Оковы для ари (СИ) - Чернованова Валерия М. - Страница 10

— Фьярра ему всё расскажет! — выпалил муженёк с фанатичным блеском в глазах.

Всё-таки опасная Сольвер женщина. Вон как его призомбировала.

— Сомневаюсь, — хмыкнула.

— Короче, что бы ты там ни говорила, я никуда не пойду и ничего подписывать не буду, — процедил упрямо, дёрнул подбородком и зубы сцепил, давая понять, что всё, точка: на этом наш разговор окончен.

И когда уже успел стать таким упёртым?

— Лёша, не доводи до греха, — сказала почти шёпотом и продолжила мягким, но оттого не менее пугающим голосом: — Я ведь могу тебе не только руки-ноги отморозить, но и кое-какие другие отростки. Один отросток. Вот и подумай, на кой леший ты потом сдашься ей такой, недееспособный. Своему Котёночку.

Откликаясь на моё мысленное пожелание, из пола вырвались ледяные побеги, шустро оплели икры благоверного, безжалостно стянулись на коленях и поползли дальше, медленно, но уверенно подбираясь к самому деликатному.

Воронцов судорожно сглотнул и промычал хрипло:

— Аня… Аня, прекрати! Аня, остановись!!!

— В общем так, дорогой. Сейчас мы едем в ЗАГС и вместе, по обоюдному согласию, подписываем бумаги. Всё ясно?

Бараньей решительности во взгляде мужа как не бывало.

Эх, вот что за мужик! Даже толком не поборолся за нашу славную, дружную семью.

— Лёша?

Кивнул, пусть и вяло, и отвернулся, всем своим видом показывая, что отныне я недостойна не то что его внимания, даже взгляда.

Ну и пожалуйста.

— Да, попробуешь взбрыкнуть, и, поверь, я сделаю всё возможное и невозможное, чтобы испортить тебе жизнь. Или лишить здоровья. — В подтверждение моих слов лёд захрустел, коконом стягиваясь вокруг Воронцова. — У меня в последнее время нервы и так ни к чёрту, так что, пожалуйста, перестань меня драконить. До суда я это точно доводить не стану, разберусь с тобой раньше.

Скрипнул зубами, от злости и досады, но продолжать выяснять отношения побоялся. Только выпалил, уже когда выходила из спальни:

— Эй, ты куда? Сними это с меня! Аня, мне же холодно!

— Я — в горячий душ, расслабляться и успокаиваться. А ты пока посиди и подумай, какими могут быть последствия следующего твоего бунта.

Вскоре мы уже ехали в ЗАГС, в котором расписались три месяца назад. Как сегодня стало известно, расписались с подачи свекрови, в тот погожий августовский день не перестававшей душить меня в объятиях, расцеловывать и рыдать от счастья. Нет, на Елену Вениаминовну я не держу обиды. Мама у Лёши мировая, и её желание понянчить внука мне вполне понятно. Обидно другое… Что Лёшка оказался таким ведомым. Ну да ладно, мне с ним по жизни идти осталось недолго. Пусть свекровь, уже почти бывшая, отныне с ним возится.

И зачем ей внуки с таким-то сыночком?

Сегодня, как и в день нашей свадьбы, тоже была суббота. Вот только небо не радовало ясным солнышком — хищно скалилось свинцовой тьмою. По крайней мере, своими формами тучи напоминали щербатые оскалы.

Как будто высшие силы, глядя с небес, насмехались надо мной и моим желанием поскорее обрести свободу.

Я искренне посочувствовала дрожащей от холода новобрачной, вместе со своим избранником позировавшей фотографу в аллее перед ЗАГСом. Рядом крутились друзья и родственники, замерзая и радуясь этому знаменательному событию вместе с новоиспечёнными мужем и женою.

Интересно, а вот если бы не семейное проклятие Королёвых и моё путешествие в Адальфиву, мы с Лёшей были бы счастливы? Вряд ли. Без любви, на одной привычке и обоюдном комфорте, далеко не уедешь. Жаль, что поняли мы это слишком поздно.

Выйдя из такси, я поёжилась от пронизывающего ветра и поплотнее запахнула пальто. Приподняла драповый воротник, превращая его из лежачего в стоячий. Больная скоро станет для Воронцова тема, вздумай он заартачиться в ЗАГСе.

Покосилась на нехотя выползающего из машины благоверного. Надо же! Даже не попытался подговорить таксиста и смыться. Видно, магия сумела вразумить и наставить мятежного на путь истинный.

Спасибо тебе, миленькая!

Мы были записаны на полдень, но пришли раньше и теперь сидели в пустом коридоре и в напряжённом молчании, ожидая, когда дверь кабинета распахнётся и нас пригласят внутрь.

— Ань… — в голосе мужа послышалась мольба.

— Лёш, пожалуйста, — откинулась на спинку стула и прикрыла глаза, — не начинай. Я была пленницей в Адальфиве. Дай мне хотя бы здесь почувствовать себя свободной. Отпусти меня, моё тело. Ради бога.

Воронцов насуплено замолчал. Мельком взглянув на него, по угрюмому выражению лица поняла, что с уговорами муж наконец завязал.

В кабинет нас пригласила дородная дама в ярко-лиловом платье. Яркими были и её губы — первое, что бросилось мне в глаза. А ещё высокая причёска с начёсом а-ля мадам Помпадур. Ногти тоже поражали своими остротою и длиною. Ими, как китайскими палочками или клювиком гарпии, Екатерина Никифоровна ловко подцепила пустой бланк и положила его перед нами, взамен попросив документы, свидетельство о браке и оплаченную квитанцию.

— Заполняйте, — опустилась в скрипнувшее под её весом кресло.

Я пододвинула листок к Лёше, а следом и ручку мужу вручила. Сама же принялась раздеваться.

Боже, как же тут жарко!

— Вы не брали фамилию супруга, — приспустив очки, посмотрела на меня сотрудница ЗАГСа.

— Не брала. У нас в семье так принято — оставаться при девичьей фамилии. — Перекинув пальто через спинку стула и избавившись от шарфа-удавки, я покосилась на Воронцова, вяло елозившего ручкой по бумаге.

Заполнив в заявлении графы, отведённые для супруга, Лёша на миг замешкался перед финальным шагом — автографом ЗАГСу на память. Но после ненавязчивого пинка под столом встрепенулся и, зло зыркнув в мою сторону, едва не дырявя ни в чём не повинную бумажку, наконец расписался.

— Теперь вы, Анна Игоревна, — просмотрев наши документы, проговорила женщина.

Анна Игоревна с готовностью забрала драгоценное заявление у нелюбимого мужа и, обливаясь потом, стала быстро вписывать свои данные. Облизнула пересохшие губы, силясь сдержать улыбку. От осознания, что уже совсем скоро этот этап моей жизни закончится, меня охватило сильное, но такое приятное волнение и какое-то радостное возбуждение. Наверное, потому зажатая меж пальцами ручка дрожала, и буквы ложились на бумагу коряво.

С каждой секундой, поднимаясь изнутри жаркими волнами, чувства эти усиливались, кружили голову.

— Как же здесь душно, — дёрнула за ворот свитера и резко вдохнула воздух, казавшийся мне раскалённым.

— Может, водички? — участливо предложила Екатерина Никифоровна.

— Да, спасибо.

И пока в стакан из пластиковой бутылки, пузырясь, текла вода, я продолжала дрожащей рукой выводить в заявлении не то буквы, не то иероглифы, но больше смахивало на детские закорючки.

Чувство было такое, что, закутавшись в шубу, сижу в бане. Вторые сутки.

Оставалось расписаться и всё, через месяц стану обладательницей заветной корочки.

— Вот, возьмите. — Женщина протянула мне стакан и с беспокойством спросила: — Анна Игоревна, что же вы так разволновались, что вся красная стали? Уверены, что хотите его подписывать?

— Ань, может, передумаешь? — взмолился Лёша.

Расправил плечи, вскинул голову — сразу видно, приободрился и ждёт, что вот сейчас капитулирую.

— Я… — Сделала жадный глоток, чувствуя, как от духоты в венах закипает кровь.

Текст заявления, как назло, расплывался перед глазами, и я никак не могла разобрать, на которой из строк должна расписаться.

Вот гадство-то.

Уже почти мазнула кончиком ручки по бумаге, почти вывела на ней свои инициалы. Почти… И вдруг мир перед глазами кувыркнулся, или что-то у меня в сознании сделало резкий кульбит.

— Аня… Аня-а-а… — звал, будто издалека, и тряс меня за плечо Лёша. Секунду или две, а потом я перестала чувствовать его прикосновения, слышать благоверного.

Развестись с которым так и не успела.

Зажмурилась, кажется, лишь на мгновение, в надежде, что вот сейчас эта карусель в голове остановит свой бег. А открыв глаза, вместо небольшого кабинета оказалась в большой комнате со стрельчатыми сводами.