Monstrum magnum - Логинов Святослав Владимирович - Страница 3

— Зачем? — улыбаясь ответила розовая старушка. — Я в чужие тайны не заглядываю. Пришел гость — и живи. А как пришел — это твоя тайна.

Пока Антон пытался осознать ответ, старушка быстро вышла, оставив Антона одного. Он сидел на оттоманке, переводя взгляд с предмета на предмет. Над головой на высоте пятнадцати метров скрещивались балки перекрытий и виднелись серые плиты природного шифера, которым была крыта башня. Лишенная потолка комната казалась бутафорской. Не покидало ощущение, что мебель, стены, домики на улице и деревья нарисованы на кусках фанеры, а сзади у них приколочены подпорки, чтобы не упали от неловкого толчка.

Антон подошел к выходу. Площадь пребывала в сонной неизменности сиесты. Давешний мужчина в светлом пиджаке и при галстуке шел теперь в обратную сторону. Казалось, он вязнет в неподвижной жаре. Взгляд у него был снулый и не выражал ничего, кроме усердия в топтании пыли. Не хотелось встречаться с этим человеком, ничего он, конечно, не скажет, а вот документы спросить может, поскольку весь облик говорит о его начальственном происхождении. Документов у Антона не было, и с мелким начальством объясняться он не хотел, пока сам не разберется, что к чему. Антон отшагнул в комнату.

Здесь он заметил телефон, стоящий у самого входа на маленькой полочке. И, словно дождавшись, чтобы на него обратили внимание, телефон затренькал. Звук был такой знакомый, родной и домашний, что Антон поднял трубку прежде чем сообразил, что не знает здесь никого и ничего не сможет ответить абоненту.

— Але, — сказал он.

— Тетя? — зазвенел в трубке девичий голос. — Это я, Магна. У меня все нормально, добралась хорошо…

— Я не тетя! — рявкнул басом привычно рассвирепевший Антон. Его постоянно принимали по телефону за женщину. И лишь через секунду он понял, что ему сказали, и заорал, боясь, что Магна повесит трубку: — Магна, ты? Это Антон говорит. Я тут влип в какую-то дурацкую историю…

— Антон? — голос Магны изменился. — Откуда ты там?

— Не знаю! — страдальчески закричал Антон. — Там мост какой-то нелепый, а потом деревня…

— Следил? — недобро спросила Магна.

— Да нет, ты ушла, а я заблудился и вышел к реке, а там мост…

— Ладно, — казалось Магна приняла решение. — Хныкать будешь потом, а сейчас слушай и запоминай: сиди там тихо, ни на что внимания не обращай, ни с кем кроме тетки не разговаривай, да и с ней, лучше, тоже… И не бойся ничего, там никто ничегошеньки тебе сделать не сможет, если сам не полезешь. Понял? Я приду за тобой через две недели.

— Как через две недели?! — взвыл Антон. — Мне сейчас надо!

— Ты с ума сошел? Сейчас день стоит.

— Что же мне — до ночи ждать? Ты объясни, куда идти, я сам дойду.

— Никуда ты не дойдешь! — отрезало в аппарате. — Попробуй, если нервов не жалко. И ночью не дойдешь. Этой ночью новолуние, кто же при ущербной луне мост строит?

— Так там вправду мост был? — опешил Антон, уже почти убедивший себя, что хотя бы мост ему померещился.

— Ты и впрямь как рельс, — сказала Магна. — Прямой и звону много. В общем, слушайся тетку и жди, пока я за тобой приду. А из башни, лучше всего, не выходи. Целее будешь.

— Через две недели экспедиция уедет!

— И слава богу. Ни с кем объясняться не придется. И угораздило тебя… Шефу я совру что-нибудь, а вот что ребятам говорить — ума не приложу. Ну, будь…

— Погоди!… — взмолился Антон, но в трубке уже коротко гудело.

Антон грохнул трубкой и выбежал на улицу. Его трясло от негодования. Две недели сидеть, ожидая какую-то фазу луны! Обойдемся и без луны, и без мраморных мостов. Вброд через речку, не сахарный, не растаю.

На улице Антон остановился, выбирая, в какую сторону идти. Обычно с майдана расходилось пять, а то и семь улочек, и угадать, какая из них выведет на шоссе, было непросто. Но здесь не оказалось ни одного проулка. Палисаднички переходили друг в друга, заборы из штакетника смыкались, образуя правильный круг. Дома отгораживались опущенными занавесочками, и на стук никто не отвечал. По ту сторону домов росли деревья: вишни и дикий абрикос-жерделька. За деревьями угадывались какие-то холмы, а может это только казалось.

Прыгать через заборы и лезть чужими огородами не хотелось, и Антон решил все-таки найти кого-нибудь и расспросить о дороге. Он огляделся и увидел, что площадь, который уже раз за это время пересекает гражданин с бумагами.

— Эй! — закричал Антон и, пыля сандалиями, побежал наперерез.

Мужчина, не обращая внимания на крики Антона, промокнул залысины большущим платком и скрылся за башней. Антон запылил следом, огибая круглую стену. На той стороне никого не было. Зато у самой стены Антон обнаружил пристройку. Каменный сарай явно позднейшей постройки лепился к крепостному боку. И также как в башне у сарая зиял вход, на этот раз обычный прямоугольный проем.

Антон шагнул туда.

Потом он шагнул обратно.

— О-уй!… — выдавил он с подвывом. — Убили…

Склеп был перед ним, а не сарай. Каменный пол рассекали три глубокие ниши как раз в рост человека. В крайней из этих могил, ярко освещенная заглянувшим в проем солнцем, лежала мертвая хозяйка. Платье с оборками, розовый чепец, букли, румянец, даже улыбочка, все было как полчаса назад, но холодная восковая застылость с одного взгляда позволяла угадать труп. И, чтобы довершить картину, могила в обрез с землей была затянута прозрачным целлофаном, словно коробка с кооперативными пирожными.

— Гость дорогой! — мурлыкнуло сзади.

Антон стремительно развернулся. Перед ним живая и невредимая стояла хозяйка.

— Та-ам!… — проблеял Антон, тыча через плечо пальцем.

— Посмотреть пришел, — разулыбалась хозяйка. — Посмотри. Здесь мои родители похоронены, все трое, только третий беспокойный достался, никогда его на месте нет.

Антон, не дожидаясь приглашающего жеста, повернулся к склепу. Покойница лежала, скрестив пухлые ручки на груди, в такой же позе стоял над ямой ее двойник, можно было решить, будто хозяйка отражается блестящей целлофановой пленкой — или это вода налита вровень с землей?

«И ничего удивительного, — уныло размышлял Антон, — может у них принято хоронить около дома. А что похоже — так тетка сама сказала, что это ее родители — все трое. Так что — ничего удивительного."