В поисках единственной (СИ) - Кострова Валентина - Страница 37

— Молодой человек, выйдите из кабинета! — возмущенно попросила женщина, оборачиваясь ко мне.

— Дима… — Олеся дернулась в мою сторону, но я резко отвернулся, сильно хлопнув дверью. Душила злость, обида. Не разбирая дороги, наконец-то вышел из здания. Резкий холодный воздух обжег легкие. Я не знал, что мне делать сейчас! О чем вообще думать после всего произошедшего! Вырулив машину с парковки, резко нажал на газ. Бежать из этого города! Не видеть никого. А еще лучше напиться до бесчувственного состояния, забыть это утро, стереть с памяти. Переформатировать себя. Как же больно! Боль скручивала изнутри, не давая дышать. Хватая ртом воздух, направлялся в область, не замечая, как спидометр взлетал на максимальную скорость. Что за ирония судьбы? Почему обжигаюсь? Почему? Почему? Этот вопрос, как молоточек, бился в висках. Слезы застилали глаза, мешая смотреть на дорогу вместе с дождем. На крутом повороте почувствовал, как машину повело, как она стала кидаться из стороны в сторону. Впереди показался встречный автомобиль, резко крутанул руль, ощутил, как машина подскочила. Я не слышал звука колес, только урчание двигателя. Затем перед глазами мелькнула земля. Последнее что врезалось в память, это разрывающий где-то мобильный телефон.

Было больно. Боль была ощутимой. Реальной. Приоткрыл глаза. Сбоку был какой-то аппарат, на нем какие-то неровные линии и значок сердца с цифрами. От рук отходило несколько трубок, иголок, на груди тоже были какие-то провода. Обвел взглядом то, что мог видеть полулежа. Мне даже не хотелось делать попытки двигаться, больно было просто лежать. Увидел в темном углу на диване комок чего-то белого. Шевельнул пальцами рук, запищали какие-то датчики. Комок белого на диване резкого подскочил. Когда оно склонилось надо мной, понял, что это был Олег.

— Привет, — одними губами прошептал, у меня не было сил даже голос напрячь. Олег что-то нажимал на приборе, проверил капельницу и только потом пододвинул стул и сел. Глаза у него была красные, воспаленные, словно не спал несколько дней.

— Ты сукин сын! — его голос дрожал, заметил, как по щекам потекли слезы. — Как же ты нас напугал! — он осторожно взял мою ладонь, зажал в своих руках. — Что ты творишь, Дима??? — минута слабости прошла, теперь его голос звучал сердито. Хотелось рассмеяться, но скорчился от боли. — Больно?

— Да нет, немного щекотно, — тихо произнес, сжимая зубы. — И долго я так спал?

— Три дня.

— Никого там не убил?

— Нет, только груда металла.

— Ничего. Я как раз подумывал сменить машину.

— Мать тебя теперь не пустит за руль.

— Давай рассказывай, чем мне обошлась эта авария, кроме покореженной машины.

Олег задумчиво смотрел на меня, успокаивало, что его глаза не метались, не стремились смягчить приговор. Значит, потери не велики.

— Тебе повезло. Мне не пришлось собирать тебя по частям. Ушиб грудной клетки, глубокие разрезы на руках, но мы наложили красивые шовчики. Пару порезов на лице. Главврач сказал, что в рубашке родился. При таких авариях людей привозят никаких. А у тебя не было даже внутренних повреждений. Ну и сотрясение головы. Больше всего пугало, что ты не приходил в сознание. Лучше, может быть, ребра сломал, чем твое бессознательное состояние. Родители за эти дни из-за тебя поседели на всю голову. Отец не мог эти дни работать, как зависнет с утра возле твоей палаты, так и не отвиснет. Про мать вообще молчу. Кретин безмозглый! Ты не скажешь, на кой черт тебя понесло в область?

— Спешил на встречу.

— У меня другая информация, встреча назначена была в центре.

— Я не хочу об этом говорить! — твердо заявил, предупреждающе посмотрел на Олега. Тот хотел еще задать какие-то вопросы, но заставил себя промолчать. Я прикрыл глаза. Чувствовал слабость и желание провалиться в сон, спасительный сон.

— Там Олеся обрывала тебе телефон. Вчера приходила, слезно умоляла к тебе пустить, но я даже мать не пускал. Как-никак реанимация, не положено. Сегодня переведут в палату, принимай гостей. А теперь отдыхай! — он сжал мое плечо, потрепал по голове и ушел, видел, что полез за телефоном. — Но, черт тебя побрал, я рад, что ты живой!

Был уверен, что позвонит матери, сообщить о моем состоянии. Улыбнулся. У меня есть родные, а это главное. Все остальное ерунда.

— Мама! Хватит меня кормить! — выставил руки перед собой. Мать поджала губы, но настаивать не стала. Она отложила контейнеры в сторону. — Извини, — поймал ее руку, улыбнулся виновато. Ее лицо осунулось, побледнело. Под глазами залегли тени. Отец тоже находился в палате, сидел по другую сторону. Родители переглянулись между собой.

— Больше так не делай! — голос мамы дрожал, видно, что переживания ее еще не отпустили.

— Обещаю водить аккуратно! — все свое очарование вложил в улыбку, стараясь выглядеть жизнерадостным, чем на самом деле ощущал себя.

— Никакой машины! — строго заметил отец, хмуря брови.

— Я без машины, как без рук! — досадливо воскликнул, как бы сильно не любил родителей, сейчас они меня бесили. Но не имел права им выразить свое недовольство.

— Найми водителя! Чтоб я тебя не видела за рулем!

— Я не настолько серьезная фигура, чтобы ездить с личным водителем, — иронично улыбнулся, пытаясь смириться с чрезмерной опекой. Понимал, они пережили шок, минуту, когда могли потерять сына, но это все проходило мимо меня, я не мог почувствовать свою вину. Авария может, не сломала мне кости, но душевно сломался. Смотрел на них, но видел перед собой виноватое лицо Олеси. Мама внезапно обхватила мою голову руками и прижала к груди. Было больно сидеть, грудь все еще болела, но старался этого не показывать. Все же матери имеют какую-то космическую связь с детьми, мама прижимала к себе, шептала на ушко, что все будет хорошо, все наладится. Вдыхая ее сладковатый запах, казалось, в такой момент должен был растрогаться, но я смотрел абсолютно сухими воспаленными глазами на больничную стену.

— Дим, — подал голос отец, когда вернулся на подушки, прижимая руку к груди. Если мать интуитивно чувствовала, что-то не в порядке, отец практически по глазам видел, что со мной что-то творилось, но я молчал. — Мы тебе не чужие люди. Если хочется высказаться, поговорить, поверь, в лице нас с мамой, ты найдешь самых лучших слушателей, только не замыкайся в себе. Каждая твоя личная драма всегда остается внутри тебя…

— Я понял, — перебил его, на что отец печально вздохнул. — Все хорошо. Если мне захочется поговорить, я приду к вам. Но не сейчас.

— Дима…

— Мам, правда, все хорошо! — боже, как мне хотелось, чтобы меня оставили в покое и не лезли с душевными разговорами. Просто ушли. Они еще некоторое время посидели рядом в молчании, затем ушли. Прикрыл глаза. В одиночестве побыл недолго. Постучавшись, кто-то вошел в палату. Повернул голову к двери, сжал зубы. Там стояла Олеся. Опустил глаза, ее хотел видеть в последнюю очередь.

— Я принесла тебе тут апельсинов.

— Ну да, витамина С мне как раз не хватает, — иронично улыбнулся. Она положила фрукты на тумбочку, села на стул возле кровати. Сейчас ее вид напомнил наше первое свидание, гордо вскинутый подбородок, маска сдержанности, глаза тоже смотрели с вежливым вниманием.

— Тебе идет щетина! — ее замечание вызвал смех, приложив руку к груди, сквозь зубы рассмеялся. Она вскинула брови.

— Когда-то ты это говорила.

— Да?

— На первом свидании.

— Это было так давно….

— Даже года не прошло.

— Дим… — синие глаза заметались по моему лицу. — Прости меня…

— Тебе нужно мое прощение? — приподнял вопросительно бровь, улыбаясь ехидно. — Я понял, что карьера у тебя важнее меня.

— Это был не ребенок, а всего лишь клеточка. Там даже сердцебиения не было, — она взяла меня за руку. Торопливо выдернул ладонь. Ее плечи опустились. — Я долго думала, что делать. Но ты пойми меня, такое предложение не делается дважды…

— Уйди…. — прошептал, отвернув от нее лицо, ощущая соленый вкус на губах.

— Дима…. - ее прохладная ладонь коснулась плеча, скинул ее руку.