Тайна Черного моря - Гречин Игорь - Страница 113

• Предыдущая
• 113/127
• Следующая

– А ты смог бы, – думая о своем, шарил взглядом по камбузу однорукий старик, – три часа безвылазно просидеть в парилке сауны?

– Я б с удовольствием. Но у нас дома горячей воды нет.

– Нет воды, так и запишем. – Думая о своем, Князев стал прицениваться к осветительному плафону.

– Друг мой, – привлек внимание старпома Анатолий, – скажите, что это за прибор?

Черная рука конголезца указывала на привинченный рядом с манометром давления котла шар тусклого цвета, размером чуть больше футбольного.

– Ерунда, – отмахнулся старпом. – Сколько служу, эта хреновина всегда здесь была. К каждому смотру красим. А вот для чего она предназначена… – Он пожал плечами. – Надо у Котлярова спросить. Я ж говорил: на корабле столько приборов, что… Эй, погодите, что вы делаете! Осторожно, мало ли для чего он здесь?..

Князев повернулся к Афанасию Никитичу, положил руку ему на плечо и проникновенно посмотрел в глаза.

– Дорогой товарищ старший помощник, поскольку командир корабля распорядился оказывать нам всяческое содействие, не будете ли вы столь любезны оставить нас наедине на несколько минут? – Ветеран специально использовал капитанскую манеру изъясняться, чтобы старпому было психологически легче подчиниться. – Нам нужно поговорить с коллегой конфиденциально. Надеюсь, вы не найдете в этой маленькой просьбе ничего обидного. И, кстати, распорядитесь, чтобы трижды ударила рында. Это знак для наших людей на берегу. Только проследите лично. Осечки нам ни к чему.

Таким нехитрым обманом папа отослал морского волка подальше.

Старпом осторожно прикрыл за собой люк.

Оставшись одни, мегатонники склонились над прибором. На удивление легко он отвинтился от идущей снизу трубы, на которую давным-давно был водружен. Тут же стало ясно, почему, находясь более сорока лет среди жирных испарений камбуза, резьба не проржавела: труба была золотой. На глубине десяти сантиметров в ней сидела заплесневелая заглушка.

Золотым оказался и корпус самого прибора, многослойно выкрашенный в шаровый цвет. Гладкий корпус, без единого шва, с едва заметной, размером с портсигар, крышечкой. Вслед за отделившимся от трубы шаром потянулись два черных проводка, исчезающие в переплетении кабелей, что крепились к переборке. Анатолий осторожно развернул шар, хмыкнул и выдернул из прибора обыкновенный штепсель для радиоточки. Штепсель уныло повис на черных проводках.

– Значит, установка подключена к корабельному питанию, – вполголоса сказал Хутчиш. И откашлялся.

– Аккуратней, – вполголоса сказал отец. И тоже тихонько кашлянул. Нервы.

Взгляды «ничейных агентов» встретились. Потом оба посмотрели на шар, который Анатолий держал обеими руками.

Повисла тишина. Казалось, стихли даже обычные корабельные звуки.

Да, это была она. Установка Икс. Адская машинка, способная в одночасье взорвать весь мир. Запертый ящик Пандоры. Чудовище, дремлющее в ожидании своего часа.

Шар весил много, дьявольски много для своего размера – килограмм пятьдесят; золотой корпус излучал небывалую злую мощь, по сравнению с которой мощь водородной бомбы казалась лишь хлопушечным пшиком.

Отец и сын осторожно водрузили установку на обтянутый клеенкой стол для разделки рыбы.

– Inkes. Qyora pels, – как заправский конголезец, выдал Хутчиш, когда после нескольких манипуляций пальцами на гладкой поверхности открылась крышка.

– От такого и слышу, – пробубнил под нос Иван Князев. – Purken laske.

Ни отец, ни сын особой радости по поводу успешного завершения операции почему-то не испытывали. Усталость – да. Облегчение – конечно. Но радость?

Задание выполнено, возвращаюсь на базу – вот и все, что они могли бы сейчас сказать. Они просто сделали свою работу. И сделали её хорошо.

Под крышкой обнаружилась обыкновенная пластмассовая кнопка. А рядом с кнопкой, на винтиках – позеленевшая медная табличка с гравировкой:

Азия – 1 зв. Африка – 2 зв. Австралия – 3 зв. Европа – 4 зв. Южная Америка – 5 зв. Северная Америка – 6 зв.

Замерев, мегатонники смотрели на эту кнопку – такую обычную… и такую опасную.

– Как просто… и как страшно, – первым нарушил молчание ветеран. – Кстати, ты обратил внимание, что кнопка похожа на дверной звонок? Понимаешь, что это значит? – И, не дождавшись от сына никакой реплики, сам ответил на собственный вопрос: – Это значит, что вначале электрическую схему дверного звонка разрабатывали именно для этого прибора, а уж потом передали в народное хозяйство.

Анатолий наконец оторвался от изучения медной таблички.

– Папа, я вас умоляю. Вы уже достали меня этим эдиповым комплексом наоборот. Ну что вы каждую минуту норовите щегольнуть эрудицией, словно от этого зависит пресловутый стакан воды? Лучше подумайте, как мы эту дуру с корабля унесем, а потом через весь город переть будем.

Почему-то именно сейчас и именно здесь Хутчишу захотелось спросить: какой была мама? И были ли у неё огненно-рыжие волосы? Но он не спросил.

А старик вздрогнул, словно его обожгло. Опустил плечи и произнес:

– Извини… сынок. Я действительно сегодня немного не в своей тарелке.

– Прошу добро на войти, – раздалось от люка.

Там в грязной робишке с мокрыми рукавами стоял матрос. То ли киргиз, то ли кореец. Бескозырка с некогда белого цвета чехлом надвинута на глаза. В руке кружка, как у клянчащего милостыню калеки.

– Меня корабельный старшина за компотом послали.

– Ну так бери, за чем пришел, – кивнул Князев.

Матросик протиснулся между мегатонниками к бачку, бессмысленно улыбаясь и пялясь на чернокожего блондина, и поднял крышку бака. Мегатонники спинами заслонили установку, пока он зачерпывал жидкость из сухофруктов и брома.

Потом карась удалился, и ветеран, проводив мальчишку взглядом, повернулся к установке Икс и захлопнул золотую крышку.

– И что теперь?

Это был очень важный вопрос. Это был вопрос, который хоть раз в жизни задает себе каждый, подойдя к Рубикону.

– А ты как думаешь?

Впервые Анатолию далось «ты» в обращении к отцу. И по глазам старика Хутчиш понял, что они пришли к одинаковому выводу: установка Икс не должна достаться никому. Ни вашим, ни нашим.

– Прошу добро на войти. – Снова у входа замаячил матросик, робко уставившийся в палубу. – Товарищ корабельный старшина ещё компота хотят.

– Пришел, так бери, – переглянувшись с прапорщиком, позволил Князев.

И, когда матросик приблизился, со всей силой рубанул сверху вниз кулаком по грязной бескозырке. Из рукава робишки выскользнул и дзинькнул о палубу штык-нож. А у самого матросика подкосились ноги, и он кулем рухнул под ноги мегатонникам.

Ну конечно, это был китайский лазутчик, только очень похожий на прежнего матросика – то ли киргиза, то ли туркмена. Князев и сын распознали его по «неправильным» шагам.

Где-то высоко-высоко, на юте, трижды ударила рында.

31 июля, воскресенье, 21.53 по московскому времени.

На серебристых фонарных столбах[81] вдоль набережной по случаю Дня Военно-Морского флота были вывешены андреевские и георгиевские флаги. Серьезные серые корабли, зачерпнув якорями невское дно, набычились пушками и ракетами. Ветра почти не было. И флаги на фонарях, и флаги на кораблях не лопотали зазря. Флаги да ещё обещанный с минуты на минуту традиционный салют относились к официальной части праздника, все остальное – к неофициальной.

Праздник удался. У сходней толпа давила друг другу ноги. Под ногами перекатывались пустые бутылки. Толстые, худые, плешивые, бородатые, основательно пьяные, более-менее трезвые люди пришли к Неве вспомнить добрым словом пожертвованные Родине три и более года юности. А над толпой, над перетянутым троллейбусными и прочими проводами воздухом занозой впивался в небо шпиль Адмиралтейства.

«Тамбовский комсомолец», от мачты до мачты расцвеченный фантиками флагов, стоял как раз напротив сияющего шпиля – носом к Дворцовому мосту. С палубы хорошо просматривались гранитные львы, изготовившиеся к прыжку в ультрамариновую воду, якоря на гранитных подушках у стен желто-белого Адмиралтейства и текущий по набережной людской поток. А вот бело-зеленый торт Зимнего дворца и уж тем более что творится на Дворцовой площади, с палубы виделось плохо.

• Предыдущая
• 113/127
• Следующая