Запретное путешествие 2: Реквием (СИ) - "Има-тян" - Страница 33

Наткнувшись взглядом на близстоящий металлический табурет, я пододвинула его к себе и уселась возле капсулы, вновь глядя на спящего аттури. Уходить в отсек не хотелось. Словно здесь меня удерживал незримый поводок, привязанный к руке Шикло. И с чего я стала так зависеть от тебя, Смуглёныш? Сама не понимаю. А ведь могла спокойно сбежать во время твоего отсутствия, хотя на девяносто девять процентов уверена, что эта попытка претерпела бы поражение и закончилась бы неминуемой смертью.

Коснувшись кончиками пальцев шершавой кожи на груди аттури, я ощутила насколько она горяча. От него исходил запах медикаментов вперемешку с его собственным. Не побоюсь признаться, но мускус этого самца успокаивал меня. Внутри, да и в мыслях воцарялось умиротворение, устаканивались все переживания и тревоги. А вместе с этим накатывало огромное желание тоже окунуться в мир грёз. Широко зевнув, я положила одну руку на край капсулы и притулила голову, а вторая легла на широкую грудь аттури, вздымающуюся при каждом вздохе. Под ладонью почувствовались не частые постукивания сердца, словно внутри самца что-то очень громоздкое било по подобию толстой стенки. Медленно моргнув пару раз, я глубоко вздохнула и окончательно сомкнула веки, полностью расслабляясь всем телом. И моё сознание унесло в мир грёз и кошмаров…

Хулт’ах очнулся только через несколько часов, еле открыв тяжёлые веки. Что-то сладковатое коснулось обонятельных рецепторов, и он медленно перевёл строгий взор вниз, увидев в инфракрасном видении очертания хрупкой руки, а затем и ту, которой она принадлежала. Эврид мирно посапывала, улёгшись головой на вторую конечность. Её эмоциональный фон прибывал в спокойствии, сердце мелодично выстукивало ритм, а пальчики руки, что покоилась на его груди, слегка подрагивали. Из горла аттурианца вырвался тихий довольный рокот. Он хотел слегка приподняться, но боль в переломанных рёбрах и ранах отдалась тупым спазмом, заставив мышцы напрячься, а аттури вернуться в исходное положение лёжа.

Вновь взглянув на руку яутки, он поднёс ладонь и прикоснулся к её хрупким пальцам. Довольное стрекотание снова нарушило тишину отсека. От самки исходило тепло и притягательный сладкий аромат, окутывающий воздух вокруг. Создавалось впечатление, что только этим ароматом он и дышал, с превеликим удовольствием наполняя лёгкие. Держа одну ладонь на руке яутки, вторую смуглый поднёс к коротким валарам и захватил один из них, теребя между пальцами. Они были приятны и мягки на ощупь, не то, что его. В них тотчас хотелось погрузить всю кисть. На сердце от таких размышлений разлилось тепло. Он уже не впервой испытывает такие трепетные чувства, находясь рядом с этой самкой. Что-то она изменила в нём, перевернула мировоззрение и отношение к самкам в целом. Представление о яутках однозначно поменялось, хотя, возможно, это только она и её подруга таковы. Но Страж однозначно привязался к ней.

Захотелось узнать, какие грёзы видит яутка на этот раз. Он часто проникал в её сознание, пока она была в состоянии Чше (сна). Это было так просто – проникнуть в абсолютно незащищённый рассудок самки. Но каждый раз он видел только кошмары, так тревожащие грёзы и мысли яутки. И каждый раз их содержание было похоже на предыдущий – везде царит хаос и тьма, и она в центре событий, снова испытывает эмоциональный всплеск, приравнивающийся к отчаянью и скорби. Самка снова видела гибель того яута, чью маску украшали витиеватые иероглифы. А затем наяву сжала лежащую на груди аттури руку в кулак, схватив его пальцы. Брови нахмурились, из горла вырвались то ли стоны, то ли всхлипы. Эмоциональный фон резко подскочил, сердце забилось в груди, а из сомкнутых глаз побежали слезинки, падая горячими каплями на ладонь самца.

Во сне она без сил упала возле тела убитого яута и стала рыдать, касаясь зияющей раны на его груди, окропляя свои тонкие пальцы твеем. Аттури видел всё до мельчайших деталей, стоя за её спиной и словно наблюдая со стороны. Валары самки были длиннее, чем в действительности, доходя до пояса. Девичий венец отсвечивал языки пламени, которое всполохами возникало на общем фоне кошмара.

- Но-Кхан! – прошептала она и во сне, и наяву, снова обливаясь слезами и рассматривая дрожащую руку, испачканную в зелёном твее. – Как мне теперь жить без тебя? Что делать? Скажи!!! – кричала она в истерике в мире грёз и только одними губами произносила в реальности. Хулт’ах уже не мог быть молчаливым наблюдателем, он был им постоянно, но сейчас эта роль ему надоела. Ему настачертело лицезреть подавленность самки.

- Квей, – сильнее сконцентрировавшись, позвал аттури телепатическим способом яутку, и она заметно вздрогнула, затихнув. А уже через мгновение медленно повернулась, всё ещё сидя на песке, и округлила глаза от шока. – Теперь я подскажу, что делать, – монотонно проговорил Страж и вытянул навстречу когтистую руку, тем самым подзывая самку к себе.

Яутка на миг замешкалась, прибывая в растерянности. Она оглянулась по сторонам, словно искала ещё кого-то, но везде царила всё та же мутная и мрачная атмосфера хаоса. Она вновь взглянула на стоящего перед ней смуглого аттури, что протягивал руку. Так отчётливо выделялся каждый изгиб мышц, белесые шрамы, коричневые крапинки на теле. Даже трофейное ожерелье и мех на нём, юсе с металлическим ремнём и по краям брони на икроножной части виделись до мельчайших деталей.

- Если ты примешь моё доверие, я помогу, – снова Хулт’ах передал мысли, и яутка призадумалась.

С другой стороны, ей терять уже нечего, кроме своей потрёпанной жизни. Оглянувшись назад и узрев тело убитого яута, Эврид проглотила ком, ставший в горле, и сделала шаг навстречу аттури. Когда же она повернулась обратно, до его вытянутой руки оставалось жалких полметра. Она вновь взглянула в горящие огнём глаза аттурианца и, вздохнув, словно с облегчением, протянула левую руку и положила на горячую ладонь самца. В то время как наяву самка подняла свободную руку с колен и сжала ладонь аттури, что находилась возле её головы. А затем кошмар оборвался светом, что проник в сознание, когда яутка стала приоткрывать глаза.

Вернувшись в реальность, Эврид несколько раз моргнула и увидела перед собой когтистую руку аттурианца, которую она сжимала в собственной ладони. И в то же мгновение тишину отсека нарушило утробное урчание самца над головой. Прибывая в недоумении, но, всё ещё помня события сна, яутка насупилась и подняла взор, встретившись со спокойным взглядом аттурианца, что так пристально глядел на неё, уже приподнявшись на локтях, превозмогая боль от повреждений. В этот момент Эврид не знала, что сказать. Слова никак не шли в голову. Перед глазами всё ещё промелькивали последние картинки сна, что затем слились с явью. Ведь, когда она проснулась, её рука также сжимала запястье аттури. И сразу возникло ощущение, словно всё происходило в реальности. Ведь она так отчётливо слышала его слова. Запомнив каждое из них. Печаль вдруг окутала с головой, на глазах снова выступили слёзы.

- Так скажи, что делать, – хрипловато промолвила она, и сердце аттури ухнуло вниз, а после он резко потянул хрупкое тело яутки на себя и заключил в крепкие объятия, упёршись жвалами в её шею, там, где бешено бился пульс, чувствуя такой притягательный и сладковатый аромат кожи. Самка, в свою очередь, обвила его туловище руками, уткнувшись лицом в мощную грудь.

Эврид хотелось разрыдаться сию же минуту, ведь распирающие изнутри обида и отчаянье стискивали органы, вызывали тошноту, сжимали трахею, при этом, не давая возможности нормально вздохнуть. Приходилось дышать прерывисто. Но через несколько минут самка позволила себе расслабиться. Этому поспособствовали тёплые объятия аттури, его успокаивающие поглаживания по спине, тихое урчание над ухом, словно сейчас он убаюкивал детёныша. А в большей степени давал умиротворяющий эффект, ставший уже довольно привычным, горьковатый запах самца. Порой в нём проскальзывали нотки свежести или, быть может, аромат растительности, произрастающей на какой-то планете. Значит, можно сделать выводы, что он явно был на поверхности неизвестной ей планеты. Может, стоит поинтересоваться об этом у него, чтобы не мучать свой разум догадками и предположениями. Да только ответит ли ей аттури, утихомирит любопытство, что, словно червь, лазает средь мыслей, досаждая своей назойливостью, распирая всё нутро, отдаваясь нетерпением в виде нытья в суставах. И только она осмелилась открыть рот и произнести вопрос, слегка отпрянув от самца, как дверь шикнула, нарушив тишину и перебивая яутку, а вслед за этим в отсек вошёл серокожий лекарь, сразу остановившись и в любопытстве склонив голову.