Девочка. Книга первая (СИ) - "Dave Gahan Admirer Violator" - Страница 31

Глубоко вздохнув, я попыталась успокоиться и, сглотнув несуществующую слюну, произнесла, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно:

— Вы можете объяснить мне причину?

— Не я. Мистер Барретт.

Я закрыла глаза, и на меня очередной волной навалилось осознание происходящего.

Понимая, что неделя еще не прошла, я машинально сжала кулаки: "Господи! Неужели вся эта эпопея с “жизненным уроком от Барретта” не закончилась! А я наивная полагала, что он меня отпустит раньше срока", — вздохнула я, осознавая, что теперь такое сладкое слово “свобода” ускользало от меня, как песок пропущенный сквозь пальцы. “Из одного пентхауса в другой”, - сделала я простой логичный вывод, отчего в висках запульсировала ноющая боль, и я в очередной раз тяжело вздохнула от навалившегося на меня чувства безысходности.

“Харт, успокойся. Еще несколько дней ты как-нибудь выдержишь, ты терпела дольше и в чужом городе. Сейчас ты дома, на своей территории”, - успокаивала я себя, но то ли навалившаяся усталость, то ли моя установка, что я уже еду домой, не давали моим нервам прийти в норму, отчего меня бил озноб, и хотелось выпрыгнуть на ходу из этой чертовой машины.

Машинально бросив взгляд на дверь, я заметила, что она заблокирована, и меня накрыла очередная волна опустошенности, а слово “свобода”, так бережно сотканное мной из шелковых ниток, начало распускаться буквой за буквой, оставляя за собой лишь дырки в ткани бытия. “Господи, неужели ему так принципиально удерживать меня ровно неделю! Неужели он не понимает, что я уже сполна выучила свой урок!” — било болью в моей голове, но я реально осознавала, что мои претензии были бы пустым сотрясением воздуха.

Тем временем, издалека показалось массивное высокое здание “Sky Pacific”, и меня накрыла паника, перечеркивая все доводы рассудка, — мне хотелось устроить бунт: не выходить из машины или, на крайний случай, своим нежеланием идти привлечь к себе внимание персонала гостиницы, пока мы будем направляться в пентхаус.

Мой здравый смысл тут же попытался купировать подобные эмоции — вспомнив тяжелый взгляд Барретта, не терпевшего, когда шли против его воли, я глубоко вздохнула и постаралась успокоиться. Нет, мое сопротивление и агрессия вызовет лишь бОльшую агрессию, это не выход, я должна с ним поговорить, должна убедить его, что я усвоила урок, и мне незачем более находиться в этой кабале.

Но сколько бы я себя не уговаривала, мои расшатанные эмоции, мое неимоверное желание уехать домой, к себе, в свой уютный маленький мир, накрывали меня с головой и совершенно не хотели слушать доводов логики, здравого смысла и рассудка.

Как только мы подъехали к месту назначения, Дуглас, минуя парадный вход с вышколенным белл-боем у входа, который вытянулся по стойке смирно при виде нашего джипа, вырулил к левому крылу отеля и начал спускаться на подземный этаж с табличкой “паркинг”.

Осмотрев парковку и не увидев там ни души, я горько усмехнулась — даже истерику устроить было некому в этом бетонном мешке, кроме как десятку автомобилей класса люкс. Даже если я буду сопротивляться, Дугласу ничего не стоит дотащить меня до лифта, который, я была уверена, доставит нас прямиком в апартаменты без остановок, по той же системе, что и в Нью-Йорке.

Но устраивать истерики перед телохранителем я в любом случае не планировала, понимая, что буду выглядеть смешно и глупо, а главное, всё равно своей основной цели — уехать домой, я не добьюсь. Поэтому когда Дуглас заглушил мотор и, выйдя из машины, открыл передо мной дверь, я взяла себя в руки и молча направилась за ним в очередное место заключения.

Стоя в гостиной и рассматривая убранство очередного жилища Барретта, я наморщила нос, вновь отмечая, что в этой безликой обстановке не было ни души, ни тепла. Создавалось впечатление, что и перелета тоже не было, будто я вновь стояла все в том же пентхаусе, лишь сменив декорацию города за окном, и теперь вместо переполненного машинами и людьми Нью-Йорка с Центральным Парком и зданием Крайслера, которые были видны из окна кондоминиума, сейчас передо мной простиралась сиэтловская набережная с причалами, терминалом паромной линии и городским колесом обозрения.

Неуютно пожав плечами, я опустила глаза и, обнаружив, что все еще была в мятой блузке, пропахшей Барреттом и его дорогим одеколоном, решила принять душ и избавиться от его энергетики, которая, казалось, въелась мне под кожу.

Проследовав в свою комнату, где Дуглас оставил мой багаж, я бросила равнодушный взгляд на дорогое, но безликое убранство спальни, на черное металлическое изголовье кровати в тон таким же узорам по мебели, и тут же зашла в душ.

Пытаясь смыть с себя запах Барретта, я терлась мочалкой докрасна, будто это могло стереть мои воспоминания о нем и вернуть мне мой прежний уютный мир, где все было кристально ясно и где у всех понятий была своя характеристика со знаком плюса или минуса.

На автомате одевшись и выйдя вновь в гостиную, я составляла в голове разговор с Барреттом — и моей главной целью было убедить его, что держать меня взаперти еще несколько дней просто не имело смысла. Какие еще подтверждения, что я усвоила жизненный урок и больше не буду бросаться с обвинениями на незнакомых мне людей, еще ему были нужны?

Присев на чёрный кожаный диван, который в этом пентхаусе был сделан в виде полукруга обрамляющего круглый прозрачный камин с конусной трубой-дымоходом, я глазом отметила очередной “изыск” дизайнера и, отведя взгляд от этой необычной конструкции, продолжила подготавливать речь.

В моем сознании выстраивались правильные фразы, моя логика была безупречной, и я, повторяя про себя, что все в этой жизни нужно делать мирным путем, наконец-то усыпила разрушающие меня эмоции.

Составив в голове приблизительный план разговора, я осмотрелась вокруг. Не зная чем себя занять и прокручивая в голове снова и снова все “ЗА”, чтобы меня отпустили, я решила провести экскурсию и по этому уголку жизни Барретта в стиле хай-тэк.

Более внимательно рассматривая обстановку, я вынуждена была признать, что ошибалась относительно сиэтловского пентхауса — этот, как мне показалось, несмотря на всю ту же стерильную чистоту, был более обжитой, и даже мебель здесь была не такой остроугольно-официальной.

Также я обратила внимание, что эти апартаменты были гораздо больше — одна гостиная была настолько просторной, что здесь можно было играть в гольф, а зайдя на полностью укомплектованную оборудованием кухню, которой было выделено отдельное помещение, я обнаружила битком заполненный деликатесами холодильник.

На секунду я задумалась, не сделать ли мне бутерброд с бужениной, но несмотря на спазмы в желудке, есть совсем не хотелось, поэтому я, так и не притронувшись к еде, продолжила экскурсию.

Следующим отличием было то, что в этом современном дворце был свой спорткомплекс, включая не только тренажеры, но и узкий длинный, словно взлетно-посадочная полоса, бассейн в виде прозрачного прямоугольного аквариума, установленного на уровне глаз, так что можно было видеть тех, кто в нем купается. Рассматривая голубую воду в кристально-чистой емкости, я протянула руку к прозрачному стеклу, каждую секунду ожидая увидеть в нем вместо своего отражения то ли сказочную ундину, то ли золотую рыбку.

Но самым необычным местом здесь наверное была хозяйская спальня, боковая стена которой являла собой черную отполированную мраморную поверхность, которая по совместительству являлась камином, во всю длину стены. Ведя взглядом вдоль гладкого камня, я даже представила себе длинный ряд пляшущих языков пламени, которые, будучи запечатанными под темное тонированное стекло в мраморе, должны были напоминать скорее цифровую картинку, а не живую стихию огня.

Переведя взгляд на обтянутую темной кожей стену, к которой примыкала огромных размеров кровать, я опустила глаза на глянцевую тумбочку и, увидев на ней плоскую телефонную трубку, внезапно вспомнила, что так и не включила сотовый после перелета.

Найдя в гостиной свой рюкзак, который Барретт несправедливо назвал вещмешком, я попыталась отыскать свой мобильный, но мои первоначальные поиски не увенчались успехом.