Драконоборец из Меребартона (ЛП) - Холт Том - Страница 7

Я лежал на спине, не мог и не хотел двигаться. Я не мог видеть дракона. Но мог слышать вопли Эббы. Заткнись, старый дурак, подумал я, мне действительно было всё равно, что́ он там орёт. Но он не заткнулся, он кричал: «Держись, приятель, держись, я иду», что не имело вообще никакого смысла…

Потом он всё–таки заткнулся, а я лежал и ждал. Я ждал и ждал. Я не самый терпеливый человек. Я ждал долго, сломанные рёбра начали болеть, или по крайней мере, я начал чувствовать, как они болят. Какого чёрта, когда всё это кончится? — думал я. И снова ждал.

И думал: сейчас, сейчас, через минуту.

Мне было так больно, когда я перевернулся на бок, чтобы оглядеться. Слёзы сами катились из глаз.

Позже я понял, как всё было. Когда Эбба увидел, что я падаю, он схватил копьё на кабана и побежал ко мне. Кажется, если он и смотрел на дракона, то разве что как на временное неудобство. «Держись, я иду к тебе» — весь Эбба в этих словах. Он был на полпути, когда дракон спикировал на него. Когда гад коснулся лапами земли, Эбба, должно быть, упёр копьё тупым концом в землю и занял позицию, как делают во время охоты на кабана, когда вы позволяете ему самому напороться на копьё, ведь инерция его бешеной атаки гораздо более эффективна, чем сила вашего удара. Спикировав, гадина махнула хвостом, подбросив Эббу высоко в воздух. Осознал ли дракон, что сам он в этот момент был уже мёртв — копьё на фут погрузилось в его дыхательное горло, прежде чем древко сломалось под давлением туши, — я не знаю, да мне и всё равно. Если судить по следам на земле, то он ещё какое–то время катался там в агонии, прежде чем свет дня навсегда угас для него. По моим оценкам, он весил чуть меньше тонны. Эбба, который попал под эту махину, пока гад бился в предсмертных судорогах, был раздавлен, как виноградина, так что кишки его полопались, глаза выскочили из глазниц, и практически все кости были переломаны.

Вряд ли он думал: я убью дракона. Он думал, что нужно упереть копьё в землю, как при охоте на кабана, а потом этот проклятый хвост ударил его, а следом навалилась невыносимая смертоносная тяжесть. В общем, ничего такого, никаких героических мыслей, ничего, что могло бы стать основой для песни или героического сказания. Просто: «В принципе, это напоминает охоту на кабана, надо бы упереть копьё». Ну, потом ещё, может быть: «О».

Я думаю, так обычно и случается, всегда и везде, во всём мире.

Я пытался законсервировать голову в меду. Мы взяли старую глиняную ванну, наполнили её и засунули туда голову, но восемь недель спустя эта дрянь позеленела и начала смердеть как все черти ада. И тогда она сказала: «Бога ради, избавься от неё». Поэтому мы сварили голову, соскребли с неё всё лишнее, а череп повесили на стену. Да, размерами она едва ли превосходит голову большого оленя; через сотню лет никто и не поверит старой–престарой сказке про этого дракона. Будут говорить, что драконов не существует.

Ну а пока ещё я — Драконоборец; в шутку. Сам герцог грозился приехать взглянуть на череп, но, слава богу, государственные дела догнали его на полдороге. Расходы на приём, кормёжку, развлечения для герцога и всей этой придворной своры пустили бы нас по миру, а мы и без того слишком много потеряли.

Я Дважды сплутовал. Мархауз был прямолинеен даже в смерти, его конец, как ни печально, просто курьёзен и нелеп. Я не устаю убеждать себя, что Эбба сделал свой выбор, и его нужно уважать за это. Но у меня не получается. Вместо друга мне остались только ужасные воспоминания, и ещё один долг, который я никогда не смогу вернуть. Люди полагают, что каждый хочет спастись от смерти любой ценой, однако иногда остаться в живых оказывается слишком дорогим удовольствием. Не уверен, что когда–нибудь прощу его за это.

И на этом всё. Я действительно не хочу больше об этом говорить.