Татуировка виверны (СИ) - "LuckyLuke" - Страница 9

Я нашёл его в подсобке…

Сложно сказать, о чём именно я думал последние два часа, но явно не о том, что всё это время Пашка сидел в подсобке один на один с бутылкой виски. Он был настолько пьян, что едва мог стоять даже с поддержкой: ноги разъезжались, как на льду, а сам Пашка то и дело грозился упасть. Мне удалось вытащить его на улицу — прохладный свежий воздух приятно сменил скопившиеся в лёгких клубки сигаретного дыма…

Только теперь я вспомнил о том, что забыл и портмоне, и телефон. Пашкины карманы тоже оказались пусты. Время было ещё раннее, до первого поезда метро было не меньше двух часов, а возможности вызвать такси, даже с оплатой постфактум, не было… Мне пришлось оставить Пашку на скамейке во дворе дома и самому вернуться в «притон» — именно так и никак иначе я называл это место про себя.

— Мне не нравится, что ты отсиживался в углу, — заявила Ленка, скрестив руки на груди. Она уже успела переодеться. Или, скорее, одеться.

— Мне не нравишься ты. Смирись и живи с этим, — сухо ответил я.

Ленка хмыкнула, ехидно улыбнувшись. Конечно же, для неё это не было новостью, но говорил об этом вслух я впервые. Молча Ленка отдала мне Пашкины вещи: куртку, телефон, деньги, после чего я, так же молча и не прощаясь, ушёл.

Пока мы добрались домой, Пашка успел трижды опустошить желудок. Как назло в доме не работал лифт, и мне пришлось тащить пьяное тело на седьмой этаж в буквальном смысле на себе. Конечно же, настроения это не прибавило. Как и очередное выворачивание содержимого желудка наружу уже в квартире.

Эта ночь складывалась отвратительнейшим образом. Но хуже всего было то, что Пашка абсолютно не реагировал на внешние раздражители, и я серьёзно начал обдумывать идею вызвать скорую. Не вызвал только потому, что представил всю эту суматоху, врачей, неотложку, и, главное, Ленкину физиономию. А ведь её, как ближайшего родственника, непременно оповестят. Какое-то внутреннее чувство подсказывало мне, что в больницу она не приедет, и Пашку это просто добьёт.

Вспомнив курсы первой помощи, я уложил Пашку на диван — на бок, как полагается, подпёр его со всех сторон, чтобы в пьяном бреду не ворочался. Сам сел рядом, на полу. У меня было много времени подумать… Остаток ночи я сидел рядом с Пашкой, периодически проверяя дыхание. Это был не первый раз, когда он напивался в стельку. Но первый раз, когда мне хотелось сделать то же самое.

— Как мы оказались здесь?

Это было первое, что спросил Пашка, когда проснулся далеко за полдень… Где-то ближе к обеду, убедившись, что откидывать копыта Пашка не собирается, я уснул тоже — прямо там, на полу, рядом с диваном.

— На такси, — ответил я, зевая.

— Извини, — пробормотал Пашка виновато после недолгой паузы.

— Умойся сначала, душ прими, а то от тебя воняет за три версты. Извиняться будешь позже.

Пока Пашка непривычно долго возился в ванной, у меня была возможность переодеться и проверить рабочую почту. Это было самое привычное и самое нормальное в моей жизни — работа. А потому я возвращался к ней снова и снова, чтобы совсем не потерять связь с реальностью.

— Нам стоит поговорить.

Отложив ноутбук, я молча кивнул, и, заметно мешкая, Пашка сел на край кровати напротив. На нём были только мои спортивные штаны, и я не мог не заметить, что он сильно похудел. Пока я раздумывал, почему я не заметил этого раньше, Пашка нервно растирал костяшки рук.

— Я… не хотел, чтобы ты видел всё это, — начал он, прерывая затянувшуюся паузу.

— Это я уже понял, — кивнул я. — Не стоило из-за этого так нажираться. Если бы ты откинулся сегодня ночью, легче бы никому не стало.

— Стало бы, — хмыкнул Пашка. — Но о моей жене мы поговорим потом.

Он долго рассказывал мне о том, как попал в этот «притон». Ещё будучи неженатым. Кто-то из друзей пригласил его на вечеринку, пообещав, что будет необычно весело. А он, тогда ещё зелёный, только вернувшийся из армии, словно с катушек слетел. Дорвался до запретного и… завяз. Там же и с Ленкой познакомился. Он и не думал жениться. Ни на ней, ни в двадцать лет в принципе. Но у Ленки были другие планы: ей нравилась мысль о том, что этот блондинистый красавчик — её собственность. Она и отца уговорила Пашку на работу принять, а тот уже в свою очередь и на учёбу его устроил, и место на фирме подготовил к окончанию университета. Поначалу Пашку всё устраивало: учёба, где всё схвачено-оплачено, бесконечные секс-оргии, квартира в элитном районе. Да и с Ленкой первое время они жили вполне неплохо. Только с годами Пашка по-другому стал смотреть на всё это болото, в котором медленно тонул, а жена его осталась там же, где была. Ей нравилось то, что она делала, а Пашке… Не знаю, изменял ли он ей по этой причине или просто потому, что по натуре своей не мог быть верным одному человеку, — это было в тот момент и не важно.

— И что тебя держит? — даже не ожидая ответа, спросил я.

— А что держит тебя? — ответил он вопросом на вопрос.

Я и сам часто думал над этим. И не находил ответа. Меня ничего не держало. Я мог собрать вещи и уехать на другой край света, но не делал этого. Просто потому что не видел смысла ничего менять. Мне не было уютно в собственной шкуре. Но ведь от самого себя не убежишь…

— Я не знаю, что меня держит, — признался Пашка, так и не дождавшись моего ответа. — Я просто… просто слишком трус, чтобы что-то менять. Мне тут тепло и спокойно, мою задницу крепко и надёжно прикрывают, и мне страшно что-то менять. Потому что это всё, — Пашка обвёл рукой комнату и себя, — это всё не я. Не моё.

— Знаю, — согласился я, вспоминая собственные мысли о Пашке-фотографе, том Пашке, каким он должен был бы стать, если бы остался верен самому себе.

— Это, и Ленка, и ты — это всё не то, чем я хотел жить. Понимаешь?

Я только молча кивнул, осознавая, что первый раз Пашка говорит о том, что ему не нравится всё то, чем он живёт. И я в том числе.

— Я не так себе представлял свою жизнь, — он поднялся на ноги, скрестил руки на груди, словно защищался от собственных слов, и начал ходить по комнате туда-сюда, как волк по клетке. — Помнишь, как мы мечтали, что уедем в горы? Помнишь? Я всё ещё мечтаю. Мне иногда даже снится это, и я очень живо представляю себе вес рюкзака на плечах и слышу звуки горной реки. И вкус дешёвых консервов. И песни под гитару у костра. Когда я отказался от всего этого?

Прерывать его монолог я не собирался. Ему нужно было выговориться, я чувствовал это. Потому что его мысли как никогда совпадали с моими. Я не хотел его останавливать, но видел, что ещё немного — и он сорвётся. Не знаю куда, в истерику или в пропасть, но он был на грани.

— Помнишь, о чём мы мечтали, когда уходили в армию? Ты собирался строить свои самолёты. Я-то помню! Я помню, с каким восторгом ты о них рассказывал и как постоянно смотрел на небо, когда там что-то летало. Я помню блеск в твоих глазах, с которым ты рассказывал о каких-то там реактивных турбинах. Этим нельзя было не вдохновиться, даже если был далёк от этого. Куда это всё делось, Лёш?

Ответить я не успел. Да и не ждал он ответа. Он был уже полностью в своих мыслях, в своём собственном внутреннем мире, который наконец-то, как назревший вулкан, нашёл выход.

— А я?! Ты помнишь, как я собирался на болота Сапаты — фотографировать самую маленькую колибри на планете? Я до сих пор помню эту чёртову птичку, хотя не видел её уже лет десять. Я не брал в руки камеру уже больше года! А ведь раньше я не расставался с ней даже во сне. Куда это всё делось?!

Его руки дрожали, как и голос. Он так часто хватался за голову, что белокурые волосы торчали в разные стороны, спутавшись на висках.

— Когда мы стали такими? — Пашка сдёрнул со спинки стула мой пиджак и, одарив его презрительным взглядом, бросил на пол. — Это всё не мы. Не ты. И не я. Или ты так представлял себе свою жизнь?

— Нет, — согласился я тихо, но он не услышал моего ответа.

— Ты думал тогда, что будешь трахать лучшего друга? Думал, что я буду участвовать в каких-то оргиях? Думал, что вот это всё, — он дёрнул шкаф, в котором хранились вещи, которые ещё пару дней назад он совсем не брезговал использовать. На пол полетели наручники, плётки… — всё это станет частью нас?