Драконоборец из Меребартона (ЛП) - Холт Том - Страница 4

Он немного нахмурился, что означало: ну, может быть, может быть…

— Нам понадобится туша, — констатировал он.

— Ага, вон та больная коза отлично подойдёт, — сказал я.

Кивок. Его больная коза. Ну, с этим я ничего не могу поделать — все мои животные здоровы.

Он взял тачку и отправился за козой. В это время большая повозка прогрохотала к воротам во двор, но вовремя остановилась. Она была слишком широка, чтобы пройти в ворота, и наверняка застряла бы.

Хвала господу, Мархауз прислал мне скорпион. Радость немного портило то, что он и сам заявился, ну да ладно.

Это был настоящий мезентинский скорпион, двести лет как минимум. Семейная традиция гласит, что пра–пра–пра-и–так–далее–дедушка Мархауза привёз его из Гранд—Тура в качестве сувенира. Скорей всего дедушка взял эту штуку для обмена или погашения безнадёжного долга, но как бы там ни было, а два поколения назад эти штуки весьма неплохо торговались.

— На кой чёрт, — сказал Мархауз, спрыгивая с повозки, — он тебе понадобился?

Вообще он неплохой человек, на мой взгляд. Мы вместе были при Аутремере — там и встретились в первый раз, что само по себе просто невероятно, если учесть, что наши дома стоят всего в четырёх милях друг от друга. Но он был взят на воспитание и рос где–то за городом. Думаю, поэтому он и есть такой, какой он есть.

Я одарил его полу–безнадёжной улыбкой. Наша судомойка всё ещё сидела в повозке в ожидании кого–нибудь, кто поможет ей слезть.

— Спасибо, — сказал я. — Надеюсь, он нам не понадобится, но…

Скорпион — это осадная машина, довольно небольшая по сравнению с огромными катапультами для метания булыжников, мангонелями и требушетами, которыми нас измолотили при Крак–де–Бесте. По сути, это такой громадный стальной арбалет, с рамой, мощной станиной и весьма эффективным воротом. Один человек при помощи железного прута может легко и быстро взвести его, а бьёт он на триста ярдов, стальной стрелой длиной в руку и толщиной в большой палец. У нас были такие в заварушке при Метуше. А у тех ребят, к счастью, не было.

Я поведал Мархаузу о драконе. Он решил, что я таким образом пытаюсь поразвлечь его. Потом увидел капкан, лежащий на земле перед домом сидра, и притих.

— Так ты это серьезно, — сказал он.

Я кивнул:

— По–видимому. Он сжёг несколько домов в Меребартоне.

— Сжёг…

Я ещё ни разу не видел его таким.

— Так говорят. Не думаю, что это просто драк.

— Значит, это… — он не закончил. Да и ни к чему.

— Вот отчего, — сказал я, стараясь казаться весёлым, — я так рад, что твой дедушка прикупил эту штуку. Он как в воду глядел. Неудивительно, что ему удалось сколотить состояние. Наверняка у него был талант определять полезные вещи с одного взгляда.

Ему понадобилось время, чтобы всё переварить.

— Стрел у меня нет, — сказал он.

— Что?

— Стрел нет, — повторил он, — только машина. Мы ведь сроду не пользовались этой штукой, она так, для антуражу.

Я пару раз открыл и закрыл рот. Выдавил:

— Наверняка они где–то были.

Он пожал плечами.

— Э… Ну, поначалу были, надо полагать. Думаю, их где–нибудь к чему–нибудь приспособили. — Он слабо улыбнулся. — Видишь ли, не в правилах моей семьи хранить разное старьё на всякий случай на протяжении двухсот лет.

Я попытался вспомнить, как выглядят болты для скорпиона. Там что–то вроде трёхлопастного фланца у нижней кромки, чтобы стабилизировать их в полёте.

— Ладно, не важно, — пробормотал я. — Сгодятся старые металлические прутья. Думаю, у Моддо полно такого добра.

Я посмотрел на станок. Ведущие винты и паз ползунка были забиты комьями засохшей смазки.

— Он хотя бы работает? — спросил я с надеждой.

— Э… Думаю, да. Наверняка он работал, когда его использовали в последний раз. Мы держим его на главном хранилище, в промасленных шкурах.

Я отколупнул с рамы хлопья ржавчины. Безусловно, выглядела эта машинка достаточно грозно, но что, если механизм изъеден ржой?

— Что ж, пожалуй, надо снять его с повозки и как следует осмотреть, — сказал я. — Ещё раз спасибо тебе, Мархауз. Я извещу тебя, чем всё закончится.

Сказанное означало: будь добр, исчезни. Мархауз нахмурился.

— Я остаюсь здесь, — сказал он. — Ты правда думаешь, что я доверю тебе семейную реликвию?

— Поверь, — сказал я, — тебе не о чем беспокоиться. Я знаю, как пользоваться этой штукой, ты же помнишь. К тому же, их почти невозможно поломать.

Напрасно я задал работу языку. Мархауз — как та собака, что была у меня когда–то: она не выносила, если что–нибудь происходило без её участия; даже когда ты среди ночи выйдешь по–большому, она плетётся следом. Под Аутремером Мархауз был единственный из нас, кто всегда вызывался добровольцем на любое дело. И именно поэтому его никогда не брали.

Итак, независимо от моего выбора или желания нас теперь было девять: я, Эбба, Мархауз и шесть человек с фермы. Из этих шести, Лютпранду семнадцать, а Ронвальду двадцать девять, хотя едва ли следует принимать его в расчёт из–за его покалеченной руки. Остальным где–то от пятидесяти двух до шестидесяти. Старичьё. Должно быть, мы сошли с ума, подумал я.

Мы отправились на повозке с плоским днищем, трясясь и подпрыгивая на кочках Уотери—Лэйн. Все молчали и думали об одном и том же: что, если этот мерзавец налетит и сожрёт нас всех, пока мы вот так трясёмся в этой колымаге? А я ещё думал вот о чём: Мархауз сам виноват; в конце концов, он тоже рыцарь, и лично настоял на своём участии, но остальные — на моей совести. Велено было послать за рыцарем, а не за рыцарем и половиной деревни. Впрочем, рыцарь в полном смысле этого слова — это не один человек; он ядро подразделения, сердце общества, копьё на войне, деревня в мирное время, он стоит за всех и впереди всех в минуту опасности, прикрывает спину в трудные времена, в общем, рыцарь — это не столько существительное в единственном числе, сколько собирательное понятие. Короче, слушая все эти старые и новые сказки и баллады о приключениях доброго странствующего рыцаря, о его скитаниях по тёмном лесу в поисках зла, которое необходимо искоренить, следует понимать, что «рыцарь» в данном контексте является просто удобным сокращением для рыцаря, его оруженосца, ещё оруженосца, трёх телохранителей и паренька который ведёт за собой запасных коней. Вся эта безымянная масса людей остаётся неизвестной, она растворяется в сиянии ослепительного облика рыцаря, ему одному достаётся вся слава или весь позор. Но любой человек, обладающий практической сметкой, понимает, что остальные тоже были там, а иначе, я вас умоляю, кто тащил запасные копья, чтобы заменить сломавшиеся в стычке? Кто, скажите на милость, помогал бедолаге каждое утро надевать и каждый вечер снимать всю эту бесчисленную сбрую с него самого и с его коня? Бывают такие ремни и пряжки, с которыми вы просто не в состоянии справиться самостоятельно, если только на каждую из трёх ваших неестественно длинных рук не приделано по три кисти. Без людей, меня окружавших, я был бы совершенно беспомощен и бесполезен. Это понятно. Ведь понятно?

Мы установили капкан на вершине невысокого холма, посреди большого луга, возле старой глиняной ямы. Идея Мархауза, который рассчитал, что это как раз то самое место, над которым пересекаются все полётные линии. Хм, полётные линии? Ну да, сказал он, и принялся чертить прутиком на забрызганной грязью стороне повозки направления, с которых совершались все зафиксированные атаки. Выглядело, надо сказать, довольно убедительно. Признаться, я не копал так глубоко, просто решил, что если мы бросим кровоточащую тушу на землю, эта бестия учует запах съестного и совершит посадку. Глупый план, конечно, если подумать. И я ещё называю себя охотником…

Моддо снабдил капкан четырьмя хорошими, толстыми цепями, прикреплёнными к стальным колышкам восемнадцати дюймов длиной, которые мы вбили в землю. Опять же придумка Мархауза. Эти цепи должны были быть разнесены (его слово) по сторонам так, что как бы этот ни тянул, в какую бы сторону ни дёргал, всегда было бы три цепи, оказывающие максимальное сопротивление — ну, в общем, когда он так говорил, это выглядело умно. Такие у него мозги — он изобретает разные машины и устройства для фермы. Большинство из них не работает, но некоторые весьма полезны.