Деус Вульт! - Дагген Альфред - Страница 30
- Предыдущая
- 30/79
- Следующая
В середине месяца совет вождей призвал всех обозников, женщин, чиновников — в общем, все лишние рты — покинуть лагерь и отправиться на зимовку в греческие города или ближайший порт Святого Симеона. У Рожера это распоряжение вызвало смешанные чувства. Он не разлучался с женой со дня свадьбы и при мысли о расставании покрывался холодным потом. Но она все худела и худела, а от промозглой сырости, царившей в хижине, ее мучил кашель. К счастью, она так и не зачала ребенка. Рожер отослал жену в порт. Ее сопровождали госпожа Алиса и два заболевших арбалетчика. Чтобы дотянуть до весны, у них было десять золотых. Себе же Рожер оставил лишь горсть мелких медных монет, которые какой-то ловкий грек сумел покрыть серебряной амальгамой. Однако местные купцы хорошо знали константинопольские подделки, на удочку не попадались и принимали их по цене меди. Ехать было не на чем, и Анне пришлось идти пешком. Рожер ощутил угрызения совести, глядя вслед двум благородным дамам, бредущим по каменистой равнине с узелками в руках. Впрочем, за последний год все паломники изрядно опустились, и даже герцог Нормандский частенько ложился спать голодным…
Они встретились с кузеном Робертом на берегу реки и принялись обсуждать положение.
— Не вижу никакого смысла сидеть здесь, — заявил Рожер. — Зачем понадобилось начинать осаду на пороге зимы? Это мой первый поход, но я всегда думал, что войска отправляются на зимние квартиры самое позднее в ноябре. Война связала нас с турками одной веревочкой: мы не можем победить их, а они не могут прогнать нас.
— И тем не менее смысл есть, — понизив голос, возразил Роберт. — Ты даже и не догадываешься, как плохи дела. У наших вождей трясутся поджилки: если они нас распустят, весной от войска и следа не останется. Ничто так не объединяет развалившуюся армию, как постоянная близость противника; именно поэтому они не могут позволить нам отойти на зимовку.
Рожера поразил пессимизм обычно столь жизнерадостного кузена.
— Думаешь, что-нибудь изменилось за последние два месяца? — продолжил он. — К туркам продолжают поступать обозы с продовольствием, они пропускают их через ворота Святого Георгия, а лошадей выгоняют пастись у городской стены.
— Брось, им приходится не лучше нашего. Они наверняка считают, будто мы настолько горды и упрямы, что просто не можем позволить себе свернуть лагерь и уйти. И помни, эти турецкие султаны ненавидят друг друга так же, как наши западные короли. Нынешний антиохийский граф никому не по нраву, и они с удовольствием бросят его на произвол судьбы. Если это произойдет, мы одолеем его к лету — конечно, если сами не протянем ноги. Не забывай, мы все же сумели забраться в такую даль и пройти от Никеи до Оронта, несмотря на все попытки турок помешать нам.
— Мы сдохнем с голоду раньше, — проворчал Рожер. — Почему нет подвоза припасов от греческого императора? Мы освободили для него столько земель; мы его единоверцы, которым он обещал помощь в Священной войне. Иначе зачем наши вожди дали ему в Константинополе вассальную клятву?
— О да, нельзя забывать об этой клятве! Он не выполнил своих обязательств — значит, и мы ему ничего не должны. Пока мы нагоняли на турок страх господень, он прибрал к рукам юго-западные города и вернулся к себе в столицу. Ничего, впоследствии это окажется нам на руку, когда придет время получать лены… Да нет, я думаю, он просто мало что может для нас сделать. Дорога, по которой мы прошли, слишком трудна для обозов с продовольствием. Не удивлюсь, если ее перекрыли местные жители. Они не больно-то привечали нас во время похода, хоть мы с ними единоверцы. Нет, нам стоит полагаться только на самих себя и добывать еду в порту — конечно, если она там есть. Кроме того, мы можем пустить в пищу дохлых лошадей и кожу с седел. Но снимать осаду ни в коем случае нельзя!
Рожера поразила решимость брата. Ему еще не доводилось встречать человека, который предпочитал бы умереть с голоду, но не отступать. Видимо, эта стойкость и позволила норманнам завоевать Италию.
Они побрели по берегу, чтобы набрать хвороста для костра.
Невеселым пиром отметили пилигримы второе Рождество, которое застало их в походе. Лошади каждый день умирали от голода и болезней; еды оставалось совсем мало; многие рыцари покинули лагерь, оставив его на попечение арбалетчиков, и отправились отмечать праздник в соседние города. Рожер тоже решил съездить в порт Святого Симеона, чтобы отпраздновать с женой первое в их совместной жизни Рождество. Роберт был его ближайшим родственником в этой стране, ехать ему было не к кому, и Рожер пригласил его с собой. Турки укрылись за стенами, еды у них было вдоволь, и опасаться вражеских вылазок в эти короткие зимние дни не приходилось.
Кузены легкой рысцой поехали в сторону побережья, провели ночь в дороге и следующим утром прибыли в порт. Гавань в устье Оронта была простой рыбачьей деревушкой с пристанью, где обычно высаживались жители Антиохии — несколько белокаменных домиков, обнесенных невзрачным земляным валом. Сейчас в гавани теснились корабли со всех уголков Запада: громоздкие, неуклюжие купеческие суда из Фландрии и городов Северного моря, башнеобразные трехмачтовики из Прованса, быстрые сицилийские фелюги и галеры с Адриатики. Деревню же заполнили знатные дамы, чиновники и генуэзские купцы, прибывшие на кораблях. Многим крестьянкам, мужья которых погибли в бою или умерли от голода, пришлось заняться проституцией, а вечно голодные арбалетчики и матросы запугивали безоружных путешественников и грабили их. Роберт отнесся к увиденному спокойно, так как уже привык видеть войну с изнанки, но Рожер был потрясен. Участники святого паломничества не имели права вести себя подобным образом.
Они нашли Анну и ее компаньонку на втором этаже одного из домиков. Граф Блуазский пытался снабжать провизией хотя бы благородных дам. Один из сопровождавших их пехотинцев умер, а другой потихоньку удрал из города, бросив свой деревянный арбалет. Госпожа Алиса сумела его продать, и немного денег у них еще оставалось. Бывали и бесплатные раздачи продуктов, привезенных кораблями с Запада или доставленных каким-нибудь отчаянным шкипером из Константинополя, дерзнувшим провести по зимнему морю утлое суденышко, груженное зерном.
Второе Рождество, которое Рожер встречал вне дома, превратилось в жалкое зрелище. Дрова давно кончились, идти ко всенощной было слишком холодно, однако они, завернувшись в одеяла, все же выбрались к заутрене, а к обеду вернулись домой. Накануне отъезда из лагеря Рожера отрядили за фуражом, он сумел привезти жене вязанку веток и водорослей, и за обедом им удалось немного погреться, съесть по сухарю и выпить присланного графом Блуа водянистого вина, по вкусу напоминавшего смолу. Госпожа Алиса умудрилась купить кусочек копченой грудинки. Когда они уселись у дымящего, стреляющего искрами очага и принялись за обед, у Анны не выдержали нервы. Она ударилась в слезы, и это оказалось заразным: начала тихонько всхлипывать госпожа Алиса, да и Рожер почувствовал, что глаза у него на мокром месте. Роберт остолбенел, удивленно уставился на друзей и вдруг запел смешную, хоть и не совсем пристойную итальянскую песенку, прихлопывая в такт и призывая их спеть хором. Анна попыталась присоединиться, но расплакалась еще сильнее. Однако Роберт не унимался, и вскоре они принялись дуэтом выводить замечательные рулады. Когда песня закончилась, Роберт обернулся к брату.
— Тебе следует радоваться, кузен Рожер! Мы оба норманны, но ни разу не отмечали Рождество в Нормандии. Стремление завоевывать чужие земли и править ими у нас в крови: вы покорили Англию, мы — Италию. А сейчас мы завоевываем самую достойную награду — богатейшую страну и Царствие Небесное в придачу. Утри слезы, кузина Анна, ты выплачешь свои прекрасные глаза! Под защитой двух таких доблестных рыцарей в следующем году ты наденешь золотую корону. А вы, госпожа Алиса, не скучайте о своем Провансе! Мы сделаем вас королевой Вавилонской или аббатисой монастыря кармелиток — конечно, если вы не предпочтете снова выйти замуж.
- Предыдущая
- 30/79
- Следующая
