Заветы предательства - Аннандейл Дэвид - Страница 73

Раан задерживает дыхание. Цель скорчилась и практически не шевелится, словно терпеливо откапывает что-то из грязи. Взгляд снайпера — это туннель, ограничивающий обзор, и он сузится, едва настанет момент…

Предрассветное небо озаряет кобальтовая вспышка, и скорчившаяся фигура едва заметно меняет положение.

— Сейчас, — шипит в воке Скарбек.

Раан жмет на спусковой крючок.

Винтовка издает глухой кашляющий звук, и, словно молния на солнце, крупнокалиберная гильза вылетает в горячий наэлектризованный воздух. Все происходит словно в замедленной съемке. Ему кажется, что он может разглядеть, как пуля вращается, и частицы воздуха смещаются, пропуская ее — слабую незатухающую искру, а потом она врезается в металл и входит…

Но крови нет.

Должна же быть кровь, какая бы там ни была броня, — знак, что выстрел оказался смертельным.

Он поворачивается, рот открывается в беззвучном крике, слово замирает, словно это все просто съемка, и лента прервалась.

— Нет крови, — пытается крикнуть он. — Нет…

Холодный шар боли взрывается в спине Раана. Потом горло Скарбека разверзается, словно прорыв в водопроводной трубе, и алое заливает его защитный костюм, проникая насквозь.

Обзор его более не ограничен прицелом винтовки, но все равно сужается — и темнеет. Раан видит, что цель все еще согбенна и безжизненна — как и когда они ее только что заметили.

Теперь кровь есть. Много крови, но — принадлежащей им.

Темнота накатывает — среди опаленного радиацией дня, и Веток Раан понимает — слишком поздно, — что их обманули.

Эонид Тиэль хватает трупы за лодыжки и тянет. Он уже подобрал ружья и ослабил ремни, чтобы те налезли на его более широкое и закованное в более мощную броню тело. Черная работа не радует его, но это необходимо сделать. Спрятать тела, похоронить их в выбеленной солнцем пустыне.

Он выбирает подходящее место и начинает копать. Руки в латных перчатках на удивление хорошо заменяют лопаты. Похорони убитых достаточно глубоко — и даже Освободившиеся не смогут их обнаружить по запаху. Тиэль подозревает, что радиация затрудняет их — и его — восприятие. Ауспик, сканер, даже экран внутри его закрытого шлема совершенно ненадежны в выжженной атмосфере Калта.

Могилы вырыты и снова зарыты, и на его левой линзе мелькает хроно-предупреждение. Оно короткое и смазано помехами, но это единственное, что все еще работает и снабжает его полезной информацией. Уровень радиации зашкаливает. Очередная солнечная вспышка пылает на горизонте. До полного выгорания восемь минут и восемнадцать секунд — нет, уже меньше.

— Благодарю за помощь, брат Аканис, — говорит он далекому трупу в голубой броне, — но мне уже пора.

Того нет необходимости хоронить — Освободившиеся уже много дней как превратили Аканиса в пустую оболочку. Остались только броня и кости. Когда-то Тиэля могли упрекнуть за такое неуважение, за то, что он использовал боевого брата как приманку, но Тиэлю уже знакомо порицание. Он все еще с гордостью носит красный цвет на боевом шлеме, хотя этот знак уже давно поменял смысл. Если бы Тиэль не бросил вызов старшим по званию, Марий Гейдж и, возможно, даже лорд Жиллиман были бы мертвы. А так они живы — и покинули Калт.

Тиэль поначалу думал, что это касается и его, но все же вернулся. Очередное нарушение субординации с его стороны.

Не то чтобы Эонид Тиэль не способен на уважительное отношение, просто он быстрее, чем его братья, понял: правила ведения войны изменились. Старая тактика, изложенная в «Кодексе» его примарха, не всегда отличалась практичностью. Практичность Тиэль носит на своей броне — это керамитовая, не раз побывавшая в боях летопись построений и стратагем, которые он использовал в ходе этой в высшей степени необычной подземной войны.

Еще один кусок кабеля отмечает его продвижение. Тиэль выцарапывает на броне коротким стилусом координаты, глубину, время, затем бежит, пригнувшись, прочь от мертвого Аканиса.

Добравшись до раскопа, он снимает с пояса сейсмопосох, глубоко погружает его и активирует регистратор подземных толчков. Это занимает несколько секунд. Отслеживая отсчет линзой левой сетчатки, он понимает, что осталось немного.

— Ну, давай же, давай…

Уровень радиации быстро растет, грозная алая заря уже пылает на горизонте — мерцающая линия огня. Тиэль чувствует, как повышается температура, даже выключив сигналы тревоги внутри шлема, чтобы броня перестала жалобно гудеть.

— Не сейчас.

Если он найдет разрыв кабеля, то придется возвращаться. Сейчас он копать точно не сможет — засада отняла слишком много времени. Именно эта стратагема записана на его левом наплечнике. Он уже не впервые применяет ее — и явно не в последний раз.

Сейсмопосох дает отрицательный ответ.

— Да что ж такое.

Тиэль глубже ввинчивает посох и наращивает пульсацию сигнала, зная, что радиация и несколько метрических тонн земли, камня и железа заглушат любой слабый ответ.

Посох снова сигналит.

— Нет ответа… проклятье!

На поверхности Калта бурлит настоящая волна огня — некогда сияющая граница империи Ультрамара обращена в бескрайнюю пустыню. Город Нумин — пустая оболочка, населенная трупами и хищными тенями. Низин Дера Карен больше нет, их леса обратились в пепел. Наверху пылает Веридия, утратившая прежнюю красоту. Она была первой — жемчужина, обращенная в горячий уголь адского возмездия.

Эонид Тиэль был отмечен знаком осуждения, но теперь, похоже, Веридия желает снова отметить его. Она обрекла его на смерть, и краской ей служит солнечная вспышка, которая сожжет красное и голубое, так что броня его станет черной.

Тиэль бросает посох и большую часть снаряжения — и бежит.

Суженные налитые кровью глаза наблюдают за бегством Ультрамарина. Приборы, компенсирующие засветку, выкручены до отказа, но виден лишь окруженный ореолом силуэт воина, позади которого ярко пылает адское солнце. Пусть и не так ярко, чтобы глаза не могли различить, как он присаживается на корточки и активирует панель, спрятанную в грязи. Несколько секунд спустя в пустыне разверзается трещина, и песчаная волна прокатывается и исчезает в расширяющейся черной щели.

Ультрамарин не знает, что за ним ведется наблюдение; он спешит в темноту скрытого убежища, с брони его поднимаются серые струйки дыма.

Курта Седд отключает считывание визуальных данных и втягивает перископ обратно в пещеру, где он и его отряды пребывают в ожидании. Его силовой доспех скрипит на повороте — и он замечает перед собой семерых воинов-культистов. Даже в тусклом свете фосфорных ламп знаки, вырезанные на их голых предплечьях, мерцают и змеятся.

Не Освободившиеся — еще не они. Но скоро станут ими. Таков обет.

— Ну? — спрашивает один из культистов, и в старом помятом воксе его голос кажется хриплым.

Лоргар оставил этих людей умирать на Калте — верных слуг Слова, последовавших за лживым демагогом.

Седд сипит, в его голосе легко различить улыбку:

— Кровь Эреба, он наш.

Потрескивание керамита, остывающего в воздухе подземелья, нарушает тишину подземного мира, что существует теперь под поверхностью Калта. Он едва уцелел. Надписи на броне Тиэля оказались ниже красной линии, и его уровень радиации пугающе близок к допустимому максимуму.

Миновав ворота, он продолжал бежать. Вниз, в чрево земли, туда, где его ждет новый бесконечно уродливый мир. Таков теперь Калт — пещерные города, ничем не лучше могил.

Внизу туннеля Тиэль переходит на шаг и наконец останавливается. Он падает на одно колено, пытаясь отдышаться. Уже пострадавший в битве на борту «Чести Макрагга» почти два года назад, он вздрагивает при мысли об ущербе, причиненном его броне солнечной вспышкой, и представляет себе многочисленные крошечные трещины, уменьшающие ее надежность.

— Каждый раз, покидая комплекс, вы рискуете нашей тайной и безопасностью, — доносится из темноты строгий голос, прерывая размышления Тиэля.