Эннера (СИ) - "Merely Melpomene" - Страница 30

— Доа? — с довольной улыбкой повторила Таль, видимо, решившая игнорировать его сарказм напрочь. — Значит, это так называется. Как ты узнал?

— Так сказал Ллэр, — Адан не сводил с её лица пристального взгляда.

— А он кто? — она удивлённо моргнула. Он мог поклясться — не фальшивила.

— Он… Не важно. Друг. Атради.

— Атради? — Таль презрительно скривилась. — Я бы не стала доверять им. Вечные отморозки не признают никого, кроме своих. Кичатся своей бессмертной отравленной кровью. Но, собственно, это не меняет сути. Как бы ни называлась ваша раса, твоя кровь…

— Бессмертной? — перебил Адан. — В каком смысле?

— В прямом. Они не умираю и живут вечно. Видишь перед собой молодую девушку, а на самом деле её возраст исчисляется десятками тысячелетий… Твой Ллэр тебе ничего об этом не сказал?

***

Просыпаться без головной боли было приятно. Даже когда в правую щеку упирается что-то острое, левая рука неестественно вывернута, видимо в бессознательном поиске несуществующей подушки, а правая нога, согнутая в колене, чуть свисающая с края лежанки, затекла.

Просыпаться там, где пахнет книгами, тоже доставляло неожиданное, новое по краскам удовольствие. Особенно, когда запах знакомый, почти родной. Такой, словно Роми снова вернулась на много, очень много лет назад. Туда, где всё только начиналось.

Где было тепло. Даже жарко.

Нет, это сейчас жарко. Несмотря на то, что она ничем не укрыта, а одежды по-прежнему, считай, что нет. На лицо падают мягкие солнечные лучи. Значит — ещё утро. Или уже — утро… Но всё равно жарко и пробуждает воспоминания.

Алэй всегда любил бумагу. Книги. В их с Ллэром мире ещё не успели заменить всё и вся электронными версиями, но, кажется, к этому шло, когда она забрала его оттуда. Алэй, получив в своё распоряжение любые технологии из любых миров, не вступающие в конфликт с биополями атради, остался верен своей старой страсти: всё от руки, всё на бумаге… Ему нравилось, что практически любая техника не любит Основателей, что машины — глохнут, бытовая аппаратура сходит с ума, даже электронные часы останавливаются. Карандаши, ручки, чернильные перья, грифели, фломастеры — что угодно, в чем не будет микросхем и кнопок — это было его.

Когда-то Алэй играл на скрипке. И на гитаре. И ещё на нескольких музыкальных инструментах, известных только в его родном мире. В детстве его пытались убедить, что дар этот, как говорили у него дома, от Бога, но он не особо любил музыку. Алэй любил сочинять истории. И сделал ставку на это. Он не был гением, но воображение никогда не подводило, слова подчинялись легко, и в двадцать семь Алэй уже умудрился издать несколько книг, которые неплохо продавались. Ему ничего не было нужно, только свобода и возможность делать то, что ему нравится. И это он сумел себе и не только себе обеспечить.

В его доме всегда пахло солнцем и книгами. Но жизнь имела свои планы на молодого, подающего надежды писателя.

Ллэр не умел ничего. Точнее, он не хотел уметь. Ему всё давалось легко, щелчком пальцев. Любая затея, любой идиотский план с раннего детства без труда воплощался в реальность. У него был острый ум, склонность к манипуляциям, желание власти и одновременно — свободы, а ещё ни с чем не сравнимый талант обольщать и очаровывать. Вся семья в один голос пыталась вразумить бездельника. Твердила ему, что он смог бы многого достичь. Что игнорировать свои таланты — безответственность. Ллэр ухмылялся, пожимал плечами и срывался с места в очередное безумное путешествие на поиски древних цивилизаций. Это единственное, что ему было интересно. Вся его не такая уж долгая смертная жизнь была похожа на игру.

А потом появилась она и предложила Вечность и Невозможное. Роми знала, чего больше всего на свете не хватало Ллэру, и предложила это ему. В отличие от Алэя, он поверил сразу.

Как же они оказались похожи! Ллэра точно так же тянуло ко всему бумажному, написанному от руки. И плевать, что на один единственный манри-кристалл можно залить всё, чем он забил полки от пола до потолка в нескольких комнатах, которые именует берлогой. Плевать, что его жилище походит на библиотеку и архив.

Сначала ей это нравилось, потом…

Нет. Не стоит. Сейчас — не самый лучший момент вспоминать, как оно всё было. Потому что так недолго и размякнуть, расслабиться, перестать быть начеку и подставить себя и, скорее всего, многих других под удар. Это же Ллэр. Он далеко не белый и пушистый романтик, увлекающийся мифами и историей всех миров сразу.

Роми пошевелилась, пытаясь принять вменяемую позу, но только ещё сильнее вывернула суставы, охнула. Открыла один глаз. Правый. Прямо перед носом действительно лежала толстая, старая книга. Даже не одна. А ещё стопка помятых листков бумаги, исписанных мелким, аккуратным почерком, затертая от множества прикосновений папка с пожелтевшими газетными вырезками, огрызок карандаша, какой-то неизвестный хлам…

Всё это и многое другое она успела рассмотреть вчера, пока проявляла несвойственные ей чудеса выдержки, дожидаясь, когда Ллэру надоест возиться с нахальной девчонкой.

Конечно, когда он решил выполнить просьбу «морской свинки» и «вернуть её в клетку», Роми и не подумала оставить их в покое и свалить восвояси. Она могла бы отправиться на поиски Адана, попытаться понять, что именно он такое вспомнил, что так поспешно утащил её с Бэара, а потом так же мгновенно исчез из Тмиора, едва задав несколько вопросов Мире.

Вместо этого Роми упрямо последовала за Ллэром, пусть это даже означало наблюдать за тем, как он любезничает с Мирой, организовывает ей полноценный ужин из трёх блюд, укладывает спать. Та бурчала что-то благодарное, а Роми, некоторое время понаблюдав за всем, подумала, что не так уж та хочет, чтобы её оставили в покое и вернули к прошлой жизни. Разве будет в ней место настоящему чуду и исполнению любой прихоти?

Потом она не выдержала всего этого и ушла в другую комнату. Ждать.

Все её поведение было такой несусветной глупостью, таким ребячеством, что Роми даже не стала искать вразумительное объяснение. В итоге просидела в эркере на диване, листая книги и перебирая записи. С Ллэром они не обменялись и десятью словами. Он больше не пытался её гнать, Роми не хотела начинать при лишних ушах. Раз за разом прокручивала в голове предстоящий разговор, продумывала вопросы, перебирала события дня, репетировала реплики, а потом — просто пыталась вспомнить, когда последний раз общалась с ним, даже находилась в одной комнате!

Разговор обещал быть долгим или кратким, но при любом раскладе тяжелым и рано или поздно скатился бы в припоминания ошибок и взаимные обвинения.

Вспоминать — лучший способ заснуть, особенно, когда организм отключается от непривычной усталости. Может быть, хорошо, что вырубилась в этом совершенно не приспособленном для сна месте. Переспав со своими вопросами и размышлениями, на свежую голову оглянувшись на всё, что случилось вчера, Роми поняла — давить и требовать ответов уже не хочется. Хотелось, чтобы разговор действительно был разговором.

Чтобы Ллэр рассказал об Адане. О доа.

Это название одновременно ни о чём не говорило и заставляло внутренне вздрагивать. Но не только из-за того, чему она уже была свидетелем. Словно оживали в ней какие-то древние инстинкты, о которых не знала или забыла, как забыла тот день, когда появилась на свет, как не помнила, где… Будто просыпалась генетическая память и говорила — держись от доа подальше. И в то же время толкала ещё глубже в трясину происходящего. Что-то не давало остановиться, вычеркнуть из памяти — словно это тоже было частью какой-то давней программы, заложенной в ней.

Не раз за вчерашний безумный день Роми ловила себя на ощущении, что окажись на её месте любой другой, давно уже лишившийся любопытства вечный атради, он тоже не смог бы остаться в стороне. Какая-то тайна, связанная с доа, не даст просто забыть. И что Ллэр всё это понимает, гонит её и в то же время готов ответить, готов принять. Главное, подобрать верные слова — чего Роми уже много лет не удавалось.