Мисс стихийное бедствие - Нестерина Елена - Страница 3

Но уйти просто так ей не удаётся: карапуз Вова Чичеров, свирепо пыхтя, надвигается на неё. А за плечом у него маячит верный дружок – Кочетов.

– Ты чего мне такую заподлянку устроила? – раздувая ноздри, рычит Вова.

– Я?! – Лупита искренне удивляется.

– Ты зачем меня подставила?

– Когда?

– «Какой породы у тебя соба-ака?» – передразнивая Лупиту, кривится Чичеров. – Какая тебе разница – на географии-то? А мне из-за тебя «пару» вкатили. Я…

– Он растерялся – и какую-то хрень училке брякнул. «Колли, колли»! Ты его отвлекла, коза! – это подаёт реплику заступник Кочетов.

– Как – «пару»? – Если вы думаете, что Лупита притворяется, то это не так. Она пытается вспомнить, что произошло с Вовой Чичеровым, но мыслей и эмоций за эти пол-урока было у неё так много, что ничего вспомнить больше бедняжка не может. Но Вову с двойкой ей очень жалко.

Поэтому… Надо всё ему объяснить! Объяснить, конечно!

– Вовик, да я тут… Я вот тут, в тетради просто составляла… – бормочет она, взмахивая у него перед носом своей тетрадкой по географии.

– Что ты тут составляла? – видя, что быстро сдувшийся друг его начинает тормозить и мямлить, вылезает вперёд Валера Кочетов.

– Да я хотела всё распределить… По фамилиям. У кого что. Собаки там, кошки, ну… Интересно…

– Чего распределить? – Валера выхватывает из руки Лупиты тетрадь, просто так выхватывает, чтобы закрепить моральную победу.

Но… На одной из распахнувшихся страниц видит свою фамилию. И ещё раз её видит. И ещё.

– Это чего такое? Ты про нас пишешь? Ага – я смотрю, тут и Чичеров, и Бегунков, и Аксельродт… Пацаны, гляньте!

– Отдай, Кочетов!

Валеру с Лупитиной тетрадью окружают мальчишки.

– Наша Лупита роман пишет про нас!

– Да это не роман, списки какие-то…

– Лупита, это чего – донос?

– Нет, нет, отдайте!!!

– Обойдёсси! Нам интересно.

– Конечно, донос. Из него видно, кто из нас «средне», а кто шатены и хомяки.

– Что это – фиг поймёшь. «Хомяки». Это Папорова и Утковская у нас хомяки, что ли?

– Хомячихи!

– А я кто?

– А ты «От растений».

– Ой, смотрите – я «Породистый»! А тебя тут, Женёк, нету. Значит, ты у нас беспородный…

– Дайте-дайте-дайте глянуть!

– А я, я – «По росту», «Братья», «Брюнеты», «Далеко» и… и… Слушайте: да я везде!

– Ты популярный.

– Да и я везде.

– Но тебя в «Хомяках» нет и в «Собаках»…

– Да потому что у меня никаких животных дома нету.

– А-а, вот как надо это понимать!

– А я-то думал – это рейтинги популярности.

– У хомяков и блондинов?

– Бре-е-ед…

Мальчишки с тетрадью уносятся из кабинета географии. С отчаянным воплем: «Отдайте!» Лупита бросается за ними. И хоть убежать от неё трудно, пацанов слишком много, чтобы отбить у них имущество. Носится вокруг них Лупита, мечется, норовит выхватить тетрадку – но куда там!..

– Ха-ха! Это у нас, значит, «Предметовы»! – усевшись за учительский стол в кабинете литературы и разложив перед собой Лупитину тетрадь, издевается главный насмешник класса Коля Николаев. – Граждане Предметовы, покажитесь! Кочетов, выходи! Пеночкина, эй, ты какой предмет символизируешь? Не знаешь, так спроси у Лупиты. Не таи, Лупитка, поведай.

– Открой секрет!

Девчонкам тоже интересно, они обступают Лупиту и с интересом ждут её ответа.

– Ну чего… – хмурится она, но всё же отвечает, – понятно же – от пенки. На молоке бывает, на варенье… Большая – пенка, маленькая – пеночка. Предмет ведь, а не растение…

– О-о! – Глаза Николаева закатываются – так он изображает своё удивление.

Остальные смеются. Лупита недоумевает. Нет, ей не обидно, что над ней смеются. Ведь обидчивость – это качество людей с большим самомнением и завышенной самооценкой, прибитых каким-нибудь комплексом или просто неуверенных в себе. А у нашей героини доброе сердце и самый незлобивый характер, который только можно представить. Ей просто хочется понять – в чём, собственно, дело-то?

Она и спрашивает:

– А чего?

– Балдень ты, Лупита, – с сожалением на лице трясёт головой Валера Кочетов, классифицированный ею как «Предметов». – «Кочет» – на других славянских языках обозначает «Петух», так что я типа Петухова.

– Да, значит, не предмет… – соглашается Лупита и вздыхает.

– Молодец, Кочетов, весьма похвально, что ты обладаешь такими знаниями, что интересуешься ономастикой. – В дверях появляется учительница литературы: – Что у вас тут за веселье? Закругляйтесь-ка, начинаем урок.

Урок-то начинается, но тетрадь Лупиты так и гуляет от парты к парте. Дорвавшиеся до неё ученики с азартным интересом изучают столбики, в которые сгруппированы их фамилии, комментируют, удивляются. Да – додуматься до такого могла, конечно же, только безумная Лупита! Что и говорить: создать ажиотаж вокруг чего-нибудь способна только она. Ну, повеселила, повеселила…

Так что скоро Лупита, полностью успокоившаяся и переставшая со страстью охотничьей собаки следить, к кому теперь откочевала её многострадальная тетрадь, сидела за партой и даже слушала учительницу.

«Инживатова, Инживатова… – вертелось у неё в голове, – что ж за слово-то такое странное? Куда ж мне эту фамилию-то вписать? Может, в интернете посмотреть? Посмотрю, точно… Инжир или вата?»

Вот такой бурной была жизнь у Лупиты – Риты Липатовой. И подобные истории случались с ней чуть ли не каждый день. Да что там – каждый. Что ни день – то проблема, интрига, суета. Во жизнь, расслабляться некогда…

Дома Лупиту любят. Воспитывают, конечно, держат в рамках, но всё равно любят. Даже такую, как сегодня – выплывающую из своей комнаты субботним утром в маечке, на несколько размеров меньше, чем надо, а потому сильно не доходящей до талии, короткой юбке, открывающей на всеобщее обозрение длинные ноги в розовых колготках с натянутыми на них чёрными чулками, фигурно порванными в нескольких местах. Причёска и макияж тоже были «ух». Это по папиному выражению. А по мнению Лупиты, всё это называлось «трэш». Сегодня Лупита с подружками собиралась в центр – гулять и веселиться. Уроков по субботам было всего четыре, так что она планировала тихонько пересидеть их – и вперёд, на вольные просторы!

Ради макияжа – утонувших во тьме чёрной подводки глаз, тяжёлых махровых ресниц, на которые ушла чуть ли не половина тюбика туши, Лупита пробудилась ни свет ни заря. Как и ради причёски – и теперь среди её длинных, тщательно распрямлённых светлых волос красовались ярко-голубые, розовые и чёрные пряди. Куртка, сумка, лёгкие матерчатые сапожки – и к броску в жизнь девушка вполне готова.

Но нет. Так просто её из дома выпустить не могли. Родители у Лупиты были бдительные.

– Это ты в школу так собираешься? – удивилась мама, собирающаяся сладко поспать после Лупитиного отхода. Теперь же столь желанный субботний сон у неё как рукой сняло, глаза расширились и голос стал не по-утреннему звонким.

– Деточка, у вас там карнавал, что ли, с утра пораньше? – подхватил папа.

К большому счастью, вредный ехидный брат обычно не просыпался, чтобы проводить сестричку в школу, а потому никак не прокомментировал Лупитин наряд.

– Ты же, кажется, после уроков в центр собиралась, – уточнила мама. – С девочками погулять. И что, ты ТАК пойдёшь?

– Конечно!

– То есть – это ты гулять, а не на карнавал?

– Да. Ну какой карнавал, пап, это – мода!

– Я не спрашиваю, что с лицом, – мягко начала мама, – но что с курткой? Откуда у тебя такая маленькая? Кто-то дал? Или… Это та самая, что ты на той неделе купила и мне так и не показала?

– Ага. Сюрприз. Теперь вот смотрите. Нормально же?

– Не очень… С чужого плеча куртка-то. Мала.

– Вы что – так надо!

– Тебе и сумка мала. – Папа осторожно потрогал сумочку, в которую аккурат уместились свёрнутая в трубку тетрадь, ручка и косметичка. Кошелёк и телефон Лупита кое-как распихала по карманам мини-курточки. – Учебники-то где?