Деус Вульт! - Дагген Альфред - Страница 74
- Предыдущая
- 74/79
- Следующая
Плотники тут же приступили к делу и закрепили таран на цепях, спускавшихся с остова. Стенобитная машина висела на высоте двух футов от земли; действовала она так: рабочие хватались за петли, оттягивали таран как можно дальше назад и дружно толкали вперед. Окованный железом комель всем весом ударял в стену. Но потеть под навесом и ворочать тяжелый ствол было работой, недостойной рыцарей, да и множество безоружных пехотинцев горело желанием поорудовать тараном. Остальные все еще прикрывали их ломаной линией плетеных щитов, хотя все рабочие умещались под навесом. Другая группа арбалетчиков продолжала обстреливать неверных, скопившихся у баллист. Тем пришлось спрятаться, и рыцари без помех вернулись в лагерь. Незадолго до заката глухой стук, доносившийся из рва, подсказал им, что машина заработала. Пехотинцы, сменяя друг друга, трудились ночь напролет.
Вечером веселые нормандцы собрались за уставленными яствами столами. Бывалые воины пытались вычислить, когда рухнет стена. Конечно, этот таран — самый мощный из всех, какие им приходилось видеть, — был не единственной стенобитной машиной, собранной генуэзцами из привезенных материалов. Где-то были установлены и другие тараны, в том числе и заостренные, — эти последние были, безусловно, легче, их тонкие, крепкие брусья заканчивались заостренным металлическим наконечником и подвешивались намного выше, чем пороки. Такие тараны предназначались для того, чтобы постепенно выбивать камень за камнем из глухой булыжной стены; более тяжелые тараны со страшной силой дробили каменную кладку на огромные куски. Было много споров, какое из этих орудий действует быстрее, но тайны восточной архитектуры превращали эти споры в гадание на кофейной гуще, хотя в Европе многие рыцари и даже клирики умели на глаз определять, насколько крепок тот или иной замок.
Вожди уже отдали приказ построить три передвижные осадные башни, которые на катках можно было бы доставить прямо к стене; но, конечно, сначала следовало засыпать ров. Дело это было долгое, сложное и требовало такого строительного мастерства, которым едва ли обладали генуэзские моряки. Рыцари посмелее вообще считали подобное средство недостойным, особенно после того, как были установлены тяжелые тараны. Осадные башни обычно применяли в самом крайнем случае, поскольку никто не мог вычислить, выдержит ли основание тяжесть верхней площадки, и потому башни эти частенько ломались сразу после завершения строительства. Высота башни превышала высоту стены, и в случае успеха атакующие по сходням спускались прямо на крепостной вал, что оказывалось роковым для обороняющихся. И вот теперь вожди влезли в огромные долги, закупив у генуэзцев лес, столь велико было их стремление взять город.
Двадцать первое июня стало для рыцарей днем отдыха. Под охраной пехоты тараны действовали вовсю, но ожидать результатов их работы можно было только через несколько дней. Вылазка неверным ничего бы не дала, так как машины защищали арбалетчики, укрывавшиеся за плетеной изгородью. И хотя рыцарям делать было нечего, они не оставались в стороне от осадных работ. Рожер надел доспехи — подвергаться бессмысленному риску было глупо — и присоединился к толпе зевак, стоявших вне досягаемости стрел позади тарана, которым орудовали нормандцы. Раз в минуту комель с глухим буханьем ударял в стену, но та выглядела нетронутой. Это никого не тревожило, потому что таран не работал еще и двадцати четырех часов, а он действовал медленнее легкого тарана. Стена, даже если ее долго долбили, могла казаться целой до последнего удара, а затем из нее вылетал огромный кусок, служивший опорой для верхних рядов камней, камни рушились, и открывалась обширная брешь неправильной формы. Того и дожидался заранее подготовленный штурмовой отряд. Его задачей было как можно скорее ворваться в город, пока враг не успел установить на куче булыжника частокол; для воинов это означало многочасовое ожидание в строю, со щитом на руке. Впрочем, у них было в запасе еще несколько дней. Рожер наблюдал за работой машины, пока не настало время смены. Когда рабочие вернулись за изгородь; он спросил одного из них, как идут дела, и услышал в ответ, что порок работает прекрасно, но и стена сложена на совесть: ни один камень пока не поддался.
У пилигримов были и другие машины, долбившие стену в разных местах, где она выглядела не такой прочной и рельеф местности позволял подтащить технику вплотную. Близилось к завершению сооружение множества катапульт, делать которые было сложнее, чем тараны. Но катапульты не играли решающей роли в осаде города: они могли разнести в щепки какую-нибудь легкую постройку или убить нескольких защитников города на крепостном валу, но выбрасываемые ими камни не могли серьезно повредить стене. Правда состояла в том, что никто не знал безопасного способа пробивать надежно построенные крепостные стены с помощью какой-либо осадной машины и даже нескольких машин. Наиболее распространенным способом сломить сопротивление горожан оставалась длительная осада на измор, но в данном случае это не годилось: припасов, привезенных генуэзским флотом, надолго не хватило бы, а осенью из Египта следовало ожидать прихода «армии избавления». Словом, вся надежда была на тараны, но уже сейчас в сердца пилигримов закрадывалось подозрение, что долбить стены придется куда дольше, чем может позволить себе войско, в котором началась эпидемия дизентерии.
На следующий день неверные стали сбрасывать со стен тюфяки, набитые соломой или странным растительным волокном (которое на Востоке называли хлопком), и сплетенные из упругих прутьев циновки. Они смягчали удары таранов, которые еще не дали никаких результатов, и это воодушевило врагов. Обычно такие тюфяки сжигали, но здесь это было нелегко: масла и дров не хватало даже на готовку, а у врагов было много воды. Турки с крепостных стен поливали водой тюфяки, и те все время оставались сырыми. Будь у пилигримов хворост, его можно было бы поджечь, стены от жара потрескались бы и это облегчило бы штурм. Рожер из любопытства спросил у одного моряка, почему бы не передвинуть тараны в незащищенное место, но генуэзец довольно грубо ответил, что тюфяки отодвинуть намного легче. Случайно обнаружили, что можно убрать тюфяки, если подцепить их крюками, привязанными к веревке. Тюфяк оттаскивали в сторону, но обороняющиеся тут же выкидывали новый, и тараны успевали нанести в незащищенную стену всего лишь несколько ударов.
К двадцать девятому июня, дню Святых Петра и Павла, все осадные машины проработали уже неделю, а стена все еще оставалось невредимой. Конечно, по сравнению с восьмимесячной осадой Антиохии неделя не срок, но еда опять была на исходе, воинов тревожила постоянная нехватка воды, и пилигримы с ужасом думали, что до зимы им не продержаться. В войске постепенно воцарялось уныние: многие бароны в Европе пережили долгие осады своих замков и могли представить себе, за какую трудную задачу взялись паломники. Своевременный приход генуэзского флота они продолжали считать милостью небес, но за десять дней пылкие надежды стали угасать. Паломники не забыли, как им пришлось уйти из-под стен Акры, и кое-кто уже обсуждал, как проще ломать осадные машины перед отъездом домой. В армии сильна привычка: каждый считает, что новая битва должна кончиться так же, как предыдущая, и войско, потерпевшее неудачу, готово к следующей.
Как всегда, разноплеменные отряды стали винить в неудаче союзников. Прованцев давно недолюбливали за то, что они поддерживали этих трусливых еретиков-греков, но особенно всех раздражало, что они питались и были экипированы лучше своих соседей; герцог Нормандский и граф Танкред не могли найти общего языка с графом Тулузским, и без герцога Лотарингского, игравшего роль буфера, совет вождей давно бы раскололся. Даже религиозное чувство ослабело до последней степени, несмотря на святость земли, на которой был разбит лагерь, а мессу с каждым днем посещало все меньше народу, поскольку равнодушные и апатичные люди предпочитали по утрам подолгу лежать в постели.
Только одно обстоятельство поддерживало дух осаждающих. Хотя стенобитные машины не добились заметного успеха, но строительство осадных башен близилось к концу. Чтобы они оказались выше крепостных стен, их следовало построить в три яруса, да еще соорудить боевую платформу и сходни. Плотники завершали второй ярус, и ни одна башня пока не развалилась. Башни строили за скалистым гребнем, скрывавшим мастеров от глаз неверных; каждый день толпа любопытных следила за тем, как они пилили и сколачивали, а потом пилигримы возвращались в лагерь с воскресшей надеждой на победу.
- Предыдущая
- 74/79
- Следующая
