Статус-Кво (СИ) - Лимова Александра - Страница 38

Дрожь в руках как ответ на то, что внутри все окончательно рухнуло. Мой тихий холодный смех оборвал ее на середине слова. Открыла окно, достала сигареты, равнодушно прикурила и откинул голову на подголовник, прикрыв глаза.

- Просто ты тварь.

- Что? Ксюша, ты куришь?!

- Тварь. Он оплатил тебе отдых, на который ты в жизни и копейки не заработала, а ты все критикуешь. Хотя нет, ты не тварь, ты быдло. Это ваша характерная черта – критиковать то, на что собственных силенок не хватает. Критиковать умозрительно и поверхностно - предел жалких мозговых ресурсов. Вас нельзя подпускать к горлу, уважать перестаете, себя великими чувствуете, хамите, требуете, критикуете. Быдло ебучее. Только силу понимаете. Чем с вами жестче, тем уважения больше.

- Ксень...

- Никогда. Не. Называй. Меня. Так. – Зло отрубила, скептично улыбнувшись, глядя в ее растерянное лицо. – Ты была мне нужна. Очень нужна, но ты с собой справиться не могла, брала бабло, вытирала им слезки, которыми так кратко плакала над тем, что тебе не разрешают к нам подходить. Вытирала и брала еще. Суммы росли. Он послал тебя на хуй, когда ты заявила ценник за наш с Киром покой в девять семьсот кусков баксов. Валютное быдло. Я помню, как тебя насиловали. Помню, мама. А ты брала с него деньги… У меня серьги стоят десять тысяч зеленых, и я меняю их раз в месяц, а несколько лет назад я продала все золото, платину и другую поеботу… работала в киоске, разговаривая с таким же как ты быдлом, только не обряженным в бренды и меха. Работала, а в выходные между сменами мыла подъезды. Ты знаешь, что у Кира левый мизинец на руке разрублен, и что он им почти ничего не чувствует?.. Мясником пахал на базаре, чуть ошибся… Это все для нашего папы, который смотрел, как тебя насиловали. И я снова пойду ради него на что угодно, и Кир пойдет, но ради тебя, валютной проститутки, никто из нас пальцем не пошевельнет, хотя мы все помним, что с тобой делали. Как это делали. Кто. В какой последовательности. И чем ты потом ответила и подтвердила это сейчас. Отель тебе хуевенький? Ты хоть знаешь его цену? И как были подняты финансы, чтобы тебе его оплатить? А если твой ебырь обанкротится, снова по рукам пойдешь, сверкая трагедией и забыв этих своих… как их там… Чука и Гека, короче. Тварь ты ебучая, стерилизуйся, ничего святого, кроме бабла нет. Вас, уродов, к деньгам допускать нельзя. Сами заработать не можете и пускать вас к деньгам нельзя. Знаешь, почему детей не хочу? Потому что такой же тварью как ты боюсь стать. Хотя… от него определенно бы… Удачи тебе, мам. Надеюсь, ты все же осознаешь, что в пустом желудке ничего страшного нет, а вот в пустой душе да. Удачи. Искренне желаю. Может хоть этим детям повезет и они не узнают, кто ты.

Она все же была моей матерью. Я от ее крови и плоти. Осознала это, когда пальцы тронули ручку двери и ее голос разрезал тишину:

- В пустом желудке, говоришь, нет ничего плохого? На сытый рассуждать о морали легче, ты это запомни, Ксюш, прежде чем ярлыки вешать и осуждать людей. Запомни, доченька. Чтобы не так больно было, когда пустой желудок переломит высокие принципы.

Внутри вметается огненный столп ярости. Стиснула дверную ручку до хруста в пальцах. Нельзя поворачиваться. Нельзя к ней поворачиваться. Уебу ее башкой об руль.

- Ноябрь десятого года, отец не вывез и погряз в долгах. Восемь квадратов, продавленный диван, папа и Кир спали на полу. Мы заикнулись, что пойдем работать, он рыкнул, чтобы учились и терпели. Денег не было вообще. И мы пошли. Втихушку. Еще недавно я спускала десятки тысяч в магазинах, а тогда убирала бычки с лестницы и отмывала ступени, стараясь глубоко не вдыхать запах ссанья, хотя он прекрасно перебивал чувство… голода. – Хохотнула, глядя на свои пальцы, расслабившиеся на ручке двери. – Да и в пизду, думала я тогда, зажимая нос. Лучше уж быть голодной, чем этим дышать. И мыла. Знаешь почему? Потому что отца жалко было, потому что он нас любит, а мы его, поэтому я мыла ступеньки с коридорами, а потом шла в киоск и продавала нарикам и алкашам дешевое пиво и шоколадки с фольгой, слушая какая я охуенная цыпа и не дам ли ему за пятихатку. Так что это ты задумайся там над своими оправданиями. Въебывать надо, мама, въебывать ради себя и дорогих тебе людей, если хочешь денег, успеха и сытого желудка и тогда никогда не будешь кидать претензии, что, сука, сытый голодного не разумеет. Это вообще отмаза для ленивых и тупых долбоебов, не ясно в твоем возрасте, что ли? – Кинула на нее взгляд, сдерживаясь из последних сил. - Въебывай и никогда не будешь голодным, если это единственное, что тебя беспокоит так, что на остальное просто похуй…Да, может будешь побитым, может переломает тебя… но будешь сытым, а это же так важно, да, мама?.. Только вот тратить усилия, чтобы желудок был сытым не хочется и кто-то предпочитает продать себя, ведь так легче и дешевле. Тело же покушает. У тушки вообще умозрительны стремления – пожрать, поспать, посрать, поебаться да и сдохнуть, и главное при этом всем не напрягаться. Жаль, что эти животные потребности в твоих приоритетах. Если шваркнет тебя твой ебырь, ты вспомни мои слова, прежде чем с протянутой холеной ручкой к нему пойдешь, может это воспоминание разбавит животные потребности. Удачи, мам, сводным братишкам привет передай от меня и Кира.

Обратно в клуб. Трясет. Апатии нет. Внутри пожар. Адовый. Потому что прежде чем заживо жарить, меня ломает к хуям. Мой тихий скулеж сквозь стиснутые зубы потонул во взрыве смеха моих друзей. Хотелось сжаться на том ебучем диване, хотелось обнять себя руками, прислониться спиной к прохладному тонированному стеклу стены и зарыдать. Только, оказалось, что пока внутри меня жрет что-то и потом сжигает, вот это, этот демон саркастично рассмеявшись не давал воли слезам. Не давал облегчения. Жрал еще больше и безжалостнее. Потянулась за бокалом и отметила, как сильно трясутся пальцы. Новый слом внутри, новая тошнотворная волна боли не загасившаяся ни абсентом, не текилой.

Его звали так же, как и моего брата. Кирилл. Он ездил на Стингере, его родители были чиновниками и он допинговался. Белым, мелкодисперстным, элитным.

- Кир?

Его зрачки расширены, улыбка расслаблена. Вопросительно приподнял бровь.

- Дай.

Усмехнулся, спросил что-то про семью и принципы. Хохотнула зло и грубо оборвала. Кир знал свое место. Усмехнулся повторно. За столом все так же шел треп, пока он готовил для меня дорогу. Грамм, визитка, серебряный поднос.

- Купюра? – Кирилл достал портмоне.

- Какая пошлость. – Улыбнулась, не чувствуя внутри накала. Все замерло. Даже чудовище внутри заинтересовано приподняло голову и довольно ощерило окровавленные зубы.

Пальцы достали записную книжку из сумочки. Вырванная страница. Тонкая трубочка. Он объяснил как, и я склонилась. Чудовище внутри жадно застонало от вожделения и когти отпустили почти растерзанное и сгоревшее нутро.

Сначала ничего. Только в носу очень сухо. Как при сухом рените. Я почесала чуть зудящий нос и с тревогой посмотрела на остатки дорожки. Может, не качественный? Только вот легкое онемение и покалывающий холодок мне возразили.

А потом… я испытала что-то очень похожее на оргазм. Дикое, какое-то животное удовольствие, пронесшееся по венам. В голову. В которой будто туман рассеялся. Сердце забилось просто бешено, я задышала чаще, откинулась на подушки и почувствовала… себя прекрасно.

Настолько охуенно, что я не смогла вспомнить, когда хотя бы что-то похожее было в последний раз. Не смогла, хотя память работала удивительно быстро выуживая из недр счастливые моменты. Но их было мало и справилась моя память с космической скоростью в конце выдвинув вердикт, что сравнить это не с чем.

Кирилл рассмеялся. Негромко и беззлобно. Плеснул мне в бокал вина. И я зависла, глядя на цвет напитка. Насыщенный и при этом бледно-желтый. Парадокс, но это так. Пригубила, вкус до безумия приятный, немного вязкий, но с послевкусием фруктового букета, наслаждением пронесшимся по венам.

Отставила бокал на столешницу с удовольствием отметив, как спокойны пальцы. Огляделась.