Последняя тень (СИ) - Махавкин Анатолий - Страница 25

- И ради этого вы кормите дураков сказочками про рай и ад?

- Неужто у тебя, дитя моё, вовсе нет веры во что-то лучшее?

Я подумала, рассказать ему или нет? А потом решилась – какого чёрта!

- Когда сёстры начали умирать, - глухо сказала я и Найд склонил ко мне голову, - одна из нас придумала. Дескать на самом деле мы не умираем. Просто за нами приходит Мать-волна и забирает к себе. Типа, мы становимся едины.

- И что?

- Да ничего! – я с досадой запустила камнем в реку и поднялась. – Ничего там нет, только мрак и пустота.

ГЛАВА 13: В КОТОРОЙ Я НАСЛАЖДАЮСЬ НОЧНЫМИ ВИДАМИ И ПОЛУЧАЮ ОЧЕНЬ ВЫГОДНОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ

Спать, как и прежде, не хотелось. Разговор с проклятым монахом разбередил сердце, вынудил вспомнить прошлое, а это навеяло такую дикую тоску, что хоть лезь на обрыв, запрокидывай голову и вой на луну.

Лагерь понемногу утихал. Простолюды закончили бубнить, загасили кострища и легли спать. Мало-помалу стихли даже те, кто, пыхтя удовлетворял свои насущные потребности. Я взобралась по склону, испугав одного из караульных и легла на спину, рассматривая звёздное небо. Звёзд, или прибавилось, или они просто стали ярче. Казалось, будто небесные огоньки подмигивают, обещая открыть некую тайну. Мерно шумел невидимый прибой, и я ощущала, как незримые волны толкают меня в бок.

Зашелестело. Я повернула голову и уставилась на сержанта. Он тоже уставился на меня, пробормотал ругательство и побрёл дальше. Должно быть, проверял караулы.

Хотелось думать о чём-то хорошем, но в голову лезла лишь всякая неприятная ерунда. Да и то, если подумать: много ли в моей жизни был этого, хорошего?

Мама…Я почти ничего не помнила. Жёсткие пальцы, тёмные волосы и голос, охрипший, то ли от ветра, то ли от дешёвого пойла. Расплывчатое пятно лица и качающийся огонёк во тьме. Потом ощущение одиночества и холодный ветер, настойчиво царапающий тело под жалким тряпьём одежды.

Странную игру, в которую я играю до сих пор, предложила Колючка. Мы, тогда как раз нашли приют в заброшенной избушке угольщика. На крупно повезло: Царапка с Ведьмой сумели утащить пару свежих караваев из булочной. Все наелись от пуза, напились чистой родниковой воды и лежали на глиняном полу, уставившись в небо.Звёзды той ночью светили почти так же ярко, как сегодня.

Разговор пошёл о родителях и всхлипнувшая Мышь предложила той дуре, которая затронула тему, заткнуться, а лучше – сдохнуть. Наступило долгое молчание. Нетрудно догадаться, что у нас, бродяжек, не очень задалось с родственниками. И тут в разговор вступила Колючка. Она принялась рассказывать, как вчера с отцом ходила на рыбалку, а когда вернулась, мать угостила свежеиспечёнными пирогами. С малиной, а не черникой, как на прошлой неделе.

- Ты совсем рехнулась? – спросила Мышь. – Вчера на нас спустили собак и тебе чуть жопу не оторвали! И вообще, я тебя знаю целую вечность и…

- Помолчи, - в голосе Колючки не ощущалось раздражения. – Знаешь, лучше я буду помнить, как вчера ходила на рыбалку, а потом ела пироги с малиной. И у меня есть папа и мама, а в соседней деревне – бабушка, которая красиво поёт, когда сидит за прялкой.

- Ты – чокнутая, - прошептала Мышь, но без уверенности.

А я подумала: почему нет? Ведь, если подумать, то вчера всё равно прошло и лучше вспоминать, как мы с мамой ходили в лавку выбирать мне новые сапоги. Но торговец опять оказался пьян и пришлось удовлетвориться леденцом на палке. Вкус, правда, не помню. Вроде, кислый. И мы шли домой и вместе с мамой пели песенку. Не помню слов, но весёлую. Мама смеялась и её светлые волосы развевал ветер.

Всё виделось так отчётливо, что я расплакалась и уснула.

Колючку убили через неделю. Забили кольями, когда она пыталась стянуть тощую ободранную курицу. Избили и оставили клокотать кровью. Мы оттащили подругу под деревья и сидели вокруг, глядя, как жизнь вздрагивающими рёбрами покидает тощее тело. Потом Колючка пробормотала: «мама» и затихла. Было тепло, земля оказалась мягкой, и мы смогли закопать труп.

Но странная игра так и осталась в моей голове.

Так что, теперь, когда я вспоминаю детство, то помню не жёсткие руки и сиплый голос. Нет. Красивое лицо, золотистые волосы и мягкие ладони, предлагающее очередное угощение любимой дочери.

Это – всё хорошее, что со мной произошло в детстве. Воображаемые воспоминания.

Я перевернулась на бок и начала рассматривать ночной лагерь. Некоторые кострища ещё белели бельмами дремлющих углей. Во мраке медленно перемещались тени караульных. Отец Найд продолжал сидеть у реки, но так неподвижно, словно монах задремал. Возможно, так оно и было. Тихо всхрапывали спящие кони и едва слышно журчала река.

Всё спокойно и все, кроме стражников, спят. Мне-то какого Вопрошающего не спится? Или я реально собираюсь выслеживать нашего шпиона? Угу, стоило спуститься, взять Наверру за ухо и рявкнуть: «А ну, не спи, старый чёрт! Сиди со мной и слушай, когда закончится ваш магический кавардак.» Угу. А если он сам всё это и придумал? Для отвода глаз?

Внезапно появилось странное ощущение. Точно, что-то невидимое давит на глаза. Я даже привстала и попыталась понять, какого Вопрошающего происходит. Взглянула на небо – всё нормально. Направо, там, где многоголосно храпели простолюды – то же. Повернулась, встретила сонный взгляд топчущегося на месте караульного. Никаких странных ощущений.

Хорошо. Теперь медленно повернём голову и…Точно! Существовал небольшой участок лагеря, при взгляде на который глаза начинали слезиться и всё становилось расплывчатым, точно в тумане. Именно в этом направлении находились спальные места дворян и палатка королевы. Никогда прежде с таким не сталкивалась.

Я вскочила на ноги и уже собиралась бежать вниз, как вдруг заметила тёмную фигуру, выбирающуюся из спального мешка. Колдун успел подняться на ноги и стоял, поворачивая башку. То ли почуял то же, что и я, то ли сам творит эту пакость.

Я начала медленно спускаться с обрыва, размышляя, не поднять ли тревогу. За себя я не опасалась, но подозревала, что проклятое чародейство способно запудрить другим мозги и скрыть истинную картинку. И точно, давящее на глаза успело переместиться, удалившись за реку.

У королевской палатки подрёмывали два солдата. Защитнички! Я проскользнула между ними и заглянула внутрь. Лучше бы этого не делала: Найдмир спала в объятиях Кира и улыбалась. А, чтоб вас! Ну, тут всё нормально. Какого же происходит?

Наверра продолжал бродить по лагерю и вертеть головой. Пришлось дёрнуть его за край плаща. Колдун подпрыгнул и уставился на меня ошалелыми глазами.

- Что? – выдохнул он.

- Это ты, что? – прошипела я. – Какого хрена делаешь?

- Тишина, - он развёл руками. – Шум смолк…А! Понимаешь…

- Понимаю, - тихо сказала я и закрыла ему рот ладошкой. – Сиди на месте и продолжай слушать. Главное – мне не мешай.

Судя по ощущениям, наш лазутчик удрал за реку. Видимо, собирался отсылать сообщение хозяину. Посмотрим.

На ходу вытащила кинжал у спящего солдата и ускорила шаг. Отец Найд действительно спал. Если ещё больше наклонится – шлёпнется в реку. То-то визгу будет! Я перепрыгнула через поток и остановилась, оценивая направление. В лицо словно дунул холодный ветер, а в глазах начали порхать огненные мотыльки. Так и ослепнуть можно!

- Зууст Плансхаат, - прошептала ночь, точно бросала мне обвинение.

Шёпот обволакивал, как будто влажный саван, снятый с погребённого мертвеца. Я обернулась, приготовившись ударить кинжалом. Никого. Спящий лагерь и тихая река. В затылок тотчас точно стукнуло: мощное ощущение постороннего враждебного взгляда.

- Зууст Плансхаат, - вкрадчиво, как могла бы шипеть змея. И смрад, точно упырь роет старый погост.

Вроде бы во мраке можно различить очертания высокой фигуры. Или это – дерево: Зрение подводило. Я видела рябь призрачного дождя и ощущала его липкие смердящие поцелуи на коже лица. Колдовство, как есть колдовство! И эти выродки ещё смеют называть меня Чёрной Ведьмой!