Цена соблазна (СИ) - Гринберга Оксана - Страница 32

- Неплохо же тебя приложили, Марусь! – присвистнул Артем, осторожно прикоснувшись к болящему месту.

Но свою спину с синяком она толком и не увидела, хотя покрутилась так и сяк рядом с маленьким зеркалом, возле которого стояли и лежали незнакомые ей мужские вещи – бритвы, дезодоранты, темные флаконы парфюма.

Тут «доктор» потребовал, чтобы Майя прекратила вертеться, и принялся ее детально осматривать. Правда, к ушибу он оказался не слишком-то внимателен. Куда больше его занимало совсем другое. Например, ее грудь под тонкими итальянскими кружевами, светлая юбка, которая, оказалось, испачкалась от соприкосновения с землей и ее нужно сейчас же, срочно снять!..

А потом Майя повернулась к нему и потянулась за своим поцелуем – ведь Артем сам сказал, что его спасла!..

...Они так ничего и не залечили – ни ее синяк, ни его рассеченную бровь, ни пострадавшее в битве Артемово плечо, потому что им стало совсем не до этого. Все началось с поцелуя – требовательного, горячего, моментально лишившего ее связных мыслей, стремительно канувших в горячей бездне вспыхнувшего с новой силой желания.

Затем она как-то быстро осталась без одежды, и Артем, снова заявив: «Не здесь, Марусь!..», подхватил, понес свою несопротивляющуюся добычу в спальню.

…А там уже был чувственный мир прикосновений и смелых ласк, на которые она отвечала так же уверено, потому что больше не собиралась, не хотела стесняться. Наоборот, каждое мгновение рядом с Артемом наполняло ее тело, ее жизнь ярчайшими красками, которых, как оказалось, ей так не хватало. А ведь она даже и не подозревала! Не думала, что может быть так сладко, сильно, безумно... Настолько, что у нее не хватило бы слов пересказать, даже если бы очень захотела.

И Майя серьезно сомневалась, что смогла бы выразить это красками на холсте.

Быть может, потому что все наконец-то совпало – она была с тем, кого любила целых пятнадцать лет, не считая времени на испанском берегу, когда вдали от Артема она впала в спячку.

Но теперь проснулась, очнулась окончательно. Ее оборона пала, и Майя вырвалась из заточения.

И теперь каждое прикосновение, каждая его ласка, каждый его вздох, каждое его уверенное движение, каждое его слово рождало в ней миллиарды разноцветных искр, которые уносили ее ввысь, в вечность, имя которой – любовь.

Майя знала, ощущала всем своим существом, что очень скоро с ней случится то, чего еще она никогда не испытывала. То, что не получилось у них с Артемом в их «первый раз» на даче Зимина; то, чего не удалось ощутить в ее одну единственную попытку с другим…

И она перестала сопротивляться, сдавшись умелому натиску единственного мужчины, которого любила. Очень скоро мир взорвался, наполняя ее феерией чувств.

Пробуждение было таким, что лучше и не бывает. Хотя Майя толком и не поняла, спали ли они с Артемом этой ночью или все-таки нет, восполняя на широкой кровати в спальне с зашторенными окнами те самые пробелы, что образовались за шесть лет ее отсутствия.

Зевнув, все же попыталась выбраться из кольца мужских рук, чувствуя в теле приятную истому. Но, оказалось, Спасский тоже проснулся и снова утянул ее к себе под оделяло.

В очередной раз восполнять те самые пробелы.

Наконец, Майя все же сбежала. Ушла в ванную, побрызгала водой в лицо, затем уставилась на собственное отражение. Улыбнулась – ей почему-то показалось, будто на нее смотрела новая она. Все то же самое – тот же нос, те же губы, немного припухшие от поцелуев Артема, те же светлые глаза, но этим утром она выглядела немного по-другому.

Другой взгляд, уверенный поворот головы, улыбка, которая не сходила ее лица, хотя Майя попыталась придать себе строгое выражение. Но так и не смогла, словно ночь с Артемом вернула в ее жизнь полноценную палитру красок и они рвались наружу, воплощаясь в этой самой улыбке.

Наконец, привела себя в порядок, затем, все так же улыбаясь и даже тихонько напевая, отправилась на кухню. Там, в нетронутом царстве хрома и стекла дизайнерской встроенной мебели, открыв холодильник, Майя констатировала, что даже у нее, умевшей делать завтрак из сущей ерунды, на этот раз ничего не получится.

Потому что холодильник оказался пуст. Лишь на боковой полке скучала одинокая бутылка минералки.

- У тебя там мышка повесилась, – весело сказала она подошедшему Артему.

На нем были только джинсы, и солнечный свет, пробивавшийся сквозь прорехи в серебристо-серых шторы, кидал яркие блики на его идеальное тело и немного припухшую бровь. Спасский тоже заглянул в холодильник, после чего констатировал, что как бы да.

Повесилась.

Но это не означает, что завтрака не будет. Рядом с домом отличное кафе, там они и поедят. Затем, поцеловав Майю в висок, выловил из кармана телефон и принялся звонить маме. Потому что, оказалось, уже почти десять часов утра, и надо бы проверить, как дела у родителей и сына.

И Майя втихаря ужаснулась тому, что не сделала это сама. Вот же... мать-ехидна! Но у Никиты все было отлично, и Галина Михайловна наказала им не беспокоиться. День снова выдался теплым и солнечным, они уже позавтракали и собиралась отправиться в гости к Дубовским. Конечно же, под охраной Артемовых головорезов.

- Отвезу тебя на дачу, – заявил ей Спасский, снова поцеловав Майю в губы. Прижал к себе и задумался, словно размышляя, а не отправиться ли им в постель, чтобы в очередной раз наверстать упущенное, или все-таки стоит вернуться в реальную жизнь.

Но чувство долга одержало победу.

- Сначала заедем ко мне на работу, – сказал ей. – Подождешь немного, я быстро все утрясу.

- Мне надо в больницу, – отозвалась Майя. – И еще я бы хотела заехать в роддом.

Порывшись в памяти, она все-таки вспомнила, что сегодня среда и у Марины Викторовны как раз должна быть дневная смена. Пожилая акушерка наказала ей заглядывать в любое время, чем Майя и собиралась воспользоваться, решив расспросить ее о старых делах.

- Как бы еще рано в роддом, – усмехнулся Артем. – Или думаешь, нам уже пора занимать место?

- Спасский – ты дебил! – по привычке отозвалась Майя, но затем ахнула, ужаснулась. – Я тебя прибью, если ты снова… – пробормотала неверяще. – Если я снова… – приложила руки к вспыхнувшим щекам, пытаясь вспомнить хоть что-то об «опасных» и «безопасных» днях женского цикла.

Выходило… Как раз и выходило, что сегодня и есть тот самый, «опасный». Неужели и второй ее ребенок тоже будет по «залету»?!

- Мог бы подумать головой, – накинулась она на Артема, – а не чем-то другим! Я не пью таблетки, никакие контрацептивы…

Да и зачем было это делать, если в ее планы на оставшуюся жизнь секс не входил? Хотя что уж тут его ругать, сама хороша!

 - А как же замуж за своего испанского жениха? – напомнил он.

- Да какой там жених!.. – вздохнула Майя, прислушиваясь к своему организму. Но разве что-то услышишь, если прошло всего ничего?! – Нет у меня никого... Только не говори «я так и думал».

- Не стану, хоть я так и думал. – И он шутливо уклонился, когда Майя засобиралась шлепнуть его по руке. – Марусь, ну что ты так расстроилась? Это же хорошо, если будет еще один ребенок. Шесть лет – отличная разница, а потом подумаем, захотим ли мы третьего.

- То есть, ты все уже решил?! Сам все запланировал и ничего мне не сказал?

На это он с довольным видом кивнул, и Майя почему-то нисколько не удивилась.

***

В Первой Городской больнице никаких изменений не наблюдалось. Вместе с Артемом они повидали Родьку, но тот спал, а будить его не разрешили. Отловленный ими лечащий врач сообщил, что дела идут на поправку, но пока еще рано говорить об окончательном выздоровлении.

Зато Орелия не спала. Ее поместили в отдельную палату, но пылкая испанка рвалась на свободу, рвалась к Никите, рвалась домой – куда угодно, лишь бы прочь из больницы!.. На это Майя клятвенно ей пообещала, что поговорит с доктором и попросит выписать как можно скорее.