Оковы для ари (СИ) - Чернованова Валерия М. - Страница 22

Ох, дометится она у меня, ох, домечтается.

— Дамы! Рада, что день начался с улыбок, — поприветствовала жертв средневековой моды, каждый день меняющих шмотки.

Никаких богатств на этих тряпичниц не хватит. Неудивительно, что родители поспешили от них избавиться.

— Я ненадолго отойду, а вы пока займитесь чем-нибудь, — велела расприседавшимся в реверансах девушкам.

Лучше и правда уйти. А то ведь действительно могу не совладать с ледяной силой. Не хотелось бы потом отдирать Эйвион от стенки.   

А хотя… Представила, как бы смотрелось над кроватью панно из заледеневшей фрейлины. Ну в общем свежо и неизбито. К тому же я всегда питала слабость к авангардизму.

— Эсселин Алаур! — приостановилась, поравнявшись с кроткой ланью, глазки у которой так и сияли, а ещё бегали туда-сюда взбесившимися маятниками: девица явно старалась не встречаться со мной взглядом. — Выпейте чего-нибудь горячего, вы вся дрожите. Так и заболеть недолго, всё утро просиживая на холоде с моим мужем.

Сказать, что фрейлина побледнела — это ничего не сказать. С хорошенького личика сошли все краски, и первым сбежал так осточертевший мне румянец.

Остальные девицы, испуганно замолчав, тоже как-то поблекли. Наверное, из солидарности с мамзелью.

— У вас даже кожа с нездоровым синюшным оттенком, — приложила ладонь к вмиг покрывшемуся испариной лбу девушки, после чего покачала головой. — И такая холодная… Неужто уже успели побывать под Его Великолепием? Скажу по секрету, — подавшись к фрейлине, продолжила доверительным шёпотом: — проклятие Герхильдов — та ещё дрянь. И с каждым новым поколением становится всё дряннее и заразнее. Об этом вообще-то известно только узким кругам, но… Раньше страдали одни алианы — избранницы императоров. А теперь, бывает, и простые эсселин замерзают. Вот так. Нет, они не превращаются в гламурные статуи. Просто коченеют — и адью, в фамильные склепы. Если что, я предупредила. А дальше уж ты сама, своими мозгами. Ну или что там прячется за этой хорошенькой мордашкой, — ласково потрепала фрейлину за белую щёчку и с чувством выполненного долга отправилась общаться с драконом.

Долго искать Ледяного не пришлось. Он обнаружился у себя в кабинете в обществе эррола Корсена и какого-то безымянного старейшины. Верный пёс-паж тальдена — наглый такой юнец, у которого молоко на губах не обсохло (мой ровесник то есть; вернее, ровесник Фьярриного тела), ни в какую не хотел меня впускать. Заверял, что как только хозяин освободится, он передаст ему всё, что мне будет угодно передать, но сейчас Его Занятость ни в коем случае нельзя беспокоить и отвлекать.

— Рано тебе ещё такие слова знать, которые я намерена передать твоему господину.

Ни уговоры, ни угрозы пажа не впечатлили. Другое дело ледяная корка, запечатавшая мальчишке рот. Что-то испуганно промычав, он отскочил в сторону, открыв доступ к дверям, отделявшим меня от Скальде.

Не теряя времени, толкнула створки и заявила с порога:

— Я готова делать ребёнка! — после чего начала раздеваться на глазах у опешивших магов.

Если и это не отвлечёт венценосного от дел и не заставит обратить на меня внимание, то всё, я сдаюсь. И перевоспитывать Ледяного больше не берусь.

Повисло молчание. Напряжённое такое, я бы даже сказала — взрывоопасное. Рванёт по-любому. Прямо сейчас или чуть позже. И пока я храбро сражалась со шнуровкой платья, перекрестьями темневшей на светлом бархате, обстановка продолжала накаляться.

Чтобы благоверный скорее вышел из транса (а то, может, так и будет сидеть пнём с глазами, и мой стриптиз затянется надолго), демонстративно приспустила рукава с плеч, потянула за вырез платья, обнажая кружево нижней рубашки, тонкой, почти прозрачной, и при этом смотрела дракону в глаза.

Старейшины, если честно, были в ауте. И Герхильд с ними за компанию — никак не мог выронить даже слово.

А когда всё-таки выронил, я, маги, статуэтки на книжных полках и прочая расставленная по кабинету мелочь вздрогнули от яростно-грозного:

— Выйдите!

Видать, недостаточно проняло, потому что старейшины как сидели, пялясь на меня с самым бестолковым видом, так и остались сидеть. Никак не могли поверить, что всё происходит на самом деле. Или банально хотели досмотреть представление.

— Выйдите. Быстро! — пугающе тихо повторил дракон.

В голосе его перекатывались рычащие нотки. Всякий раз, стоило их услышать, у меня внутри начинало что-то вибрировать. Никогда не бывала вблизи проснувшегося вулкана, но, наверное, так могла бы звучать поднимающая из недр кратера на поверхность лава.

Старейшины наконец очнулись. Уткнувшись взглядами в пол, бледные, взволнованные, устремились к выходу. Чуть не столкнулись со мной, отскочили, словно от прокажённой, и, пробормотав что-то невнятное (надеюсь, не ругательства), просочились в приоткрытую створку.

Оставив меня наедине с драконом. Почти огнедышащим.

— И что это сейчас было? — сощурившись, подозрительно вкрадчиво спросил он.

Не люблю, когда Герхильд такой: обманчиво невозмутимый, лекго загоняющий в себя любые чувства. Если б ещё куда-нибудь засунул эту свою ауру силы, опасной мощи, из-за воздействия которой так и хотелось обхватить себя за плечи и поёжиться.

Подтянула рукава, декольте поправила, и шнуровку на спине кое-как завязала кривым бантиком.

— Приходится пробиваться к тебе с боем и шокировать твоих… наших подданных, иначе ведь обо мне и не вспомнишь.

— Мне нет нужды о тебе вспоминать, Аня, — откинулся на спинку кресла Скальде, продолжая гипнотизировать меня взглядом, от которого становилось не то холодно, не то жарко, и по телу пробегали одновременно и искорки, и мурашки. — Потому что я никогда о тебе не забываю.

И даже утром в парке не страдал амнезией? Удивительно!

Заглушив в себе очередной приступ ревности, почти окрылённая последними словами тальдена, открыла было рот, собираясь сказать, что тоже только о нём и думаю, когда следующая фраза всё перечеркнула:

— Я и так собирался к тебе этой ночью.

А почему не к Эйвион?

— За ребёнком? — усмехнулась разочарованно.

— За ребёнком. Но раз уж ты пришла и готова…

Дракон чёртов.

— Если ты ещё не догадался, — невольно попятилась. К счастью, Герхильд не спешил прощаться со своим мажорным креслом и опрокидывать на стол благоверную, — я здесь, чтобы поговорить. Спокойно. Без скандалов. Хочу всё объяснить, и чтобы ты меня наконец понял. Ты…

— Я понимаю тебя, Аня, — перебил Скальде, забравшись в свой любимый ледяной панцирь. — Понимаю, почему обманывала. Ты ведь уже всё объяснила. Боялась за близкого человека, с которым связала свою жизнь, — прожёг взглядом, словно сигарету о меня тушил. Много-много зажжённых сигарет, от которых всё лицо начало гореть. — Поэтому и покорилась ведьме. Изо всех сил старалась перед ней выслужиться, лишь бы к нему возвратиться.

Хлёсткие упрёки, произнесённые ничего не выражающим голосом. Не явные — завуалированные, но ранившие с одинаковой силой.

Шаг навстречу, за ним другой. Жалкая попытка преодолеть пролёгшую между нами пропасть, щерившуюся обидами и недоверием.

— Скальде, на Земле другие порядки, и наш союз с Воронцовым не вечен. Мы уже не вместе и никогда больше вместе не будем. Ты говоришь, что понимаешь меня. Но это не так. Ты даже не пытаешься меня понять! — Резко втянула в себя воздух. То ли его в кабинете было слишком мало, то ли это я от волнения задыхалась. — Да, я боялась за Лёшу. Боялась, что Блодейна навредит ему или моим близким. Да что там боялась! Мысль о том, что кто-то из них пострадает, ввергала меня в панику. И за себя, если честно, тоже переживала. У вас ведь столько жестоких законов. Жестоких по отношению к женщинам. Ну как мне было не бояться? А потом все страхи заглушил один единственный — я очень сильно испугалась, что тебя потеряю. Потому и помешала вашей с Ариэллой свадьбе.

— Как же легко ты променяла одного мужчину на другого…

— Потому что всем сердцем полюбила этого другого!