Вдребезги - "JFalk" - Страница 11

В библиотеке было тихо, как на кладбище. В косых солнечных лучах плавала пыль, будто планктон у поверхности океана. Майкл видел передачу по ВВС про китов – как они рассекают там в голубоватой воде, покачивая хвостами, разевают пасть, в которую грузовик влезет, и глотают эту мельтешащую мелюзгу. Майкл подул на солнечный луч – и пыль взметнулась, заплясала вокруг золотыми точками. Он улыбнулся.

За конторкой сидела девушка в сизом кардигане, машинально жевала тощую рыжую косичку, от руки заполняла каталожные карточки.

– Здрассте, – сказал Майкл, подкравшись поближе. Он очень старался не шуметь, так что даже говорил почти шёпотом.

Девушка ойкнула, вздрогнула, прижала кулачок к груди. Глаза у неё были огромные, зелёные с золотыми искрами.

– Что… что вы хотели?.. – испуганно спросила она.

Майкл переложил шлем в другую руку, облокотился о стойку. Вот никогда не любил пугать девчонок, даже в школе терпеть не мог, когда они визжали – особенно если хором, две-три сразу, так, что уши закладывало.

– Я за книжкой, – сказал Майкл.

Девушка опустила руки, одёрнула кардиган. Майкл тут же метнулся взглядом к бейджику: Гвиневра. Имя нездешнее, таким обычно называют принцесс или герцогинь, а никак не девчонок, закопанных в старые книжки.

Гвиневра кашлянула, стянула рукой ворот рубашки у самого горла, покраснела. Понятно – решила, что он на сиськи пялится. Честно говоря, пялиться было не на что – грудь там если и была, то размером с пару некрупных яблочек. В вороте даже намёка на неё не просматривалось.

Майкл отвернулся, глянул на стеллажи, уходящие в глубину зала. Пахло сладкой бумажной пылью, деревом и пересушенной землёй из кадки с разлапистым фикусом.

– Так… что вы хотели? – спросила Гвиневра, робко кашлянув.

Майкл замялся, не зная, как бы половчее выразить мысль.

– Я бы книжку взял, – сказал он. – Про историю.

– Исторический роман?

– Можно роман. Тока не длинный.

Прозвучало так, будто он с трудом читает по слогам. Майкл быстро добавил:

– Это потому что у меня времени мало. На чтение.

Гвиневра поправила косички, стянутые на концах резинками с лисьими мордочками, и спросила смелее:

– Какая эпоха вас интересует?

– А какие есть? – растерялся Майкл.

– Любые. – Она изумлённо хлопнула глазами, прямо как в мультике.

Майкл быстро глянул на бейджик, повторил про себя заковыристое имя.

– Слушайте… Гвиневра. Давайте что-нибудь не очень древнее. Вот, например, – он порылся в кармане, достал салфетку с нацарапанной карандашом фамилией, – про Борджию.

Девушка понятливо кивнула, встала из-за стола. Майкл пошёл за ней, стараясь не задевать плечами книги на полках.

– Отдел истории, – она остановилась у окна, повела рукой. – Здесь художественная литература, там – публицистика.

Гвиневра скользнула пальцем по корешкам, чуть склонив голову и беззвучно шевеля губами, выхватила пухлый томик:

– Александр Дюма, «Семейство Борджа». А вот Марио Пьюзо, «Семья».

– Их там целый выводок был, что ли? – недоверчиво уточнил Майкл.

– Ну да, – она неловко прижала книги к груди. – Например, Чезаре Борджа – про него писал Макиавелли, у нас есть новое переиздание.

Макиавелли упоминал то ли Честер, то ли Робин – деталей Майкл не понял, уловил только, что это был лох.

– Не, шотландец не нужен, – решил он. – А ещё кто-нить есть?

– «Лукреция Борджа. Эпоха и жизнь блестящей обольстительницы», – Гвиневра сняла с полки книгу в глянцевом переплёте. С обложки пристально глядела полуголая блондинка в простыне.

– Во! То, что нужно, – обрадовался Майкл и достал шуршащий бумажный пакет из кармана. – Я эту возьму.

Книги Майкл не любил с детства. Говорят, некоторые люди, когда читают, так увлекаются, что перед глазами видят кино. Майкл видел только буквы, и ничего, кроме них. Зато когда слушал – фантазия включалась на полную катушку. Когда Эван читал ему вслух, Майкл даже с открытыми глазами видел и паруса, и мачты, чуял солёный ветер, слышал звон шпаг, глухие удары копыт.

Дома он продирался сквозь нелёгкую жизнь Лукреции с упорством человека, вылезающего из-под обвала. Из тяжеловесных фраз можно было бы дом построить, ей-богу. «Родриго Борджа ещё раз исподволь, упрямо приступил к реализации намеченных планов». Вот нет чтоб сказать прямо – пацан пошёл и втихаря сделал по-своему! Приступил он, бля, к реализации планов. А вот это что за муть: «День и ночь Родриго Борджа следовал своей недоступной для понимания других стратегии». Майкл аж вспотел, пока перевёл: мужик упёрся как баран, пока остальные хлебалом щёлкали.

Он останавливался, возвращался назад, пыхтел, проговаривал про себя имена и даты. История оказалась реально трудной наукой, так что у него заметно прибавилось уважения к Купидончику, который рассекал в ней, как рыба в воде.

Майкл осилил книгу за неделю. Переворачивая последнюю страницу, он чувствовал себя измотанным, словно дополз до финиша ралли «Дакар» с пустым бензобаком. Но оно того стоило: теперь, если у Купидончика опять завяжется разговор про средневековые разборки, он сможет невзначай вклиниться и показать, что тоже кой-чего соображает.

– …и всё-таки Флоренция под Медичи оставалась демократической республикой, – говорил Джеймс. – Хотя на неё косо смотрели и из Рима, и из Неаполя.

Когда Купидончик пиздел об умном, смотреть на него можно было часами. У него загорались глаза, он расцветал, становился нормальным живым пацаном с заразительной улыбкой и неловкими жестами. Заслышав его голос в оживлённом споре, Майкл каждый раз навострял уши и подбирался поближе.

– Они выбирали власть жребием, какая же это демократия, – мимоходом бросил Честер. Этот дятел учился в Кембридже и постоянно таскал форменный пиджак, демонстрируя свою элитарную охуенность. Его брат Робин был точно такой же: конопатый, щекастый и с гонором.

– Не путай современную демократию с политической системой тринадцатого века, – отозвался Джеймс. – Во Флоренции была конституция, профсоюзы, сменяемая власть. В отличие от Венеции и Милана, где у одних правил дож, а у других – герцоги Сфорца…

– Вот, кстати, зря они начали залупаться на Борджиев, – вставил Майкл, дождавшись паузы. – Может, герцогствовали б до сих пор, если б умнее были.

Джеймс замолк, уставился на Майкла. У Честера челюсть отвисла аж до пола – залюбуешься.

– Сочувствую я мужику, – сказал Майкл, закрепляя успех. – Связался с гадюшником, нет чтоб нормальную бабу себе найти вместо козы этой.

– Ты о ком? – озадаченно спросил Честер.

– Так о Сфорце. Ну, который на Лукреции женился. Она потом ещё всю свою семью перетрахала, не слышали, что ли?..

– Откуда ты это взял?.. – тихо спросил Джеймс.

– Прочитал, – небрежно ухмыльнулся Майкл, будто для него было в порядке вещей читать светскую хронику про средневековых знаменитостей. Купидончик, опустив глаза, пошуровал трубочкой в лимонаде. Майкл решил поднажать: – А на портретах она ничё так, симпотная. И не скажешь, что на братьев вешалась.

– Портретов Лукреции не существует, – фыркнул Честер.

– Да не заливай, я же видел, – хмыкнул Майкл. – Прям на обложке был. В полотенце такая, с сиськой и букетиком.

– В полотенце? – заулыбался Робин.

– Ну да, на башке такое намотано, – кивнул Майкл.

– Это предполагаемый портрет, – тихо сказал Джеймс, мешая льдинки в стакане. – Ещё не удалось доказать, что это Лукреция.

– А ты давно историей интересуешься? – спросил Честер, переглядываясь с братом.

– Недавно, – признался Майкл. – Зря раньше не вникал, оказывается – офигенно интересно. Я вот не знал, что Борджии такие кровожадные были. Прям детектив, особенно про кольца с ядами.

– А ты знаешь, – сдержанно улыбаясь, начал Робин, – что эти кольца были выкованы в жерле вулкана?

Майкл заинтересованно поднял брови: