Я и мой кот (СИ) - Яблочкова Наталья - Страница 10

Достала свою верную табличку и начертала два слова: “Как он?”

— Пройдемте со мной, — это не было ответом на мой вопрос.

Возможно, воин просто не умеет читать? Неграмотных в подлунном мире вполне достает, как и грамотных.

Внутренне напряглась, когда передо мной открыли дверь в спальню князя. Но, не показывая волнения, сделала шаг в комнату. Окинула взглядом помещение, оттягивая момент, и вздрогнула, когда мужчина прошептал:

— Всё-таки ты. Не померещилось.

Руки мелко затряслись, пришлось сцепить пальцы в замок, чтобы чуточку успокоиться. Пару раз глубоко вздохнула и только после подошла к кровати. Посмотрела на мужчину и стойко выдержала тяжелый взгляд пронзительно-голубых глаз.

— Уйдите все. Ты останься.

Приказы отдавались еле слышным шепотом, но, как и ранее, как в той прошлой жизни, о которой мне не хотелось вспоминать, все сразу же им повиновались.

— Я искал тебя. Боги знают, как я искал тебя…

Вскинула вверх руку, останавливая его. Достала табличку и написала: “Вам нельзя говорить”.

— А я должен…

Как же мне знакомо это упрямство, это желание сделать всё по-своему. Даже сейчас, обессиленный, бледный, исхудавший, он остаётся верен себе. Идет напролом, наплевав на то, что может что-либо по пути сломать, испортить. Главное цель, всё остальное не важно. Не выдержала, каюсь, нахмурилась и зажала его рот ладонью. Что мне нужно меньше всего, так это разговоры о том, как он меня искал. Моё дело проверить помогло ли лечение. Не требуется ли ещё чего. А после можно и уйти и больше никогда не возвращаться в этот дом.

Отдернула руку, обжегшись о мягкое прикосновение его губ. Мужчина впился ослабевшими, но всё ещё цепкими пальцами в моё запястье, прикрыл глаза, нежно целуя мою ладонь. Меня затрясло от бессилия и злости. Этот человек снова будил все самые плохие воспоминания, снова напоминал о том, что я ненавидела его когда-то. Неподобающее чувство для Ведающей. Неделикатно высвободила руку из захвата, сглотнула, пытаясь справиться с вновь проснувшейся неприязнью, боюсь, на моем лице слишком явно были написаны все испытываемые мной чувства, и подняла выроненную от неожиданности табличку с пола.

Глубоко вздохнула и начертала трясущейся рукой: “Проверю самочувствие”. Стерла, потом продолжила: “Дам лекарство”. Стерла еще раз: “А больше ничего!”. Сердито взглянула на князя Оттара, проверяя, понял ли, когда он кивнул, положила руки ему на грудь и сосредоточилась, отбрасывая ненужные эмоции в сторону. Не для того я оставила у Колдуна в заложниках Нахала, чтобы поддаваться дурным чувствам и желать задушить вылеченного мной упрямца. Высокую цену за его здоровье заплатить пришлось, слишком высокую.

Дела у больного обстояли блестяще, для недавно отравленного. Если больше никто травить не будет, то выкарабкается и поправится очень быстро. Организм у него молодой, сильный, узор я восстановила, и все нити срослись, как следует. Моя совесть чиста и я могу, приготовив профилактический настой люпама, уходить из этого дома. Что сделаю непременно и как можно скорее.

Написала очередное послание выздоравливающему на табличке: “Все хорошо, приготовлю лекарство” и, прежде чем он что-либо смог мне сказать, выскользнула из комнаты, игнорируя тоскливый взгляд. Ещё не хватало начать жалеть князя Ливенийского.

Направилась прямиком на кухню, не собираясь тянуть с делом. Споро взялась за приготовление целебного напитка. Терпеливо дождалась, когда он остынет. Кивнула на кружку с настоем воину, который хвостиком последовал за мной на кухню. Пусть отнесет. Как поить знает, видел раньше. А я постараюсь поменьше контактировать с выздоравливающим князем. Мне урока с ладонью ещё надолго хватит. Только разок придётся сделать над собой усилие, а после ни за что не подойду близко.

За такими мыслями дорога до комнаты показалась незаметной. Зашла, окинула хмурым взглядом князя Оттара и кивнула воину, мол напои. Как только мужчина склонился над кроватью, поднося напиток к губам болящего, князь подал голос:

— Напои меня ты, Алинэя. Тебе я доверяю как себе.

Отрицательно качнула головой, не собираясь ему подчиняться. Но мужчина и в этот раз умудрился настоять на своем.

— Выпью только из твоих рук.

Свирепо глянула на упрямого осла, скрипя зубами, взяла кружку из рук воина и поднесла напиток к губам князя. Тот обхватил мои запястья руками, приподнялся на подушках и прошептал:

— Из твоих рук любой напиток слаще мёда.

Мужчина был не так слаб, как хотел показать и мне пришлось ругать себя всё то время, пока он уверенно пил настой. Он не захлебывался, не останавливался и крепко держал меня за запястья. Завершив, откинулся на подушки, окинул меня ясным взором и твердо, уже не шепотом, произнес:

— Я приказал не выпускать тебя за пределы дома. Хочу отблагодарить тебя и сделать это не лежа в постели, а стоя на твердой земле. Ты спасла мне жизнь, я никогда не забуду этого. Ты должна поведать мне о причине моего нездоровья. Меня пытались отравить?

С трудом удержалась от того, чтобы не разбить опустевшую кружку об его голову. Ничего, я найду способ убежать от него. Просто сейчас не время. Пока же можно сделать вид, что покорилась и не думаю о побеге. Подняла взгляд на мужчину и закусила губу. Судя по тому, как насмешливо и грустно он на меня смотрел, князь легко понял то, что я хотела скрыть от него. Сделала вид, что ничего не произошло, спокойно достала табличку и вывела: “Да. Был яд”.

Мужчина задумался, выпустив меня из поля зрения. Чем не преминула воспользоваться и сделала несколько шагов к двери, и остановилась, услышав:

— Дана с воинами отослали, после того как меня ранили. Как ты думаешь, зачем это было сделано?

Не сразу поняла, что вопрос задан мне. Пожала плечами, не собираясь отвечать. Да и любому глупцу понятно, что если отослали воинов в критический момент, значит, это кому-нибудь было нужно. Вот пусть и выясняет сам кому и зачем. У меня другие проблемы. Мне Нахала вызволять необходимо. Легко улыбнулась. Только сейчас пришла в голову мысль о том, что в любой момент могу уйти отсюда. Достаточно позвать Колдуна и никакая охрана князя не сможет меня удержать. Но сейчас я морально не готова вернуться в зловещую чёрную башню. Что-то держит, что-то не пускает. Возможно не время ещё? Ведь Колдун не сказал, когда я должна вернуться. Он не назначил дня и часа. И это дает мне передышку, возможность подумать и приготовиться к тому, чтобы на год пропасть в его башне.

Три года назад

Алинэе так и не удалось пообщаться с отцом. Уитт смог отвлечь стража, но побег из-под опеки оказался бессмысленным. У тетушки отметилась, а отца не застала. Принимал гостя, и пробиться к нему не было никакой возможности. А вот имя гостя заставило девушку задуматься над словами Уитта. Ант Тригейд. Возможный жених. Но почему он? И почему первой выдают замуж самую младшую в семье, в которой достает незамужних девиц? Неужто отец так боится князя Ливенийского, что готов пойти на такой неожиданный шаг? И неожиданный ли? Что могла знать девушка о планах отца касательно замужества дочери? Договоренности о браке принято было озвучивать невесте как факт, который нельзя оспаривать.

Грустная и задумчивая она вернулась в свою комнату. Чем дальше, тем более безрадостным казалось будущее. Стряхнула тяжелые думы, мотнула головой, прислушиваясь к шороху возле двери. Тонкий мявк и наглые зелёные глаза уставились на девушку. Котёнок словно говорил: “Чего смотришь? Кошек что ли не видела?”. Киса отвёл взгляд, прогнул спинку, зевнул и принялся осматриваться и обнюхивать предметы в комнате. Алинэя подошла ближе к котёнку, протянула руку, чтобы погладить и заслужила надменное фырканье. Котик обнюхал пальцы и позволил поднять себя на руки. Пол кисы не подлежал сомнению, достаточно было заглянуть под хвост, и, не колеблясь ни секунды, девушка окрестила котёнка Нахалом. Только мысленно, про себя. Озвучить прозвище, увы, она не могла.

Котёнок не стал долго засиживаться у девушки на руках и скоро, вывернувшись, соскочил на пол и продолжил обследование комнаты. После того как завершил с этим делом, запрыгнул на кровать и с видом, будто бы всегда здесь спал, свернулся клубком и закрыл глаза. Видимо, аскетическое убранство — письменный стол, шкаф, два стула и кровать — вполне отвечали его вкусу, и он решил остаться здесь насовсем.