пялиться на иглу, которая торчит из его руки или на трубку, по которой стекает кровь. Дело даже не в том, что меня начинает тошнить или начинает кружиться голова при виде чьей-то крови, но тревога, которая, я уверена, появилась из-за того, что мне предстоит сделать, это совершенно неприятное чувство.

— Я вижу, вы уже сдавали кровь прежде, но после этого вы упали в обморок?

Я смотрю на Лотнера, пока она затягивает жгут вокруг моей руки. Он слегка хмурится.

— Низкий уровень сахара? — спрашивает он.

— Наверное, — пожимаю я плечами и смущенно улыбаюсь.

Это никак не связано с уровнем сахара в крови, но я решаю всё-таки придерживаться этой версии.

— Ну, ты хорошо позавтракала, и мы тебе дадим стакан сока сразу после этого, так что с тобой всё будет в порядке.

— Даа... в порядке... — повторяю я, натянуто улыбнувшись и закивав, подтверждая ответ.

Мимолётный запах спирта, когда протирают кожу тампоном, небольшой прокол, ослабление жгута и вуаля — чистая трубка приобретает красный цвет. Это простая часть этого дела. У меня хорошие вены, и укол меня не волнует. Что действительно является проблемой, так это подняться после всего этого. Я сдавала кровь всего лишь раз, но в обморок я падаю каждый раз, как у меня берут кровь. И совершенно неважно капля это крови или же пол-литра... Я уже и со счёта сбилась.

— Мы не будем сегодня заниматься серфингом. Никакой бурной деятельности после сдачи крови.

Я смотрю на него.

— А серфинг — это бурная деятельность?

Он хмыкает и усмехается.

— Ну, по крайней мере, для одного из нас точно.

— Ещё раз скажу: не смешно, — закатываю я глаза.

Лотнер сидит со мной внутри, пока я не заканчиваю. Он даёт мне стакан сока даже до того, как я пытаюсь встать.

— Выпей это и просто дай себе немного времени прежде, чем будешь вставать. Хорошо?

Я киваю и делаю, как мне было сказано.

— Ты знаешь о том, что каждые две секунды кому-то требуется кровь, которую сдали? И с каждой такой сдачи крови может быть спасено три человека?

Лотнер садится на корточки у меня между ног, положа руки мне на бёдра.

Мне нравится то, как рьяно он относится к помощи людям. Это делает дико очевидным тот факт, что он получает степень в области медицины. И я ни секунды не сомневаюсь, что если бы он связал свою жизнь с футболом, он был бы одним из тех игроков, кто использует свои деньги и статус знаменитости для больших целей также не связанных с футболом. Когда мы первый раз поехали на пляж, я видела, как он убирает мусор вдоль береговой линии, пока я превращала себя в идиотку в воде. У него врождённое желание делать добро.

— Ты хороший человек, Лотнер. Какое у тебя второе имя?

— Ашер,— он наклоняется ко мне и целует меня в повязку на руке. — Оно означает «счастливый и благословенный».

— Хорошо, ты хороший человек, Лотнер Ашер Салливан.

— Это означает, что многое исходит от тебя, — подмигивает он.

— Пфф... может быть, я и дочь священника, но я не послана с миссией спасти мир.

— Да, тебе просто пришлось быстро повзрослеть, чтобы помогать воспитывать младшую сестру. А теперь ты работаешь ради того, чтобы закончить учёбу и вызываешься волонтёром, чтобы с помощью своих способностей фотографа помогать семьям, чьи дети больны лейкемией. И ты только что сдала кровь.

— Благодарю, святой Лотнер, — я беру его лицо и хорошенько целую в губы. — А теперь давай покончим с этим.

Он встаёт и протягивает мне руку.

— С тобой всё в порядке.

Даа... в порядке...

Я поднимаюсь, и у Лотнера на лице появляется выражение «я же говорил тебе». А потом, после небольшого предупреждения, уши закладывает, голова кружится и свет гаснет. Я отрубаюсь.

— Теперь я чувствую себя дерьмово, — говорит Лотнер, раскладывая еду на покрывале на пляже, который я теперь официально называю «нашим». — Всё ещё не могу поверить, что ты упала в обморок. Уверена, что завтракала утром?

Я переворачиваюсь на спину и надеваю обратно солнечные очки.

— В этом нет ничего такого. И да, я завтракала сегодня утром. Не могу поверить, что ты всё ещё здесь. Серьёзно. Я безнадёжна. Я отказываюсь принимать на себя какие-то обязательства. И я падаю в обморок. А ещё вообще не умею пить. И я рассказала тебе о своём менструальном цикле спустя пять дней, как мы с тобой познакомились. Пять! Ты уже давно должен был с криками «сумасшедшая сука» убегать в закат.

Он даёт мне сэндвич и качает головой.

— Никогда за всю свою жизнь, находясь в здравом уме, я не использую то второе слово, которое ты назвала после «сумасшедшей».

Я откусываю сэндвич и наблюдаю, как волны врезаются в берег. Лотнер говорит самые невероятные вещи с таким спокойствием, будто заказывает кофе.

— А что, если ты никогда снова не найдёшь себе такую сумасшедшую? — спрашиваю я, посмотрев на него.

— А что, если полностью голый парень никогда не прыгнул бы к тебе в бассейн? — откусывает он свой сэндвич.

Я смеюсь.

— А что, если ты никогда больше не узреешь пьяный стриптиз?

Теперь и он смеётся.

— Что, если тебе никто больше не купит вишнево-миндальных галет?

Я не могу перестать улыбаться, глядя на бесконечный океан.

Что, если я никогда не увидела бы мир в этих голубых ирисах?

— Да… что если… — шепчу я.

Всё остальное время, что мы сидим, доедая ланч, мы проводим, слушая успокаивающие звуки прибоя. Так много невысказанных слов между нами. Озвучив их, всё равно ничего не изменится, это лишь сделает ещё больнее. Я думаю, что те эмоции, которые мы испытываем, настолько велики ещё и потому, что они в новинку для нас. Со временем воспоминания потускнеют, и жизнь наполнится новыми. Я бы и представить не могла, что боль от потери мамы перестанет тяжелым грузом лежать у меня на сердце, но так оно и вышло. Пустота, которую ничем уже нельзя заполнить была и будет, но уже больше не больно. На том месте теперь большой зарубцевавшийся шрам, который больше не болит. Лотнер оставит свою собственную отметину у меня на сердце. И она тоже станет безболезненным напоминанием об особом человеке, который был в моей жизни.