Прах к праху (ЛП) - Хэлли Карина - Страница 33

— Декс, — строго сказала я. — У меня был выкидыш. Ребенок не стал проблемой. Демон захватил меня из-за моего физического и эмоционального состояния.

Он вскинул бровь.

— И все? Даже выкидыш — это ужасно, Перри.

— Будто я не понимаю, — рявкнула я. Я шумно выдохнула, чтобы успокоиться. — Прости. Просто… Мне все равно, что говорят люди.

Он смотрел мне в глаза.

— Они говорят, это может навредить нам или остальным.

Я пожала плечами.

— Нет. Плевать, Декс. Мне все равно. Ты этого хочешь? Ты хочешь детей? Не сейчас, но вообще?

Улыбка озарила его лицо.

— Конечно. Больше всего.

— Тогда плевать на слова людей, — сказала я, села рядом с ним и сжала его нервные ладони. — Пусть думают, что хотят. Я не собираюсь бросать мечты и будущее из-за теорий и выдумок.

Он поцеловал мое плечо и закрыл глаза.

— А если это правда?

— Если это правда, — сказала я, убирая волосы с его лба, — и наш ребенок будет обременен этими дарами, или вообще родится антихрист, мы разберемся. Но когда до этого дойдем. Жизнь такая ценная, Декс, мы знаем это лучше всех. Нельзя отбрасывать ее из-за слов.

Он посмотрел на меня, его лицо в пятнах.

— А если он навредит тебе? Если ты пострадаешь? А если я тебя потеряю?

— После всего, через что мы прошли, — я поцеловала его в щеку, — ты должен знать, что я буду бороться, чтобы остаться с тобой. Потерять меня будет непросто. Смирись.

— Ты не злишься на меня? — спросил он. — За то, что я не рассказал сразу?

— О, я злюсь, — сказала я. — Но пока что это подавлено. Уверена, это выйдет после свадьбы.

— Типичная Перри, — он покачал головой. Он улыбнулся и обхватил мое лицо ладонями. — Потому я тебя и люблю.

Он поцеловал меня, словно умирающий, лишая меня дыхания. И я словно умирала. Его губы оживляли меня. Его прикосновения делали целой. Его пальцы погрузились в мои волосы, гладили мой затылок, придерживали за шею. Мне это нравилось. Он словно показывал, что защитит меня, а не захватит. Словно я была его, но и он был моим, и мы могли уберечь друг друга. Я знала, что так и было. Мы сделали бы все ради друг друга.

Его губы спускались по моей шее, мы легли на кровать, он гладил меня пальцами. Я раздвинула ноги, желая его, нуждаясь в нем. Но расстояния было много. Мне нужно было ощутить его в себе.

Я села, прижала ладонь к его груди, уложила его и оседлала. Я уже была влажной, готовой, поднялась, чтобы ввести его в себя. Я медленно раскачивалась, разгоняясь, распаляясь, двигаясь так, чтобы он не мог сдерживаться. Я прикусила его шею, мочку уха, лизала его грудь. Он попросил укусить сильнее, чтобы убедиться, что он жив, и я так и сделала.

Он сел, наши ноги обвились вокруг нас, его рука была вокруг моей талии, прижимала меня к нему. Он прижал большой палец к моему клитору, стал тереть меня, пока я извивалась на его члене, вбирая его все глубже.

Я смотрела в его глаза, они из ярких и маниакальных стали похотливыми и стеклянными. Мы не отводили взгляды. Мы смотрели друг на друга, пока не кончили, и от оргазма мои глаза закатились. Он заполнил меня, меня переполняли его крики, все пульсировало во мне. Я скулила, затерянная в эмоциях, что лились из моего сердца, а потом задрожала и не могла собраться. Я не могла ощущать больше ничего, кроме любви.

И любви было так много.

* * *

Мне снова снилось, что Декс умер. Но, когда я проснулась в поту, я перевернулась и сжала его руку. Он был живым. Он шепнул мне во сне непонятные слова. В тусклом свете с улиц я видела его улыбку, словно он пытался успокоить меня.

Это сработало. Я прижалась к его руке, и тот сон больше не вернулся.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Декс

Когда я впервые увидел рыжего великана, я был в университет, ходил на занятия, и он был пронырой. Он знал откуда-то, кто я, он хотел быть в моей группе бас-гитаристом. Наверное, я был очень глупым, раз не понял, как странно в моей жизни просто появился Максимус, но я хорошо умел отрицать.

А еще хорошо умел отгонять от себя людей. Никто не мог подобраться, особенно, рыжие великаны. А он как-то смог. Он стал важным в моей жизни. Я видел теперь, что это была уловка. Так началось. Но Максимус потом перестал быть проводником, стал другом. Он толком и не советовал мне, только насчет девушек и пива.

Так и было, пока я не переспал с его девушкой. Мы были друзьями. Близкими. Может, не такими близкими, чтобы я признался ему, что видел призраков, или чтобы он рассказал мне, что сам был призраком. Но мы были близкими. Он был для меня ближе всех.

Когда я потерял его, когда меня заперли в психушке, было плохо. Но я восстановился. Я исправил себя, и я верил, что и он живет себе где-то. Я ненавидел его тогда и хотел, чтобы его член сгнил. Как он мог бросить меня в такое время?

Теперь я понимал, почему он это сделал. Мы оба были виноваты. Максимус поддался ревности, а я навредил ему, нарушил кодекс друзей, словно это была полицейская лента. Это мне тоже нравилось ломать.

Но теперь все было иначе. Когда Максимус вернулся в мою жизнь в баре Рэд Фокса, он разбил мою продуманную пьесу. Он, как Дороти, отодвинул штору и показал, кто стоит за всем шоу. Я хотел, чтобы Перри считала меня всемогущим Озом. Я не хотел, чтобы кто-то из моего прошлого пришел и показал ей, что я был не таким, каким притворялся.

Так он и сделал. Уверен, намеренно, а еще некоторые части себя было сложно скрывать. Перри увидела меня настоящего. И полюбила такого меня. И если бы Максимус не раскрыл меня, каким я есть, может, это и не произошло бы.

Максимус много сделал не так, но я не винил его. Он не был злобным. Он просто был бывшим бессмертным, пытался быть человеком среди нас.

Теперь Максимус был мертв. Навеки, мертв так, как старый он не мог и представить. И хотя мы так и не стали снова близкими, хоть я придумывал кучу кличек этой веснушчатой заднице, и он бесил меня, утрата причиняла боль.

Она потрясла меня. Я видел достаточно смертей, но проще не становилось. Максимус отдал жизнь, чтобы Перри смогла вернуть меня. Он был стражем. Я хотел бы поблагодарить его за это.

Но потому мы стояли у реки и смотрели на мутную воду, медленно текущую мимо. Это был наш шанс попрощаться.

Я посмотрел на нас, на Перри, держащую меня за руку, ветер трепал ее волосы, как черный шелковый флаг, на Аду рядом с ней, не такую невинную блондинку, на их маму, что стояла прямо и сильно, было сложно поверить, что она была с нами. А еще был ее отец, лысеющий и полноватый, хмурящийся, ведь он был бы где угодно, лишь бы не здесь.

Он мог верить, во что хотел. Мне было все равно.

Перри посмотрела на меня.

— Хочешь начать? — спросила она. Она держала охапку желтых роз, что мы купили у торговца на улице. Розы за Розу. Мы не хотели звонить, но Перри сделала это утром. Она как-то нашла ее через бар, которым та владела в Новом Орлеане. Как только я услышал вопль Розы в телефоне, я покинул комнату. Я не мог терпеть ту боль.

Я кивнул и кашлянул. В отличие от мыслей, я хотел быть кратким. Максимус оценил бы это, и это помешало бы мне расплакаться снова.

— Максимус был человеком с множеством лиц, — сказал я честно. — Многие были красивыми, — папа Перри странно посмотрел на меня, и я пожал плечами. — Меня раздражало, что он постоянно крутился рядом. Он мог затмить меня парой слов. Он всегда был… лучше меня. Лучше всех. И он даже не старался. Он был таким. Он был сильным, забавным, хоть и по-своему, умным, хоть и опять же по-своему.

— Это похороны или шутки? — спросил Дэниел, будто ему было дело.

Я не слушал меня.

— Я смеялся над его словами, ведь они были правдой. Мы постоянно смешили друг друга, потому что могли. Он был хорошим. Хоть мы и навредили друг другу, он был верным. Как бы там ни было. И он помогал. Заботился. Это меня раздражало больше всего, но это и выделяется, когда я думаю о Рыжеяйцевом.