Деус Вульт! - Дагген Альфред - Страница 43
- Предыдущая
- 43/79
- Следующая
— Это совсем не по-рыцарски и не по-христиански…
— Что император не рыцарь, это ясно, но я не уверен, что он и настоящий христианин. По крайней мере, кое-кто из его духовенства явно предпочитает неверных.
— И все же мы возьмем этот город! Клянусь вам, отец мой, пока мы удерживаем замки, никто не сможет доставлять им припасы, а турки не станут терпеть голод, как терпели мы.
— А вы уверены, мессир Рожер, что нам удастся удержать замки? Припасов они не получают, но кто им мешает послать гонцов через южную стену цитадели прямо в горы? Ходят слухи, что на востоке бароны неверных вновь собирают «войско вызволения». Если они доберутся сюда, нам останется только прихватить свой скарб и уносить ноги в порт Святого Симеона. Мы не сможем воевать на два фронта — с непокоренной крепостью в тылу и с врагом на северном берегу.
Так Рожер впервые услышал об армии, собиравшейся в Мосуле [40]. Это была чрезвычайно грозная весть, и у него екнуло сердце.
— Ради бога, отец, мы должны немедленно что-то предпринять! Чтобы одолеть это новое войско, нам придется собрать все силы и покинуть осадные замки, а это значит, что в город снова придут обозы и придется начинать все сначала! Не слышно, какие планы у наших вождей?
— Наши вожди слишком заняты раздорами, чтобы строить какие-то планы, — горестно сказал священник. — Кое-кто предпочитает, чтобы Антиохию удерживали неверные, лишь бы она не досталась кому-нибудь из наших… Однако я заболтался. Вы ничего не хотите передать госпоже Анне? Скоро начнется паника, и женщин лучше всего отправить домой, пока не перекрыта дорога в порт Святого Симеона.
— А что она думает обо всем этом? — с замиранием сердца спросил Рожер.
— О, она совершенно спокойна и ничуть не переживает, — утешил его отец Ив. — Мы бывали и не в таких переделках и выходили из воды сухими, так что теперь все убеждены, что мы непобедимы. Но я-то знаю, что такое война. Несмотря на свою тонзуру [41], я многое повидал и понимаю, какая грядет опасность. Стоит только дальновидному или даже трусливому человеку сесть на корабль и уплыть, как за ним тут же бросится толпа этих храбрецов-обозников. Если бы мне надо было позаботиться о даме, я бы отправил ее на генуэзский или пизанский военный корабль прежде, чем начнется свалка.
— После этого она и начнется, — пробормотал Рожер. — Нет уж, если такое случится, то не из-за моей жены! Как я понимаю, сама она ничего не боится. Пусть сидит на месте, а там посмотрим. Госпожа де Кампо-Верде, у которой она живет, не задержится здесь в случае серьезной опасности. Когда она соберется в порт Святого Симеона, настанет и черед Анны. Но передайте госпоже, что теперь ей следует беречь деньги. Пусть продаст все лишнее. Если у нее будет золото, она успеет в последний момент подкупить какого-нибудь моряка. И еще передайте ей, что я намерен оставаться здесь до конца. Все еще может измениться. Не могу поверить, что тысячам паломников, добравшимся до края света и избежавшим стольких опасностей, придется вернуться домой, ничего не добившись. Все, чего мы достигли, произошло благодаря чуду, и нам следует положиться на божью волю.
— Абсолютно неверно! — затряс головой отец Ив. — Если вы действительно так думаете, мне придется обвинить вас в ереси! Этой зимой пилигримы вели себя так, что не заслужили милости Господа, и вам это известно лучше, чем мне. Посему рассчитывать на чудо нам не приходится. Но если вы хотите подвергнуть госпожу Анну опасности, это ваше дело. Вы ее муж и сами отвечаете за нее. Прощайте! Я передам ей ваш совет копить деньги.
Рожер не мог поверить, что лагерю, в котором они так долго прожили, действительно угрожает опасность. Впрочем, если это и так, Анна сумеет позаботиться о себе лучше, чем он. Во время ужина у рыцарей только и было разговору, что о подступающем вражеском войске. Как всегда бывает с лагерными слухами, вчера об этом никто не задумывался, а сегодня все только об этом и говорили. Если армию из Гаренца оценивали в тридцать тысяч, то мосульское войско, по общему мнению, и сосчитать было невозможно, а поэтому даже самые стойкие воины принялись прикидывать расстояние до ближайшего порта и вместимость стоящего там флота.
После ужина, когда те, кому предстояло ночное дежурство, стали одеваться потеплее, к палатке подошел слуга и попросил вызвать мессира де Бодема. Рожер спустился и с удивлением принял у него сверток. Грум объяснил, что этот плащ прислал мессир де Санта-Фоска, который настоятельно советовал надеть его нынче ночью. Юноша недоуменно пожал плечами. Кузен Роберт не давал о себе знать с тех самых пор, как Рожер отправился в замок. Норманн в жизни ни о ком не беспокоился, а к изменениям погоды был совершенно нечувствителен, так что в его братскую заботу верилось с трудом. Сам Рожер был человек прямой и не подозревал других в хитрости, но все же догадался, что плащ должен быть каким-то образом связан с посланием от графа Тарентского. У него из головы вылетело, что он — платный шпион Боэмунда. Благоразумно разложив плащ подальше от костра, он увидел на кайме буквы, вышитые черной ниткой, и принялся разбирать их, для верности перерисовывая на земле и пытаясь вспомнить, чему учил его в детстве приходский священник из Юхерста. Послание было написано по-латыни: пишущий по-французски рисковал быть непонятым, ибо нужно было сначала догадаться, какого начертания букв придерживается отправитель. К счастью, оно оказалось кратким и понятным.
«Жди вестей из города. Передай их тому, кто каждое утро будет приносить тебе фляжку вина».
Рожер распорол нитку, накинул на себя плащ и забрался на помост, где ему предстояло дежурить всю ночь. Значит, граф Тарентский пытался овладеть городом с помощью измены. Это был единственный способ успеть справиться с ним до подхода армии, шедшей на подмогу туркам, потому что стены по-прежнему стояли неприступно. Но затея не могла кончиться успехом. У осажденных не было никаких причин сдавать крепость накануне прибытия войска из Мосула. Он понял, что угодил в ловушку итальянцев: те просили сообщать о попытках других вождей завладеть городом, а на самом деле использовали его, чтобы захватить Антиохию самим. Теперь он обязан помогать графу Тарентскому побеждать в одиночку…
Он всю ночь всматривался в другой берег, меняя позицию, когда рядом пролетала стрела, и до боли в глазах следил, не плывет ли кто-нибудь по реке и не спускается ли по стене на веревке. Но ничего особенного так и не произошло…
На следующий вечер за ужином рыцари обсуждали совет вождей, который состоялся в шатре графа Блуа. У каждого рыцаря была своя красочная версия того, что произошло на военном совете. Воины в лицах описывали, как граф Вермандуа высказывался за немедленное отступление, а граф Тулузский — за призыв на помощь греческого императора. Рожер был горд, узнав, что все норманны Нормандии, Англии и Италии единодушно потребовали снова вступить в битву на востоке, а уже потом решать вопрос о снятии блокады и отступлении. Однако было ясно, что второй раз затея с засадой у озера не пройдет. Большинство рыцарей считали отступление неизбежным, но если бы их сеньоры возглавили атаку, они не отказались бы принять в ней участие.
Весь следующий день на вражеских стенах толпились турецкие солдаты. Они обстреливали замок камнями, осыпали его защитников насмешками и оскорблениями, видно, весть об идущей на подмогу армии уже распространилась в городе. Срочно созвали новый военный совет, и во время ужина Рожер услышал пересказ речей, что держали их предводители. Они чуть не передрались из-за вопроса об отступлении. В конце концов было решено отправить греческому императору последний отчаянный призыв, умоляя его прислать войско и взять город себе. Конечно, вожди бешено сопротивлялись, но иного выхода не было: судьба похода оказалась под угрозой. Однако весь вопрос заключался в том, успеет ли добраться до них греческая армия. Согласно последним сообщениям она находилась где-то в Карии [42]. Распаленные арбалетчики принялись кричать, что предводители по каким-то неведомым причинам втайне желают, чтобы поход провалился. Вот-вот могла начаться паника. Кто-то пустил слух, что «армия вызволения» уже вышла из Мосула.
40
Мосул — город в современном Ираке, расположенный на реке Тигр.
41
Тонзура — выбритое место на макушке, знак принадлежности к католическому духовенству.
42
Кария — область на юго-западе Малой Азии (на территории современной Турции).
- Предыдущая
- 43/79
- Следующая