Мертвые, вставайте! - Варгас Фред - Страница 26

• Предыдущая
• 26/49
• Следующая

– По-моему, это идиотизм.

– Да нет же. Я уверен, что это рассмешит Матиаса. Верно, Матиас?

Матиас слабо улыбнулся.

– Мне совершенно все равно.

– Тебе совершенно все равно, что тебе будут докучать легавые, подозревая в изнасиловании Софии? – спросил Марк.

– Ну и что? Я знаю, что никогда не изнасилую женщину. Поэтому мне наплевать, что думают об этом другие, я-то знаю.

Марк вздохнул.

– Охотник-собиратель – мудрец, – изрек Люсьен. – К тому же с тех пор, как работает в бочке, он стал разбираться в гастрономии. Не будучи ни чистоплюем, ни мудрецом, я предлагаю пожрать.

– Ты только и говоришь что о жратве и о войне, – сказал Марк.

– Давайте жрать, – согласился Вандузлер.

Он прошел у Марка за спиной и быстро сжал ему плечо. Его привычка сжимать Марку плечо не изменилась с тех пор, как тот был мальчишкой и они ссорились. Он словно хотел сказать: «Не беспокойся, юный Вандузлер, я не причиню тебе вреда, не нервничай, ты слишком нервничаешь, успокойся». Марк почувствовал, что гнев его утихает. Обвинение Александре все еще не предъявлено, а именно об этом и пекся старикан вот уже четыре дня. Марк бросил на него взгляд. Арман Вандузлер как ни в чем не бывало садился за стол. Мешок дерьма, мешок с чудесами. Как тут разберешься? Но это был его дядя, и Марк, хотя и кричал, доверял ему. Кое в чем.

И все-таки Марка охватила паника, когда на следующее утро в восемь часов Вандузлер вошел в его комнату в сопровождении Легенека.

– Пора, – сказал ему Вандузлер. – Я должен бежать с Легенеком. Тебе надо делать лишь то же, что вчера, и будет порядок.

Вандузлер тут же испарился. Ошарашенный Марк остался лежать в постели с таким чувством, будто ему только что едва не предъявили обвинение. Но он никогда не поручал крестному будить его. Старина Вандузлер совсем сбрендил. Нет, дело не в этом. Просто, уходя с Легенеком, он дал Марку понять, что в его отсутствие тот должен возобновить наблюдение. Крестный не держал Легенека в курсе всех своих делишек. Марк встал, быстро принял душ и спустился в трапезную. Матиас, поднявшийся ни свет ни заря, укладывал поленья в ящик для дров. Только он один способен подниматься в такую рань, когда его никто не просит. Одуревший со сна, Марк приготовил себе крепкий кофе.

– Знаешь, зачем приходил Легенек? – спросил Марк.

– Потому что у нас нет телефона, – объяснил Матиас. – Вот ему и приходится утруждаться всякий раз, как он хочет поговорить с твоим дядей.

– Это я понял. Но почему так рано? Он тебе что-нибудь сказал?

– Ничего, – сказал Матиас. – У него была физиономия бретонца, озабоченного тем, что в море штормит, но, подозреваю, он часто такой, даже без бури. Мне он едва кивнул и ринулся вверх по лестнице. По-моему, он что-то бурчал себе под нос про лачугу без телефона, но в пять этажей. Вот и все.

– Придется подождать, – сказал Марк. – А мне придется снова занять свой пост у окна. Веселого мало. Не знаю, на что надеется старик. Женщины, мужчины, зонтики, почтальон, толстый Жорж Гослен, – вот и все, кто здесь проходит.

– И еще Александра, – напомнил Матиас.

– Как ты ее находишь? – спросил Марк, поколебавшись.

– Восхитительна, – ответил Матиас.

Исполненный удовлетворения и ревности, Марк поставил на поднос свою чашку, положил два куска хлеба, отрезанных Матиасом, поднялся к себе на третий этаж и поставил табурет на подоконник. Хотя бы не придется весь день провести на ногах.

Дождя сегодня утром не было. Светило настоящее июньское солнце. Если повезет, ему удастся увидеть, как Лекс отводит сына в школу. Да, как раз вовремя. Вот она прошла, немного заспанная, держа за руку Кирилла, похоже, болтавшего без умолку. Как и вчера, она не повернула головы в сторону лачуги. И, как вчера, Марк подумал, зачем ей это делать. Впрочем, так оно и лучше. Если бы она заметила, что он смотрит на улицу, стоя на табурете и жуя хлеб с маслом, это точно произвело бы на нее невыгодное впечатление. Марк не обнаружил машины Пьера Реливо. Должно быть, он уехал рано утром. Честный труженик или убийца? Крестный назвал убийцу мясником. Мясник – это что-то другое, он не так ничтожен, но куда опаснее. Он внушает ужас. Марк не находил у Реливо задатков мясника и не боялся его. Зато Матиас очень бы подошел. Высокий, могучий, крепкий, невозмутимый, лесной человек, молчун, себе на уме, таивший иногда несуразные идеи, втайне тонкий ценитель оперы. Да, Матиас подошел бы как нельзя лучше.

За такими обрывочными мыслями время незаметно подошло к половине десятого. Зашел Матиас вернуть ластик. Марк сообщил, что легко может представить его на месте убийцы, и Матиас пожал плечами.

– Как продвигается твое наблюдение?

– Никак, – сказал Марк. – Старик свихнулся, а я потакаю его безумию. Это, должно быть, семейное.

– Если это затянется, я принесу тебе обед перед уходом в «Бочку».

Матиас осторожно прикрыл за собой дверь, и вскоре Марк услышал, как он устраивается за своим письменным столом этажом ниже. Он уселся поудобнее. Надо бы в будущем обзавестись подушкой. Он на миг вообразил, как сидит перед окном годами, устроившись в особом мягком кресле, в тщетном ожидании, и только Матиас с подносом навещает его. В десять часов в дом Реливо вошла со своим ключом приходящая домработница. Марк вернулся к круговороту своих обрывочных мыслей, у Кирилла матовый цвет лица, вьющиеся волосы, он пухленький. Наверное, его отец был толстым и некрасивым, почему бы и нет? Проклятье. Почему он все время о нем думает? Он потряс головой, снова посмотрел в сторону Западного фронта. Молодой бук расцвел. Деревце радовалось июню. У Марка также не шло из головы это дерево и, похоже, только у него одного. Хотя он видел на днях, как Матиас остановился перед садовой решеткой Реливо и смотрел в ту сторону. Кажется, он рассматривал дерево или, скорее, землю вокруг него. Отчего Матиас так редко объясняет свои поступки? Чего только Матиас не знал о карьере Софии! Когда она пришла к ним в первый раз, он уже знал, кто она такая. Этот тип кучу всего знает и никогда об этом не говорит. Марк обещал себе, что как только Вандузлер позволит ему покинуть табурет, он сходит посмотреть дерево. Как делала София.

Он увидел, как прошла дама. Записал: «10.20: прошла озабоченная дама с корзиной для провизии. Что в корзине?» Он решил записывать все, что видел, чтобы меньше изнывать от скуки. Снова взял листок и приписал: «На самом деле это не корзина, а плоская плетенка, так называемый «cabas». «Cabas» – забавное словечко, которое используют только пожилые люди в провинции. Посмотреть этимологию». Идея выяснить этимологию слова «cabas» разбудила его энергию. Пять минут спустя он опять взял свой листок. Утро выдалось бурное. Записал: «10.25: какой-то тощий тип звонит к Реливо». Марк резко выпрямился. К Реливо действительно звонил тощий тип, и он не был ни почтальоном, ни служащим электрокомпании, ни местным жителем.

Марк встал, открыл окно и высунулся наружу. Много шуму из ничего. Из-за того что Вандузлер придавал такое значение высматриванию голубиного дерьма, Марка помимо воли захватила роль дозорного, и он уже не мог различить, где голубиное дерьмо, а где золотые самородки. В результате сегодня утром он стянул у Матиаса театральный бинокль. Значит, правда, что Матиас всерьез увлекался оперой. Он настроил маленький бинокль и всмотрелся. Значит, какой-то тип. С учительским портфелем, в светлом чистом пальто, с редкими волосами, высокий и худой. Ему открыла домработница, и по ее жестам Марк догадался, что она объясняла: хозяина нет дома, приходите в другой раз. Тощий тип настаивал. Домработница снова покачала головой, а тип вручил ей визитную карточку, на которой что-то нацарапал. Женщина закрыла дверь. Отлично. Гость к Пьеру Реливо. Сходить расспросить домработницу? Попросить ее показать ему визитную карточку? Марк сделал на листке несколько пометок. Вновь подняв глаза, он увидел, что тип не ушел, а продолжал в нерешительности и раздумьях топтаться перед садовой решеткой. А если он приходил к Софии? Наконец, он пошел прочь, размахивая портфелем. Марк вскочил, скатился с лестницы, выбежал на улицу и в несколько прыжков догнал тощего типа. Он не намерен был упускать первое же жалкое событие, свалившееся на него с неба за все часы, что он неподвижно провел перед окном.

• Предыдущая
• 26/49
• Следующая