Деус Вульт! - Дагген Альфред - Страница 47

• Предыдущая
• 47/79
• Следующая

Когда герцог смолк, толпа нормандцев несколько минут оставалась на месте, оглашая воздух неодобрительными криками и сердитыми перебранками. Казалось, нормандские норманны уже вступили в авангардные бои. Возвращаясь от Мостовых ворот, Рожер угрюмо размышлял, не лучше ли махнуть рукой на это паломничество, сесть в порту Святого Симеона на корабль и уплыть в Европу. Он убил достаточно неверных, чтобы считать свой обет выполненным, да и деньгами разжился. Но что за будущее ждет его дома? Ему нужно обеспечить жену, а никакого туго набитого кошелька не хватит, чтобы оплатить проезд и купить манор. Он вспомнил, как нежно любил Анну и как был счастлив, когда завоевал ее. Но оказалось, что женатый мужчина должен всегда думать только о деньгах…

Рожер устало открыл калитку замка, который недавно покинул с такими надеждами. Конечно, его постель пропала, а новые шелковые покрывала из Антиохии лежали где-то в лагере нормандцев. Он сел у огня и жадно набросился на долгожданный скудный ужин. Настроение у него было угрюмое. К счастью, после разграбления города у пилигримов появилось множество одеял, и он смог купить несколько штук у соседей. В середине ночи его разбудили торжествующие крики. Оказалось, первые турецкие разведчики попали под арбалетный залп.

И снова потянулись дни и ночи, когда вздремнуть удавалось урывками, когда то и дело трубили тревогу и нельзя было даже снять доспехи… Турки не пытались штурмовать городские стены, которые так и стояли нетронутыми, но захватили весь северный берег реки, отрезали дорогу в порт и не ленились делать крюк в восемь миль, чтобы пересечь Оронт выше по течению, скакать к южным стенам и о чем-то сноситься с гарнизоном неверных, все еще удерживавшим цитадель. В довершение несчастий через несколько дней в городе кончились продукты. Антиохия голодала еще перед падением (об этом узнали во время разграбления); все горожане из числа неверных бежали — кроме нескольких человек, проданных в рабство, — а местные христиане жались к паломникам и соглашались на любую работу за кусок хлеба. Толпы турок сновали туда и сюда на расстоянии полета стрелы, и это не давало защитникам замка расслабиться ни на минуту.

Утром тринадцатого июня Рожер отдыхал во дворике Кладбищенского замка, откинув на плечи оберк и поставив гудящие ноги в лохань с водой. Сквозь новую калитку в стене, выходившей на мост, прошел Роберт де Санта-Фоска. Грязный, усталый и отощавший не меньше прочих, кузен, однако, сохранил непринужденность осанки и белозубую усмешку.

— А вот и ты, братец, — сказал Роберт, сунув большие пальцы за перевязь туники, которую он носил поверх доспехов. — Как всегда, на самом опасном посту? Рад, что тебя донимают только больные ноги. Когда закончишь, будь добр, передай лохань мне. Мой бедный старый конь наконец отмучился, и теперь я тоже хожу пешком, хоть и не так давно, как прочие. Я явился по поручению прекрасной дамы. Госпожа Анна велела передать тебе письмо.

Он сунул брату сложенный и небрежно запечатанный лист дешевой египетской бумаги.

Голод, усталость и бесконечные опасности на время заставили Рожера забыть об ответственности за семью; его плечи и так сгибались от невыносимого бремени. Но пришло время вспомнить о супружеском долге. Он развернул письмо, и братья склонились над ним, пытаясь разобрать написанное. К счастью, писец знал, что читать послание будет не особенный грамотей, и вывел буквы четко, ставя их подальше одну от другой. Письмо было составлено на латыни.

Рожер повторил про себя эти слова и легко перевел их с вульгарной латыни на французский.

Роберт засмеялся.

— В трудных ситуациях дамы не тратят слов понапрасну! Она совершенно права: теперь в Антиохии женщинам делать нечего. Но я не знаю, как ты сумеешь переслать ей деньги, если турки перерезали дорогу.

— А как ты получил это письмо? Ты что, был в порту? Дорога свободна, иначе письмо просто не дошло бы, — сердито заявил Рожер. Он отмахнулся от мысли о том, какие сплетни пойдут по лагерю, если кто-нибудь узнает, что Анна оставалась наедине с мужчиной без разрешения мужа. Жене можно было полностью доверять.

— О, я видел госпожу Анну два дня назад. Граф Танкред собрал сильный отряд, чтобы попытаться собрать дезертиров, и турки нас пропустили. Они все еще боятся конных рыцарей, если тех много. Анна живет в пустом складе вместе с другими одинокими женщинами, наблюдая, как то и дело отчаливают корабли и как на пристанях толпятся клерки и всезнайки рыцари. Похожий случай был, когда нас послали ловить графа Миланского и этого смешного отшельника Петра [44]. Дело было непыльное, но неприятное. В конце концов наш старый миланский герой соизволил заявить, что он всего-навсего собирался просить помощи у греческого императора. Но эти друзья слишком рьяно стремятся удрать от турок за море, чтобы их можно было уговорить… К несчастью, сеньоры подают им не лучший пример. Ты слышал, кто дезертировал последним? Ни больше ни меньше, как сам граф Блуа!

— О боже! — воскликнул Рожер. — Граф, знатнейший из вассалов короля Франции, бежит, как только запахло жареным! Ну и что, удалось вам, итальянцам, вернуть его?

— Мы не итальянцы, а итальянские норманны, — гордо напомнил Роберт. — Вернуть его нам не удалось. Стоило начать на него давить, и среди пилигримов грянула бы гражданская война. Нет никого кровожаднее труса, а он уже готов был собрать других дезертиров и силой вырваться из лагеря, если бы мы воспрепятствовали его бегству.

Эта новость заслуживала серьезного обсуждения.

— Расскажи мне о дезертирах, — попросил Рожер. — На этот берег реки лагерные слухи почти не доходят: здесь передовая. И многие знатные рыцари бежали? Граф Блуазский ведь входил в совет вождей, верно? Значит, он хорошо знает истинное положение дел. Ты тоже считаешь, что удерживать город глупо?

— Дезертиров с каждым днем все больше, — ответил Роберт с унылой миной, — и многие из них — храбрые и опытные рыцари. Граф Блуа — случай особый. Не то чтобы он был великим полководцем, но он отвечал за пищевое довольствие с самого начала зимы, а это требует от человека отдачи всех сил. Еда сейчас — наше самое слабое место; я думаю, что голод для него страшнее турецких стрел. И если он считает, что оставаться здесь глупо, то все паломничество превращается в сплошное безумие. Но мы здесь, и мы взяли Антиохию, неверные всеми силами пытались помешать нам. Две недели назад я считал, что все кончено, но мы выпутались. И сейчас наше положение намного лучше. Господь на нашей стороне, иначе мы ни за что не оказались бы здесь.

— Я никогда не верил в чудодейственную помощь, — с сомнением ответил Рожер. — Не думаю, что мы ее заслуживаем, и рассчитывать на нее не приходится. Запас чудес был исчерпан под Дорилеем. Но я дал клятву герцогу Нормандскому на все время паломничества, и непохоже, чтобы он собирался уезжать.

— Да, таковы уж мы, норманны, — кивнул Роберт. — Пока я нужен графу Тарентскому, я тоже останусь здесь. Даже если все эти французы, прованцы и фламандцы ринутся домой, к своим очагам, мы, норманны, сможем завоевать эту страну сами. Ты знаешь, что это последняя турецкая армия, которую нам осталось разбить? Неверные, которые живут южнее, подчиняются королю Египта, и греки говорят, что как воины они сильно уступают туркам. Но что ты ответишь госпоже Анне?

Рожер разом вернулся с небес высокой политики на грешную землю. Куда деваться от низкой истины: жену надо кормить и содержать. Он жаждал увидеть обожаемую Анну после окончания битвы и в то же время мечтал, чтобы она сама сумела найти удобный дом.

— Думаю, ей действительно следует остаться в порту, — сказал он, поколебавшись с минуту. — Когда я просил ее приехать, мы только что взяли Антиохию и я совсем забыл про это проклятое «войско избавления». А в общем, пусть поступает, как считает нужным. Не очень-то я доверяю письмам. Хоть я и знаю алфавит, боюсь, дама не сумеет прочитать мои каракули. А ты, кузен, умеешь писать разборчиво?

• Предыдущая
• 47/79
• Следующая