Младенца на трон! (СИ) - Кейн Алекс - Страница 30

Мысленно порадовавшись, что разговор перешел на другую тему, Пугало кивнул:

- Агась, мы могем.

- Давайте-ка, братцы, за здравие царя Ивана Дмитрича!

Казачки дружно подняли стаканы, выпили и загалдели. Шум, болтовня, стук посуды, смех… Лишь Ермолай сидел молча, прикидывая, насколько опасен для него Роговец. Нет, пожалуй, бояться нечего, уж кто-кто, а Заруцкий за какую-то там девку корить не станет. Подумаешь, снасильничал, да у атамана в войске сплошь и рядом такое. Тогда почему душа волком воет, предупреждая об опасности?

- Давеча из Москвы прискакали, когда мои на воротах стояли, - услышал Пугало голос Гришки, - дык, сказывают, то послы от бояр к Иван Мартынычу.

- Прям послы? - недоверчиво спросил Никола, почесав бороду.

- Ну, прям не прям, а люди государевы. Поди, об замирении хлопотать станут. Так что, могет, братцы, и распустит нас атаман заместо похода-то.

- Ага, хрен им да редьку, - пьяно воскликнул Лукьян. - Какое замирение? Пожгем Москву, меха да шелка их отымем, тогда и поглядим.

Ермолай нахмурился. Вот так так! Это что ж получается? Приехали чины московские, умаслят атамана, и все. Нагрянут люди Пожарского, те, что его ищут. Н-да, только он вздохнул свободно, решив, что Роговца бояться не стоит, а тут на тебе, новый поворот. И что тогда? Снова бежать? В Дикое Поле аль еще куда? Сколько ж можно?! Нет уж, кончать с Николкой надо, пока худого не случилось. Согласится Заруцкий или повесит послов, еще поглядим, а всякий день ходить, словно под топором… Проще порешить, и всего делов

Застолье продолжалось уже часа три. Пугало захмелел, в голове шумело, дьявольски хотелось спать. Но уйти он не рискнул, а ну как Николка осмелеет, пока его нет, и проболтается Гришке и остальным.

И тут Роговец встал, похлопал Хортица по плечу:

- Ладно, братцы, идти мне надобно.

- Куды? Рано больно!

Но он, не слушая, кинул на стол медяк и направился к двери.

- Погодь, Никола, я с тобой, - тут же подхватился Ермолай.

Они вышли, слегка пошатываясь, холодный ветер пахнул в лицо запахом далекого костра. Внизу, под крутым берегом, катились темные воды Воронежа.

- Ты, Ермолк, не боись, про девку ту убитую я молчок, - язык у Роговца слегка заплетался.

- А то не ведаешь, что я ее не убивал. Сама удавилась.

- Сама-то сама, да не без твоей причастности.

- А кто меня подзуживал?! Давай, мол, неча робеть… А теперича не замазанным остаться хошь? Ты, Николка, не сумлевайся, коли меня потопишь - вместе утопнем.

- Да уймись ты, сказываю ж - не проболтаюсь.

Но Ермолай на его слово полагаться не желал. И потому, когда кабак остался позади, осторожно огляделся. Дорога шла вдоль берега, вокруг темно и пусто: с наступлением вечера оставшиеся в крепости жители запирались в своих домах, чтобы не попасть под руку хмельным казакам.

Сделав вид, что споткнулся, Пугало наклонился, выхватил из-за голенища нож и с размаху воткнул его в Роговца, целясь в грудь. Тот вскрикнул, схватился было за саблю, но обнажить ее не успел. Силы покинули Николу, глаза закрылись, и он мешком свалился к ногам убийцы.

Вдруг послышался цокот копыт, и через мгновенье чей-то голос заорал:

- Эй, кто тут?

Ермолай взмок. Господи, если его застанут над телом казака… Но и здесь оставлять нельзя! Он схватил Роговца за ноги и потащил к берегу. Тут невысоко, ну да наплевать, лишь бы избавиться от проклятого трупа.

Сердце колотилось, пот заливал глаза, но действовал Пугало быстро. Ему понадобилось не больше полуминуты, чтобы подтащить Николу к обрыву и сбросить вниз. Услышав спасительный всплеск, Ермолай повернулся и бросился бежать.

В просторной палате с расписными стенами на обитых дорогим червленым сукном лавках сидели два десятка бояр, окольничих и кравчих. В центре у стола восседал глава Боярской думы - Федор Иванович Шереметев. Сбоку приткнулся писарь, взятый с Крутицкого подворья.

Солнечный свет, преломляясь в ромбиках окон, отбрасывал разноцветные блики на потные лица думцев. Духота давила, мешала дышать. Каждый из них в этот жаркий полдень предпочел бы вздремнуть часок-другой, но дела государственной важности собрали их вместе.

Бояре спорили, произносили длинные речи, пытались в чем-то убедить друг друга. Лишь князь Пожарский молча сидел на скамье, погруженный в свои мысли.

Этим утром из Новгорода прискакали гонцы с известием, что часть горожан присягнула шведскому королевичу. Случилось то, что на днях предсказывал царь. Как он об этом проведал? Дмитрий Михайлович, будучи человеком осторожным, лично опросил гонцов, пытаясь понять, мог ли кто-то их опередить и привезти новость раньше. Те удивлялись, качали головами - нет, мол, скакали днем и ночью, лошадей загнали, и никто вперед них поспеть не мог. Выведав, что и как, Пожарский понял: Петр рассказал ему о присяге новгородцев буквально через несколько часов после случившегося. Ну как тут не поверить в чудо?!

Младенец был найден в церкви, в доме Шереметева вокруг него постоянно происходили диковинные события, сам он в три года говорит и рассуждает, как взрослый, а теперь еще доказал, что и будущность видит. Про бельских немцев прознал, про Лермонта… Князь не поленился и это проверить - да, верно, среди сдавшихся иноземцев и в самом деле есть такой. А шаховы послы? Пожарский встречался с ними на приеме, поинтересовался Ризой. И те подтвердили: при захвате Грузии у митрополита тамошнего внутри большого креста нашли кусок Ризы Господней. Вот зачем она им, басурманам? Приехали просить союза против османцев, так могли б и ее в подарок привезти. Не додумались. Впрочем, князь не постеснялся и намекнул этим тугодумам: вот если б шах Аббас сделал бы дар нашему царю… А какой дар может быть желаннее для православного государя, чем Риза? И вроде бы послы намек поняли.

Да-а, ну и малец! Как он мог все это знать заранее?! Никаких сомнений, он высшее существо! И знает, что и как для Руси лучше. Коли он сказал, что нужно договариваться о мире, значит, так тому и быть.

Князь отвлекся от своих мыслей и прислушался.

- Шведы да ляхи жмут немилосердно, - говорил между тем Воротынский, - Новгород, Старая Русса, Ладога под ними уже. А намедни из Воронежа человек прибежал, сказывает, Иван Заруцкий на Москву целится. А главная наша сила ушла к Смоленску, вот и Дмитрий Михалыч туды сбирается.

- Ужель и вправду, князь? - шевельнул потной бородой Мстиславский. - А мы-то как же от атамановых войск отбиваться будем? Был бы хоть Черкасский тут, так ведь и он в Смоленске.

- Не тревожься, Федор Иваныч, - Пожарский встал, шагнул к столу и оглядел обеспокоенные лица думцев. - Мы там стоять долго не станем, подгоним пушки с мортирами да возьмем ляхов с налету. А опосля того ваш черед - о замирении уговариваться.

- Ча-аво?! - возмутился Воротынский и с такой силой сжал посох, что пальцы покраснели. - Да в уме ль ты, князюшка?

- Коли крепость отобьем, туды гарнизон немалый надобен. А ежели война будет длиться, так, почитай, всех там оставлять. И некому Москву оборонять станется. Али хочешь отдаться Заруцкому, а, Иван Михалыч?

- Этот нас всех тут на колья посадит, - вздохнул Мстиславский. - Вона Федор Иваныч к Заруцкому людей своих отправлял, дык не вернулись. Так ежели ляхи на престол наш притязать не станут, можно и замириться, что мешает?

Со своего места поднялся высокий старик с длинной седой бородой - князь Иван Семенович Куракин, бывший еще полгода назад претендентом на престол.

- Неможно нам с ляхами о мире уговариваться! - громогласно объявил он, стуча посохом об пол. - Не откажутся они Владислава свово царем кликать, а над нами насмехаются, варвары, дескать. Сколько они крови на земле нашей пролили за годы бедствий? Да и сами бедствия не с их ли помощи учинились? Как привели к нам самозванца лживого, так и началось лихо в государстве.