Папина дочка (СИ) - Кострова Валентина - Страница 16

— Добрый день, господа! — его губы улыбались вполне дружелюбно, только вот глаза к этим чувствам не имели никакого отношения. Они замораживали все вокруг, убивали холодом все живое. В том числе и мою уверенность. Я как-то подзабыл, какие у него выразительные, умеющие без лишних слов, движений донести до тебя все его отношение к тебе и к ситуации в целом. Сейчас он зловеще торжествовал, заставляя нашу сторону ощутимо нервничать, беспокоиться.

— Без лишних слов, ознакомьтесь! — наверное, по интонации его служащие поняли команду, ибо перед всеми нами оказались копии договоров. И чем больше я вчитывался, тем больше покрывался потом, судорожно соображая, как он сумел провернуть такую аферу! Он выкупил все наши долги! И теперь нам оставалось добровольно отдать все акции ему в собственность, ибо на всех законных основаниях мог нам выставить сумму долга, если мы откажемся.

Отец взял ручку и без слов расписался. Я не в силах был даже пошевелиться, чувствовал, как привычная жизнь рушится кирпичиком за кирпичиком. Если я подпишу, все что мне должно было достаться в наследство от отца, перейдет Каюму. И теперь он решает работать мне тут или вышвырнуть на улицу. Сглотнул. А голубые глаза смеялись, как и карие. Оба Каюма торжествовали.

— Стоун? — Саид Каюм приподнял вопросительно бровь. Дрожащей рукой, нетвердо расписался в нужных местах. Все. Я официально теперь не владею компанией, которую создавал еще мой дед. Взглянул на отца, он вмиг постарел лет на десять. Мы наблюдали, как Каюм размашисто поставил свою подпись, как какой-то юрист проверил, кивнул и улыбнулся.

— Спасибо, мистер Каюм, за приятное сотрудничество! — опять этот юрист широко улыбнулся и покинул переговорную, за ним потянулись похожие на него коллеги. Остались только Али, Саид и мы.

— Что вы сделали? — шепотом спросил Оскар Стоун, сжимая и разжимая руки.

— Ничего особенного. Продал компанию, которую разделят на несколько частей, а там еще поделят и так далее! — Саид Каюм встал, мы потянулись следом. На отце не было лица. Детище, которым хотелось гордиться, просто расфасуют на мелкие предприятия, стерев отовсюду историю семьи Стоунов.

— Как вы могли! — Оскара Стоуна начало трясти. Я испугался за состояние отца, метнулся к графину с водой, подал ему стакан, но его уже била мелкая дрожь. Я испуганно оглянулся на своих родственников и застыл. Оба смотрели с еле заметной улыбкой на губах, в глазах отражалась месть, убийственный расчет, который преследовал именно эту цель: уничтожить.

P.S.В каждой монашке есть шалава, в каждой шлюхе есть скромница! (наверное, Анна прозрела по поводу своего положения, что будет она делать??? Смиренно все принимать или бунтовать?)! Спасибо за лайки, репосты, но мы с МУЗом соскучились по общению!

Анна(19.07.2018)

Тошнота то подступала, то отходила. Она была непредсказуемой. Мутило не только утром, но и в течение дня. Ни о какой учебе не могло быть и речи. Даже Ричард со своими желаниями поутих. Однажды, после визита к отцу в больницу, у того случился сердечный приступ, он пришел подвыпивший, долго меня рассматривал в ногах. Приказал сесть, перед этим полностью раздеться. Еще ранее заставил выпить какую-то безвкусную мутную воду, но от которой у меня не было отторжения Ричарда, на губах застывала идиотская улыбка.

— Знаешь, Анна, ведь по сути ты ничего из себя не представляешь! Ты ценна только из-за своего папы, который заставляет крутиться мир вокруг своей оси, и, если ему вдруг потребуется, чтобы солнце вставало на западе, солнце будет вставать на западе. Ты красива, не отрицаю, но и в этом нет твоей заслуги. Тут постарались родители. Кто ты? Что ты из себя представляешь? Ни увлечений, ни стремлений, ни своего мнения, ни своей позиции. Как сказали люди сильнее тебя, так и сделаешь. Тряпка. Об которую постоянно хочется вытереть ноги! — его рука коснулась моих волос, накрутил прядь на кулак, потянул вниз, заставляя откидывать голову назад. — Глупая папина девочка! Если бы он воспитывал тебя, как сыновей, вряд ли ты сейчас покорно сидела у моих ног с потерянным взглядом. Ошибка Каюма в том, что он растил тебя, как редкий сорт розы, которую нужно оберегать от любого сквозняка, при этом забывая, что если берешься оберегать от всего, то оберегай, а не на половину. Ему нужно было выбрать одну линию твоего поведения, а не смесь скромного Востока и свободного Запада. Именно поэтому ты никогда не понимала к какой культуре принадлежишь, постоянно кидалась из крайности в крайности. Одевала закрытые наряды в пол, при первом же удобном случае натягивала провокационный купальник. Ты, Анна, и не с ними, и не с нами. Посередине.

Он впервые сказал мне так много слов, лично мне, показав, как на самом деле я выгляжу со стороны. Хоть мой мозг до конца не улавливал смысл сказанного, что-то заставило ощутить горечь во рту, пустоту в груди. Ведь по сути он прав! И, отключив себя от происходящего, не чувствовала боли, не чувствовала унижения, не чувствовала вообще какие-либо эмоции. Даже подсознательная ненависть к своему насильнику тоже куда-то отошла на задний план.

Я заснула, потому что тело было изможденным после ночных секс-утех Ричарда, но спала чутко, поверхностно. И когда тошнота вновь подступилась к горлу, поспешно вскочила на ноги, шатаясь в разные стороны, поплелась в ванну. Там меня вырвало. Заставила себя встать под душ, смыть с себя мое безволие, мою апатию, мою покорность. Когда вытерла запотевшее зеркало, вздрогнула от увиденного. Почти за полтора месяца я превратилась в человека с большими лихорадочными глазами, с худощавым лицом, с истощенным телом. Последнее время есть хотелось сильно, но это все потом выходило нарушу. Поэтому об аппетитных бочках говорить не приходилось. Мне стало страшно. Если я еще проживу со Стоуном какое-то время, он меня просто угробит, я умру, так и не достигнув совершеннолетия на западный маневр. Мне нужно было бежать! Бежать пока была в состоянии двигаться, мыслить, что-то самой делать.

Наспех высушив волосы полотенцем, заплела их в косу, лицо не стала красить, времени не было приводить себя в приличный вид, Ричард мог проснуться в любой момент. Побежала в гардеробную одеваться, не зная, какие приключения меня ждут за порогом дома, предпочла черные джинсы, темный джемпер, кроссовки и кожаную куртку.

Почему я раньше о побеге не думала??? Почему? Мне всего лишь стоило добраться до братьев, до папы и весь кошмар бы давно завершился! Точно не от мира сего! Идиотка!

Поглядывая на спящего Ричарда, обшарила карманы его брюк, пиджака в поисках наличных денег. Карточки, мобильный телефон побоялась брать, по ним ведь легко вычислить, где человек снимал деньги, откуда звонил. Наконец-то, я нашла его портмоне, не глядя сколько там денег, вытащила все. Сняла обручальное кольцо и положила его вместо налички. Крадучись, словно вор, направилась на выход. Никто не задерживал, никто не выскакивал из-за угла. И быстро идя по пустым тротуарам, было всего пять утра, постоянно оглядывалась через плечо, боясь увидеть погоню за собой.

Метро открывалось в пол шестого, я пришла к открытию, самостоятельно купила билет, сказав наугад станцию, успев прочитать парочку на карте перед кассой. На меня странно покосились, да вид слегка побитой собаки, Ричард в этот раз не усердствовал с битьем по лицу. Где-то час или больше я бессмысленно каталась по метрополитену, переходя из вагона в вагон, пока желудок не напомнил мне о том, что стоило бы поесть. Пришлось со страхом выходить на поверхность. Оказалась где-то за центром, вокруг было суетливо и незнакомо. Увидела название булочной, поспешила туда, купила чашку чая и свежую булочку с джемом. Впервые мне хотелось именно есть и назад ничего не просилось.

— Простите, а могу я позвонить! — заискивающе смотрела на насупленного парня у кассы, он окинул меня оценивающим взглядом, убедился, что на воришку не похожа, протянул телефон. С памятью всегда было хорошо, но ленилась в детстве учить стишки, однако пять номеров телефона у меня были вызубрены. Я задумалась. Звонить папе я боялась. Он орать не будет, но морально еще не готова была с ним встретиться после всего произошедшего, да едва на меня взглянув, он о многом поймет. Азамат…Из-за его бешенного темперамента было чревато ему звонить и пытаться объяснить, что произошло. За все время моего замужества он ни разу не позвонил, не спросил, как дела, не выразил желание встретиться, хотя я знала, что в Лондоне бывал набегами. В общем с его пренебрежением мне еще предстояло разобраться. Ахмет. Старший брат звонил, интересовался моей жизнью, но работа много отнимала времени, и он жалел, что никак не может вырваться ко мне, поболтать и понять причину моего поспешного замужества. К Али можно было смело обратиться, и если он вдруг не здесь, то в конце этого дня он меня обязательно забрал бы и отвез домой в Эмираты, не задавая никаких вопросов. Но почему-то ему звонить не хотелось. Оставался Аман. Милый, любимый младший братик. И вспомнив о нем, на губах сразу же расползлась улыбка.