Интернет-издание авторов рунета «Портал» (СИ) - Орех Серж - Страница 43

— Но зато теперь она счастлива, — возражала мама. — У нее не было друзей. И она нашла выход из ситуации: просто придумала их.

— Мама, Кевин хочет с нами пойти гулять, ты не против?

— Ну что ты, конечно, нет. А ему не пора ехать на гастроли?

— Мама, ты забыла? На гастроли Кевин уезжает завтра! Это Джо с Ником сегодня улетели на самолете!

— И вправду, как я могла забыть, — всплескивает руками мама.

Она крепко берет Машу за руку и ведет во двор. К лавочке напротив детской площадки. Обычно скамейка не занята. Но сегодня на ней сидит девочка лет девяти. В руках — мяч. Глаза — серые, со смешинкой. Пшеничная коса до пояса.

— Привет! — говорит девочка.

Маша настороженно смотрит, замерев, не сразу отвечает на приветствие.

— Ты в этом доме живешь? — спрашивает девочка. — А как тебя зовут?

— Маша.

Голос глухой, вот-вот расплачется.

— А меня Соня. Давай поиграем?

Маша оборачивается на мать. В глазах изумление и вопрос. И восторг.

— В «Ляпки» хочешь?

И восторг гаснет:

— Я не умею бегать.

Если девочка и удивляется, то (прямо как взрослая) делает вид, что она на дню раз пятьсот общается с детьми, которые «не умеют бегать».

— Тогда давай в «Ромашку». С мячиком. Там бегать не надо. Садись на лавочку. Правила игры такие…

А когда мама зовет Машу домой, Соня спрашивает:

— Завтра выйдешь? Я буду ждать! Только приходи обязательно!

На следующий день на лавочке ждет не одна Соня, а целая компания девчушек.

— Это Маша, — представляет Соня. — А это Настя, Арина и Даша. Будем играть в «Туфельку»?

— Нет, давайте в «Тему»! — предлагает востроглазая Даша.

— Там бегать надо, а Маша не сможет, — предостерегает Соня.

— Ну и что? За Машу я сбегаю, если надо, — вызывается Арина, — а Маша просто будет загадывать слова вместе со всеми.

Игра начинается.

Девчонки не расходятся до позднего вечера, и вот уже у каждой в кармане начинает звонить сотовый телефон — родители зовут домой. На прощанье подружки сговариваются встретиться завтра «в тот же час, на том же месте». Непосредственная Настя вдруг порывисто обнимает Машу:

— Пока!

— До завтра! — кричат остальные, когда Маша и мама медленно бредут к своему подъезду.

И маме кажется (конечно, кажется, ведь этого не может быть на самом деле), что когда они с Машей заходят в подъезд, на улице, у опустевшей лавки остается высокая фигура кудрявого парня с гитарой на ремне, перекинутом через плечо. Он улыбается и машет вслед. А потом медленно растворяется в воздухе.

— Да зачем оно тебе надо, соседка? — пыталась я отбиться от просьбы Татьяны, моей соседки и недавней подруги. Мы познакомились месяца три назад, заселяясь в соседние квартиры. Осень и зима выдались чрезвычайно промозглыми, слякотными, ветреными — в общем, премерзкими, для прогулок не подходящими. Дом был полупустым, а на нашем этаже из шести квартир заселенными оказались только наши. В этот субботний вечер была моя очередь устраивать малый прием — чаепитие на кухне и сигаретки на лоджии.

— Понимаешь, у меня так все сложилось — прямо загляденье. Вот и хочу показать ему, как мне без него хорошо.

— Месть женская? — улыбаюсь я.

— Ага, — в тон мне отвечает Татьяна.

История последнего года жизни подруги у меня еще в декабре вырисовалась из ее мелких оговорок, вздохов и недомолвок. Красиво познакомились, красиво встречались — с головокруженьем. Жили в разных городах — Татьяна в Москве, а Олег здесь. Встречались часто, изводя кучу денег на перелеты. А потом как-то внезапно поругались, и мужик пропал с радаров.

К концу новогодних праздников, когда я вернулась от мамы, мы с Татьяной очень тепло посидели у нее, настолько тепло, что утром еле удалось с постели подняться. Соседка была сразу настроена поболтать, наболело у нее. В общем, подробностями дело обросло, как говорится.

Стандартная ситуация — оба решили друг про друга, что партнер охладел, плюс что-то помешало очередной встрече. Потом вроде бы он должен был к ней вылетать, но сцепились из-за ерунды за пару дней до самолета, наговорили чёрти чего друг другу и спать легли. Точнее, Татьяна легла, а молодой человек ее всю ночь писал записки через телефонный мессенджер.

Она утром хотела свести размолвку к нулю, доброго утра пожелала, предложила не продолжать ссору, а Олег ничего не ответил, даже не прочитал ее писем. Татьяна к обеду гордость презрела, сама позвонила несколько раз, но безответно — трубку не берут, письма не читают, ответы, естественно, не пишут.

Сегодня она опять была настроена поговорить о своей сердечной ране.

— Я даже стала думать, может быть случилось что-то, заболел или что-нибудь еще. В морги звонила, в БСМП — ничего подобного, да и здоровый мужик-то, обратно в армию собирался призываться, полностью годным признали. Вроде бы и забывать уже стала, а иной раз как защемит сердце… Смотрю по полчаса на аватарку его и плачу.

— Так ты отомстить хочешь или обратно завлечь?

— Ой, не знаю. Может быть и обратно, смотря как будет при встрече. Найди мне, пожалуйста, куда мужчина пропал. Так же тоже не бывает. Видишь, тут написано: «Последний раз был в сети в 03:26 восьмого июня»?

— Хорошо, я позвоню коллегам, но сразу не найдут, конечно. Сейчас многие живут не там, где прописаны, — сама беру ручку и лист бумаги. — Диктуй: «фио-сио», родился-крестился.

Паспортные данные ее молодого человека вводят меня в легкий ступор, который явно читается на моем лице.

— Что? Ты что? — с тревогой смотрит на меня Татьяна.

— Ничего. Он умер и долго лежал в квартире, пока из-за запаха не нашли. Кажется, сердечный приступ. Статья в газете была, в «Вечернем N-ске». Я так понимаю, у твоего Олега был журналист знакомый, который сначала пытался пропиарить ситуацию с его незаконным увольнением, а когда узнал, что тот умер накануне восстановления доброго имени, званий и регалий, — про это тоже статью написал. Название такое интересное было… «С того света не призовешь» или наподобие… Танюша, ты чего?!

Служба в полиции огрубляет, профессиональная деформация же. Думаю, еще я от удивления не сразу сообразила, что творю.

Каким образом удалось соседку успокоить — это не очень интересно, а каким образом ей удалось быстро продать ипотечную квартиру и куда она потом уехала, я даже и не знаю.

К чему я это рассказывала? К тому, что меньше знаешь — лучше спишь. Да, и еще, язык мой — враг мой.

Жила она кое-как, но получалось хорошо.

Вот удивительно: другие жилы рвут, карабкаются, руки-ноги в кровь обдирают, а результат нулевой.

А она…

В четырнадцать Инна неожиданно для всех, включая низкорослых родителей, «сдлиняла» до размеров модели. Да так пропорционально, что седьмой «А» первого сентября ахнул. Ахнул и разделился на два лагеря: лагерь восхищённых мальчиков и лагерь окрысившихся девочек.

В восемнадцать Инна удачно вышла замуж. И опять всё произошло без каких-либо усилий — будь то затяжные хождения за ручку или длительные переговоры с родителями на предмет благословения. Он был молод, красив, успешен в бизнесе, но главный его талант заключался в умении жить с удовольствием.

Влюблённые и счастливые, Инна и Семён вместе прокутили несколько счастливых лет. Впрочем, надо сказать, что прокутили без особого ущерба бюджету и здоровью. Вокруг них — точнее, вокруг их достатка — сплотилась весёлая компания «навеки преданных» друзей. В этом совсем не узком кругу Инна с Семёном и зажигали каждые пятницу-субботу, цепляя, как правило, ещё и воскресенье. И конечно, дважды в год, как и полагалось удачливому бизнесмену, Семён возил Инну на моря — с шиком и удовольствием прогуливать «излишки».

— Инка, я тут что подумал, — однажды за завтраком начал разговор Семён. — А если ты родишь, то останешься такой же красоткой? Или станешь страшная, как Ириха у Вовика?