Младенца на трон! (СИ) - Кейн Алекс - Страница 41

Увы, вскоре для его подавления в город прибыло шведское войско во главе с Якобом Делагарди. Таким образом, новгородцы, сами того не желая, поставили армию Пожарского в сложное положение.

Когда московская рать миновала Хрестцы, разведчики донесли, что крепость теперь охраняет не только гарнизон, но и большое войско Делагарди. Идти на штурм в таких условиях было равносильно самоубийству, поэтому Пожарский решил пойти на хитрость и выманить врага из Новгорода.

Не доходя двадцати верст до города, он повернул на юг, словно собирался обойти озеро Ильмень и осадить Старую Руссу. А Маржерет тем временем отправил в крепость несколько солдат под видом перебежчиков, якобы недовольных задержкой жалованья. Те, прибыв к Делагарди, рассказали, что русское войско растянулось на много верст вдоль восточного побережья озера, а плетущаяся в хвосте тяжелая артиллерия с небольшим отрядом обслуги сильно отстала. И шведский военачальник не устоял: он решил отбить осадные орудия московитов и тем обезопасить Новгород от штурма. Однако, опасаясь возможного обмана, оставил несколько полков в крепости.

Пожарский же устроил противнику засаду и выбрал для этого поле, с двух сторон поросшее лесом. Когда разведчики донесли о приближении шведов, он приказал зарыть на подходе кожаные мешки с порохом и картечью. Здесь же разбросали и набитые той же "адовой смесью" деревянные чурки - их приготовили, выдолбив сердцевину. Тяжелые пушки с небольшим числом ратников изображали арьергард русской армии, столь привлекательный для врага.

Через сутки появились войска Делагарди. Они пересекли "минное поле" и, заметив на горизонте контуры огромных осадных орудий, устремились вперед. В этот момент с обеих сторон от кромки леса загрохотала "царским дробом" легкая артиллерия, быстро вывезенная русскими ратниками из укрытий. Шведы заметались, пытаясь понять, откуда идет смерть. На них полился настоящий огненный дождь: снаряды взрывались над головами и буквально выкашивали осколками и картечью плотные ряды солдат, сея ужас и панику. Кони шарахались из стороны в сторону, приводя в смятение и без того растерявшихся людей. Воины рванулись было обратно, и тут земля под ними затряслась: то русские по знаку Пожарского подожгли фитили и взорвали заложенные ловушки, перекрывая врагу путь к отступлению. Несколько десятков взрывов прогремели один за другим, шведы падали как подкошенные. Обезумевшие солдаты опять развернулись и попали под новый залп. Обливаясь кровью и давя друг друга, они пытались найти спасение, а по ним снова и снова били легкие пушки.

И тут грохот выстрелов неожиданно смолк, и в какофонию воплей, стонов и ржания ворвались крики русской кавалерии, стремительно налетевшей на врага. Битва была яростной, но недолгой: шведы побежали, оставив на поле боя тысячи воинов убитыми и ранеными. Конница Пожарского преследовала разбитых врагов ещё несколько верст, и в Новгород вернулось не более сотни уцелевших во главе с раненным полководцем.

Но праздновать победу Дмитрий Михайлович не спешил - заветная крепость по-прежнему находилась в руках противника. Теперь ее защищали несколько полков, и Пожарский не сомневался в успехе. Однако, подведя войско к крепости, русские с удивлением увидели, что над ней клубится черный дым, тут и там вздымаются столбы пламени. А в розовато-коричневой стене Детинца[26], рядом с Пречистенской башней, зияет пролом.

Оказалось, что после возвращения истрепанных остатков шведского войска мятеж в городе вспыхнул с новой силой. Вот тут-то государева рать и подоспела. Делагарди, видя, что судьба его войска висит на волоске, предпочел вывести его из города и отступил на запад. Войска Пожарского без боя вошли в Новгород.

С этого времени советники стали активно склонять короля Густава к миру с Московией. Подрывная деятельность лазутчиков, волнения на занятых землях, потенциальный союз русских с Сигизмундом, слухи из Польши о сбывшихся пророчествах, смерть трансильванского князя, предсказанная Воротынским, неудачная осада шведами Тихвина и, наконец, потеря Новгорода - все это не располагало к продолжению войны.

В июне скончалась Эбба Стенбок, и это стало последней каплей для упрямого короля. В конце лета 1614 года в Москву прибыли шведские послы. После двухнедельных переговоров, во время которых Воротынский, стуча посохом, грозил союзом с датчанами и передачей датским купцам исключительных торговых прав ('Вы, господа, давеча им войну проиграли, вот и поглядим, как скоренько ихним торговцам надоест на Москву через ваши-то заставы ходить!'), мир, наконец, был подписан на условиях возвращения к довоенным позициям. Шведы оставили занятые города и вернули Русскому царству выход к Варяжскому морю.

Решилась и последняя проблема, отделяющая Русь от мира и спокойствия. Заруцкий, потеряв Марину и сына, а вместе с ними и надежду на престол, вынужден был согласиться с предложением царя.

"Повезло', - невольно думал Петр о смерти маленького претендента, одновременно ужасаясь этой мысли.

Идея взятия Азова пришла ему в голову не случайно. Он прекрасно помнил, как обсуждал с Патриком так называемое "Азовское сиденье", когда в 1637 году казаки взяли и в течение пяти лет удерживали крепость. Турки неоднократно осаждали ее в попытках вернуть потерянный город, но обороняющиеся стояли насмерть.

Петр знал, что в реальности защитникам пришлось оставить Азов, поскольку помощи от царя Михаила Федоровича они почти не получали. И надеялся, что тайно поддерживая Заруцкого, сможет умерить рвение турок и со временем присоединить город к Русскому царству. Чем бы ни было то, что происходит в его жизни - виртуальное ли испытание, реальное ли или просто какая-то ошибка - но заполучить Азов, который в действительности отошел к Москве лишь через сотню лет, очень заманчиво и лестно.

Между тем атаман, посовещавшись с государевыми людьми, двинулся с войском в Астрахань, откуда разослал гонцов к яицким и запорожским казакам с просьбой о помощи.

И Рождество Москва встречала, уже не имея явных врагов.

[26] Новгородский Детинец - название крепости Великого Новгорода.

Карета мерно покачивалась, навевая сон. Летняя духота обволакивала, сквозь знойное марево виднелись вспаханные поля. Даже лошади, утомленные июньской жарой, не ржали, лишь устало цокали подковами по пыльной дороге. Петр покосился на Шереметева: разморенный боярин дремал, лоб под круглой тафьей взмок от пота, и время от времени круглые капли сползали по лоснящимся щекам, теряясь в густой бороде. Напротив, нелепо приоткрыв рот, спала мамка, невысокая грузная женщина лет сорока в шелковом убрусе и платье-летнике.

Царский поезд возвращался с богомолья из Свято-Троицкого Сергиева монастыря. Впереди кареты, вяло перешучиваясь, брели в пыли дороги полсотни стрельцов. Петр лениво смотрел в окошко, время от времени тяжело вздыхая.

Как же жарко! Сейчас бы мороженого, но где ж его взять. И ведь никуда от этой духоты не денешься, приедет домой - там ничуть не прохладнее. Даром что дворец новый приказал возвести, только ведь кондиционер там не установишь. Водопровод вон еле-еле осилили, и на том спасибо. Правда, Теремной (а именно так, не мудрствуя лукаво, Петр назвал дворец) построен из камня, и в нем чуть прохладнее, чем в старых деревянных палатах. Но все равно тяжко. Скорей бы зима, лед и… коньки.

Как-то морозным январским днем царский возок проезжал в Кремль по мосту через Неглинку. Светило солнце, скрипели полозья возка, весело поблескивала скованная льдом река… Тогда, глядя на нее, Петр вдруг вспомнил, как в детстве они с приятелями бегали на скорость на коньках, как во время путешествия по России знакомые затащили его на хоккей…

Тем же вечером он приказал изготовить себе коньки. И через три дня вся Москва сбежалась посмотреть, как юный царь на невиданных, привязанных к сапожкам полозьях, скользит по льду Москвы-реки, обгоняя едущих вдоль берега всадников.