Смех мертвых (Сборник романов и рассказов в жанре ужасов, написанных известными фантастами) - Каттнер Генри - Страница 42
- Предыдущая
- 42/190
- Следующая
Я молчал.
— Сжечь ее. О боже, Март, сжечь ее прекрасное тело — и я должен смотреть на это! Она заставила меня пообещать, что я буду смотреть, чтобы удостовериться, что ее действительно сожгли.
— Кремация — чистое завершение жизни, Хесс, — сказал я. — А Сандра была чистой девушкой и чертовски хорошей актрисой!
Он приблизил свое покрасневшее лицо к моему.
— Да… но я должен ее сжечь. Это убивает меня, Март! О боже!
Актер поставил на стол пустой бокал и повертел головой.
Интересно, почему Сандра вдруг настояла на кремации? В одном интервью она рассказывала, что боится огня. Разумеется, большинство интервью кинозвезд — чушь и фуфло, но я знал, что Сандра и в самом деле боялась огня. Однажды на съемках я видел, как с ней случилась настоящая истери-ка, когда исполнитель главной роли стал раскуривать трубку возле ее лица.
— Извини, Март, — пробурчал Хесс, — мне нужно найти новую порцию.
— Минутку, — удержал я его. — Посмотри на себя, дружище. Тебе уже достаточно.
— Это так больно! — возразил он. — Но если я выпью еще немного, то, может, боль немного уменьшится. — Актер уставился на меня с пьяным упорством в глазах, хотя сам не верил своим словам. — Чистая, — внезапно сказал он. — Она тоже сказала так, Март. Она сказала, что сожжение — это чистая смерть. Но, боже, ее прекрасное белое тело… Я этого не выдержу, Март! Наверное, я сойду с ума. Будь добр, принеси мне выпить.
— Жди здесь, Хесс, — вздохнул я. — Я принесу, — не стал добавлять, что по дороге пролью большую часть бокала.
Он опустился на стол, бормоча слова благодарности. Я ушел с нехорошим чувством — за свою жизнь я видел слишком много спившихся актеров, чтобы не определить у Хесса явные признаки начинающегося алкоголизма. Похоже, дни его славы сочтены. Дальше будут все более и более длинные промежутки между картинами, затем он сойдет на вторые роли и, наконец, закончит сериалами. И, в конце концов, Хесса найдут мертвым в дешевых комнатах на Мэйн-стрит, отравившимся газом. Возле стойки была толпа.
— А вот и Март, — воскликнул кто-то. — Эй, иди сюда, познакомься с вампиром!
И тут я испытал настоящий шок, увидев режиссера Джека Харди, с которым работал над многими хитами. Он походил на труп, выглядел гораздо хуже, чем когда-либо. У человека, страдающего похмельем или после косячка марихуаны, не бывает приятного вида, но таким я Харди никогда еще не видел. Казалось, он держался только на нервах. В нем не было ни кровинки.
Сколько я помню, он всегда был коренастым, румяным блондином, похожим на борца, с огромными бицепсами, добродушным грубым лицом и колючей копной желтых волос. Теперь же он напоминал скелет, обтянутый свободно свисающей кожей. Лицо покрылось сеткой морщин. Под глазами были большие мешки, а сами глаза выглядели унылыми и остекленевшими. Вокруг шеи был плотно завязан черный шелковый шарф.
— Боже милостивый, Джек! — воскликнул я. — Что с тобой?
Он отвел глаза и резко ответил:
— Ничего! Со мной все в порядке. Я хочу представить тебе шевалье Футэйна — это Март Прескотт.
— Просто Пьер, — раздался бархатный голос, — Голливуд — не место для титулов. Март Прескотт, это честь для меня.
И я впервые увидел шевалье Пьера Футэйна.
Мы обменялись рукопожатием. Первым впечатлением был ледяной холод, исходящий от этого человека. Поэтому я отпустил его руку гораздо быстрее, чем требовала вежливость. Он улыбнулся.
Шевалье был очарователен. Или, по крайней мере, казался таковым. Стройный, чуть ниже среднего роста, с мягким, круглым, неестественно юным лицом и светлыми волосами. Я заметил, что щеки его подкрашены — очень искусно, но я-то разбираюсь в гриме. А под краской, если присмотреться, можно было увидеть мертвенную бледность, которая сделала бы шевалье слишком заметным, не будь он загримирован. Возможно, какая-то болезнь выбелила его кожу, но губы при этом были красными. Даже темно-красными, как кровь.
Он был чисто выбрит, в безупречном вечернем костюме, а глаза казались чернильными омутами.
— Рад с вами познакомиться, — наклонил голову я. — Вы ведь вампир, да?
Он улыбнулся.
— Так обо мне говорят. Но все мы служим темному богу рекламы, не так ли, мистер Прескотт? Или… Март?
— Лучше Март, — сказал я, по-прежнему не сводя с него глаз.
Я увидел, что взгляд его прошел мимо меня, а на лице появилось какое-то странное выражение — смесь изумления и недоверия. Появилось, но тут же исчезло. Я повернулся. Ко мне подходила Джин.
— Так это и есть шевалье? — поинтересовалась она.
Пьер Футэйн уставился на нее, чуть приоткрыв губы. Почти неслышно пробормотал: «Соня», а затем, с вопросительной интонацией: «Соня?». Я представил их друг другу.
— Как видите, меня зовут не Соня, — усмехнулась Джин.
Шевалье покачал головой со странным выражением черных глаз.
— Когда-то я знал похожую на вас девушку, — тихо сказал он. — Очень похожую. Это странно…
— Прошу меня простить, — прервал я его.
Джек Харди уходил из бара. Я быстро направился за ним.
Когда он уже был у французских дверей, я коснулся его плеча. Он пораженно выругался, поворачивая ко мне мертвенное, точно маска, лицо.
— Черт побери тебя, Март! — проворчал он. — Не трогай меня.
Я взял режиссера за плечи и повернул к себе.
— Что, черт возьми, с тобой произошло? — спросил я. — Послушай, Джек, тебе не удастся меня обмануть. Ты знаешь это. Я уже помогал тебе раньше, помогу и сейчас. Расскажи, что с тобой?
Морщинистое лицо старого друга смягчилось. Он осторожно снял мои руки с плеч. Его собственные руки были ледяные, как и у шевалье Футэйна.
— Нет, — вздохнул он. — Все бесполезно, Март. Ты ничего не сможешь сделать. Со мной действительно все в порядке. Просто перенапряжение. Я вел в Париже слишком бурную жизнь.
Я понял, что между нами встала глухая стена. Внезапно, само по себе, в голову пришла странная мысль, и я тут же озвучил ее:
— Что у тебя с шеей?
Харди не ответил. Просто нахмурился и покачал головой.
— Инфекционное заболевание горла, — сказал он после продолжительного молчания. — Продуло на сквозняке.
Он поднял руку и прикоснулся к черному шарфу.
Позади вдруг раздался резкий, хриплый вскрик, звук скорее не человеческий. Я повернулся. Это был Хесс Деминг. Он качался, стоя в дверях, глаза его были налиты кровью, по подбородку стекала струйка слюны.
— Сандра умерла от инфекционного заболевания горла, Харди, — произнес он мертвым, без всяких эмоций и потому особенно ужасным голосом.
Джек не ответил. Он сделал шаг назад, а Хесс тупо продолжил:
— Она сделалась совершенно белой, а потом умерла. Доктора не знали, что это за болезнь, хотя в свидетельстве о смерти указали анемию. Вы привезли с собой какую-то грязную болезнь, Харди? Если так, то я вас убью.
— Минутку, — вмешался я. — Инфекционное заболевание горла? Я не знал…
— На горле у нее была отметина — две небольшие ранки, близко друг к другу. Это само по себе не могло убить ее, но какая-нибудь отвратительная болезнь…
— Ты с ума сошел, Хесс, — покачал головой я. — Ты просто пьян. Послушай меня: Джек, вероятно, не имеет никакого отношения… к этому.
Хесс не смотрел на меня. Он не сводил налитых кровью глаз с Джека Харди и продолжал тем же тихим монотонным голосом:
— Харди, вы можете поклясться, что Март прав? Вы поклянетесь?
Губы Джека скривились, словно от какой-то внутренней муки.
— Давай, Джек, — кивнул я. — Скажи ему, что я прав.
Харди вдруг вспыхнул.
— Я не приближался к вашей жене! Я вообще не видел ее после возвращения. Есть…
— Это не тот ответ, которого я добивался, — прошептал Хесс и вдруг, качаясь, рванулся вперед.
Они оба были слишком пьяны, чтобы сделать друг другу что-то серьезное, но если бы я их не разнял, через секунду началась бы отвратительная драка. Когда я разнимал их, Хесс схватился рукой за шарф Джека и сорвал его у него с шеи.
На его горле, слева, были два красных маленьких прокола с белой каймой.
- Предыдущая
- 42/190
- Следующая