Ты — моя зависимость (СИ) - Кострова Валентина - Страница 53

— Саид, я валюсь с ног! У нас полно хороших специалистов, любой поможет! С каких это пор ты стал благородным рыцарем?! — его усмешка была последней каплей. Не обращая внимания на то, что на нас смотрели с интересом, даже тучная медсестра навострила ушки, уперся ладонями Марату в грудь слегка его толкнул к стене, наступая. Его глаза широко распахнулись, в то время, как мои сузились, в них мелькал огонь тихой ярости.

— Значит так, слушай и запоминай, повторять не буду! Ты сейчас идешь в первую смотровую и берешь на себя девушку, делаешь все возможно и невозможное, чтобы она и ребенок остались живы, в противном случае… — многозначительно замолчал, впитывая его страх, его дрожь. — В противном случае самое меньше, что я смогу сделать — это лишить тебя врачебной практики.

— Я тебя понял! — Марат сглотнул, затряс головой в знак согласия.

Глебов Марат Даниилович был врачом в роддоме, в котором Армина рожала всех детей, поэтому он мне был знаком не только на слуху, сейчас на повестке дня среди администрации роддома стоял вопрос, кого назначит заведующим отделением недоношенных новорожденных. Он очень хотел это место, и сейчас глядя мне в глаза, понимал, эта мечта либо станет ближе, как никогда, либо навсегда будет погребена под руинами профессиональной репутации.

Судя по напряженной тишине, моими словами прониклись все. Даже раздражающая медсестра смотрела уже не так уверенно, как несколько минут назад.

С Маратом вышли вместе. Он чуть ли не бежал в указанную смотровую, где была Арина. По его глазам понял, включился в работу, отодвинув в сторону усталость, мои угрозы. Перед ним была пациентка и нуждалась в помощи. Рустам, который уже оказался на месте, протянул карточку. Марат попросил нас выйти, но вышел только Рустам, я остался на месте, подпирая стенку. Арина волновалась, то и дело ее руки постоянно касались живота, словно пыталась увериться в шевелениях. Она не смотрела на меня, она вся погрузилась в себя.

По тому, как хмурился Марат, как быстро просматривал последние записи, темнело его лицо, я чувствовал надвигающую темную тучу. Я чувствовал, как приближается мой личный кошмар, как он липко ко мне прилипал, забираясь под рубашку, вжимаясь в меня, проникая во все нутро, становясь единым целым со мною.

Вокруг суетились. Брали кровь из вены, раздевали, переодевали в казенную одежду. Подкатили аппарат узи, пришла пожилая женщина, которая несколько минут водила датчиком по животу. Все делалось молча. Врачи разговаривали между собой глазами, мимикой. Меня это раздражало и бесило, но терпеливо ждал. Все равно скажут, как есть. Арина ушла в себя настолько, что не замечала ничего вокруг, только застывший синий взгляд перед собою, который меня пугал больше, чем ее переохлаждение в горах.

— Саид! — Марат отводил глаза в сторону. Нехорошее предчувствие сдавило горло. — Я ничего обещать не буду. Состояние критическое. Плацента отслоилась, идет уже внутренне кровотечение, вопрос, кого спасть, не стоит. Ребенок мертв…

— Нет! — резко ударил по стене. — Он не мертв.

— Сейчас нет, но вряд ли выживет, а ели выживет, то это будет полный инвалид. Зачем тебе такой ребенок?

— Послушай меня, Марат! — схватил Марата за грудки и прижал к стене, рассматривая его побелевшее лицо. — Ты сейчас совершаешь чудо в медицине, ты попрешь против диагнозов и прогнозов, расшибешься в лепешку, но сделаешь так, чтобы все были живы и здоровы! Понял?

— Саид, я не Господь Бог! Я обыкновенный врач, все что в моих силах, сделаю, но не собираюсь обещать тебе того, чего нет!

— Если все пройдет хорошо, кресло, центр, клинику — все что пожелаешь, я сделаю…

— Саид! — он схватил меня за запястья, отцепил. — Я не буду тебе врать, что все будет, как ты хочешь! Надейся на лучшее, но будь готов к худшему! И прошу тебя, если все закончится печально, не устраивай показательную казнь, люди тут не виноваты в том, что сейчас происходит!

— Марат… — впервые почувствовал свою никчемность, свое ничтожество! Я был не властен изменить ход событий, я был не в состоянии как-то помочь. — Что мне делать?

— Что? — он задумчиво меня рассматривал, — Помолись своему Богу, чтобы все прошло, как ты хочешь! Или Демонам, которые живут в твоем сердце. Только потусторонние силы смогут тебе помочь.

Сейчас готовят операционную, можешь зайти к ней, потом уходи, сколько по времени это протянется- не знаю. Я позвоню.

— Я не уйду.

— Я предупрежу на посту, чтобы тебя пропустили, если вдруг покинешь больницу, потом опять вернешься…

Марат ушел, я уткнулся лбом в стену, куда недавно ударил, прикрыл глаза. Сердце бешено стучало, мозг работал, пытаясь найти хоть какие-то лазейки, хоть намек на то, куда мне двигаться для наилучшего исхода. Но ничего не было и от бессилия задыхался от собственной ярости.

— Саид… — Арина впервые вынырнула из своего мира и смотрела мне прямо в душу большими глазами, со страхом, с надеждой, с верой в меня и в благополучный исход. — Я думаю, что нашей девочке подойдет имя Анечка.

— Да, милая…ей все подойдет, — погладил Арину по щеке, заставляя себя улыбаться, смотреть на нее уверенным взглядом.

— Мы так и не купили кроватку…и коляску…. А еще вещи не перестираны… И на выписку ничего не куплено… Я не хочу, чтобы ты кому-то поручал все покупать!!! — брови сдвинулись к переносице.

— В принципе можно по интернету все заказать! — она вскинула на меня глаза. — Она будет христианкой… Она будет крещеной! Никаких Аллахов, Коранов, мусульманской веры!

— Хорошо.

— Ты не сердишься? Ну, что я так против твоей веры!

— Нет, не сержусь, мы потом об этом поговорим.

— Саид, я не изменю своего мнения!

— Я понял, не надо сто раз повторять! — в палату зашла медсестра, деликатно стояла в сторонке. Видимо пришло время расставаться.

Арина изменилась в лице, схватила мою руку, я сжал ее ладонь, хоть как-то передать свою уверенность.

— Саид, я боюсь… — ее губы дрожали.

— Все хорошо! — нагнулся к ее лицу, коснулся губами лба. — Я с тобою, мысленно всегда рядом! Я люблю тебя, люблю ее, поэтому жду вашего возращения! — ее глаза увлажнились, покатилось несколько слезинок. Шепотом, как когда-то я сам, произнесла в губы:

— Мы тоже тебя любим!

Небо розовело. Стоял перед мечетью. Когда человек отчаялся, он идет к своему Богу. Он просит, он клянется, он обещает искупить свои грехи. Он кается в своей неправедной жизни. Ничего подобного во мне было. Я и стоял тут из-за того, что Рустам, везя меня обратно в больницу из дома, остановил машину и сухо сказал:

— Скоро будет Фаджр (первая утренняя молитва у мусульман из пяти), лишним не будет попросить помощи у Аллаха! — его глаза встретились с моими, он не вздрогнул, когда я усмехнулся.

Мимо прошел пожилой мужчина, спешащий на первую молитву. Я смотрел ему в спину. Развернулся в сторону машины, сел. Рустам спокойно смотрел перед собою. Он завел машину.

Почему не пошел? Потому что не чувствовал потребности, не чувствовал надобности в том, чтобы обращаться к Аллаху и просить.

Я никогда никому не верил, никогда ничего не просил, и сейчас не собирался доверять каким-то высшим силам. Однако проезжая мимо православной церкви, попросил остановиться. Что хотел там найти, какие ответы на свои вопросы, не знал, но именно тут мне захотелось постоять. Смотрел на золотые купола без единой мысли, просто слушал в себе ее голос, ее последние слова: «Мы любим тебя». Как молитва. Тихо, без надрыва. Мой телефон молчал, всю ночь. Никто не звонил и не спрашивал, кого спасать. А если б спросили, что ответил? Не знаю… Арина стала для меня всем, звездой в этой Вселенной, на которую я ориентировался, как древние путешественники, без нее я терял связь с окружающим миром. Без нее темный мир полностью поглотит меня в свое царство, выпуская на волю всех чудовищ, которые только были во мне. Вздрогнул. Мне самому было страшно от мысли, если то, что держится под контролем, вылезет наружу. Сегодняшнее мое поведение — это еще хорошее отношение к людям, где-то я мог пойти на уступки, послабить условия, договориться. Но если вдруг засов темницы моих Демонов сломается, они вырвутся на волю… Тогда отец долго смотрел мне в глаза, словно пытался понять, как Аллах позволил на этой Земле появиться столь жестокому человеку извращенной фантазией. Он и его люди предпочитали сразу убивать, не томить и не мучить человека, мне же нравилось доводить людей, нагнетать мысли, когда пуля летела в них, они шептали: «Наконец-то». И мне было все равно кого уничтожать: женщин, детей иль стариков, особенно доставалась мужчинам. Тогда десять женщин одновременно перерезали себе вены, не сумев выдержать угнетения и двух дней. Да, ножи я специально оставил. Сами или друг друга, это уже не имело значение. И возможно теперь через Арину, через нашего ребенка меня учат какому-то уроку…Терпению, смирению и понимаю, что не ты Хозяин других людей. Далеко не ты.