Коронный разряд - Ильин Владимир Алексеевич - Страница 52

— Да легко. — Поморщился он, как от ерунды.

— Спасибо. А мы пойдем.

Нас проводили до дверей, предлагая заходить в любое время. Артем подхватил с кресла Веру, уже отошедшую от стресса и что-то восторженно вещающую про гонорар и первые съемки. На меня она старалась не смотреть, да и я не нуждался в ее внимании.

Дождавшись, когда они выйдут из кабинета, повернулся к секретарю и вежливо попросил у нее конверт. Заполнил его убористым почерком, выводя в получателях адрес лаборатории, а в отправителях — абонентский ящик, арендованный наряду с еще десятком в разных уголках Москвы. Выудил небольшой клок волос, принадлежащих Вере, и бережно поместил в конверт.

— Где исходящая почта?

— Вот тут, — указала она пластиковую конструкцию на краю стола. — Но я могла бы лично…

— Обычным порядком, вместе с остальными конвертами, — отрицательно повел я головой. — И я сегодня ничего не отправлял, вам понятно?

— Абсолютно. — Компенсируя провал в собственном поведении, секретарь излучала суровый профессионализм (то есть, отсутствие любопытства и готовность забывать все по команде).

Скоро узнаем, кто это такой у нас к медведю прицепился и не отстает.

— Случилось чего? — Артем стоял возле лифта в одиночестве. — Вера уже вниз спустилась.

— Мелочь одну чуть не позабыл, — отмахнулся я, прикрывая дверь за собой.

Но перед тем, как она закрылась, отсекая все звуки, до ушей еще успел долететь приглушенный отзвук мечтательной фразы Игоря:

— Ниночка, соедини меня с отцом…

Артем, разумеется, ее услышал тоже.

— Зачем ты его женить решил?

— Мне, может, интересно, каково это — семейная жизнь в близком приближении на примере друга. Скажи спасибо, что сегодня это Игорь.

— А если серьезно? — Не повелся Артем, подходя к лифту.

— У него в шкафу плед и постельное белье. Он спит на работе, это неправильно.

Все же, Игорь действительно мне друг.

— Максим, я серьезно!

Даже растерялся на мгновение — посмотрел, а Артем стоит, насупившись, и явно ждет другого ответа.

Подумал, что он хочет услышать, и произнес с весомой обстоятельностью:

— Примирение Игоря с семьей позволит непосредственно влиять на Долгоруких. Так же открывает варианты на воздействие через его будущую супругу. Абы кого ему не отдадут, он теперь в фаворе.

— Вот теперь — верю, — с довольным видом кивнул он. — А то вечно ты темнишь.

— Хм… — Выдал я неопределенный звук, не желая спорить.

Артем шагнул в кабину лифта, и я проследовал за ним.

— И вот что, Максим. Насчет социального статуса… — Произнес он, стоило створкам сомкнуться.

— Да?

— Про Веру ты все верно подсказал. Тут я не разбираюсь, не приходилось как-то. Но насчет Еремеевой могу подсказать.

— Слушаю.

— То, что ты для них сейчас делаешь. Эти ролики…

— Не только, — поспешил я уточнить. — Еще финансы на новые проекты. На бал и прием их пригласят, я почти договорился. Плюс попрошу кого-нибудь заключить с ними сделку на высшем уровне. Есть такие планы.

— Вот, — кивнул своим мыслям Артем. — Я примерно так и представлял. Так вот, это не сработает.

— Почему? — Удивился я.

— Потому что это твои связи, твои деньги и твои друзья. Не их, — качнул Артем головой. — Все они работают с тобой и делают одолжение тебе, а не Еремеевым. Я в этом разбираюсь.

— Но финансы и проекты…

— Тут все работает наоборот. Если у них были бы связи и знакомства, если бы их приглашали на приемы, как род, а не по твоей просьбе, с финансами тоже никаких проблем бы не возникло. Деньги же и сделки сами по себе не дают положения в обществе.

Циферблат лифта мерно отсчитывал метры до отметки первого этажа. А в душе была некая растерянность.

— Так что тогда делать? — Попросил я совета.

— Надо, чтобы с ними поделились статусом. Как это делается — сам понимаешь. — Вышел он из лифта, а затем, вместе со мной, и из здания.

Я посмотрел на спину Артема, спешащего к девушке в синем возле микроавтобуса телеканала. Сам же повернул к своей машине, дожидавшейся чуть дальше общей проходной, неспешно вышагивая и обдумывая предложенные Артемом варианты. Не высказанные прямо, но вполне понятные без лишних слов.

Статус такого уровня можно либо отнять, либо присоединиться к чужому. Третьего не дано.

Чтобы отложить эти мысли, решил-таки позвонить сестрам. Есть такой период у информации, находящейся у них на хранении, когда уже проходит предвкушение легкого садизма, с которым истина будет цедиться по каплям в обмен на мольбы и просьбы. Но до той грани, когда долгое ожидание пережигает желание говорить вообще, перерастая в глухую обиду — мол, они старались, а я совершенно равнодушен к их помощи.

Этот период славен тем, что информацию вываливают скопом, потоком слов прорывая плотину формальностей и стандартной структуры разговора. В общем, когда их распирает, и никто не может остановить, пока лавина данных не накроет абонента с головой.

Сев в машину, я набрал номер и предусмотрительно отвел трубку подальше от уха.

— Короче, она тебя любила! — Рявкнули в трубку через мгновение вместо гудка.

— Чего? За что?

— Сами не знаем! — Язвительно ответили мне.

— Нет, за что- понятно. Но мне ж тогда было тринадцать, а она вообще одиннадцатый класс!

— Любовь зла — полюбишь и…

— Неверная поговорка! — Осадил я их рявком.

— Любви все возрасты покорны?

— Сойдет. Так любила, теперь ненавидит. Что с того?

— А с того, что талант Целителя зависит от любви, — с придыханием ответили мне. — Как у аристократов — от Чести, а у тебя от любопытства.

— Так. — Почувствовал я неприятное ощущение в животе. — То есть, эта ее ненависть…

— Целители лечат любовью, — перебили меня. — Но каждого больного придурка любить не заставишь! Поэтому целитель обычно любит маму с папой, а их образ переносит на пациента, тем самым открывая возможность к их излечению. Но, как пишут на форумах, любовь к родителям не такая сильная, как… Ну, другая любовь. Однако есть проблема, когда любящий целитель приходит к дому возлюбленного и видит его с другой.

— Да я же знать не знал… — Растерялся я.

— А когда целитель вдобавок узнает, что ее любимый разрушил все счастье ее рода… — Сурово произносили сестры.

— Да подождите вы…

— Уничтожил все, чем целитель дорожил. Все, к чему он стремился…

— Тонь, Кать…

— Дар ломается. — Сухо ответили мне. — Целитель больше не может лечить. Ему некого любить.

— То есть, это конец для Ники? — Ответил я почему-то непослушными губами, пересохшим голосом.

— Нет, это ты — балбес! — Сердито заворчали мне. — Мог бы сам уточнить, первая страница поиска!

— У меня первая страница поиска в восьмой класс пошла, — проворчал я, чувствуя, как отпускает напряжение.

— Что бы ты без нас делал! В общем, это обратимо.

— Мне ее в себя опять влюбить что ли? — С подозрением уточнил я.

— Нет, просто показать ей, что ты обычный человек, — словно бы даже вздохнув от огорчения произнесла Тоня. — Надо убрать ненависть, всего лишь. Тогда она сможет целить любовью к родителям, а там, глядишь, снова себе кого-нибудь найдет, полюбит.

— Хорошо, — уже с облегчением выдохнул я. — Сделаем, не проблема.

— Не-не-не-не! — Затараторили они.

— Чего опять? — Посмотрел я на телефон.

— Мы тут подумали и решили, что тебе не надо делать вообще ничего! Совсем-совсем! Ненавидеть только на расстоянии легко, а тут примелькаешься рядом, само пройдет! Увидит, что у тебя две ноги, две руки и нет рогов с хвостом — и нормально!

— Ничего не делать? — С сомнением уточнил я.

— Точно! Ты же ничего ей не делал пока?

— Ну… В принципе, ничего…

— А ты нам точно все рассказал? — Вкрадчиво уточнили в трубку.

— Практически.

— И где сейчас Ника?

— В Москве, — бодро ответил я. — Не могу сказать, где точно, сами понимаете. Я за ней не слежу.

— Это правильно, — одобрили сестры. — С ней точно все в порядке?