Последняя граница. Дрейфующая станция «Зет» - Маклин Алистер - Страница 72

— А что, в это время года не бывает участков открытой воды? Или разводий?

— Мы называем их полыньями. Нет, не бывает. Но дело в том, что паковые льды даже в зимний период не являются неподвижной массой, и перепады в давлении часто приводят к разрывам в ледяных полях и появлению участков, свободных ото льда. Надолго ли — при низких температурах, какие бывают зимой, можете догадаться сами. Уже через пять минут появляется тонкий слой льда, который через час увеличивается до дюйма и до фута через два дня. Если мы сможем добраться до одного из таких разводий, скажем, в течение трех суток, у нас будет возможность всплыть на поверхность.

— Пробив лед боевой рубкой?

— Вот именно. Ограждением боевой рубки. Все современные атомные лодки оснащены специально усиленным ограждением боевой рубки. Цель этого одна — пробить лед. И все равно приходится быть осторожным, ведь удар передается на корпус.

После некоторого раздумья я произнес:

— А что будет с корпусом, если при резком изменении солености или температуры воды вы станете всплывать слишком быстро? Или если в последнюю минуту выяснится, что вы удалились от участка, где толщина льда незначительна, и над вами прочный трехфутовый лед?

— Вот именно, — заметил Суонсон. — В последнюю минуту. О таких вещах лучше не думать, а не то что говорить. Иначе жизнь превратится в кошмар. — Я внимательно посмотрел на командира субмарины. Понизив голос, он продолжал: — Думаю, вряд ли на борту найдется хоть один человек, который не испытывал бы страха, когда «Дельфин» движется подо льдом. Я и сам испытываю это чувство. Думаю, наша субмарина — лучший в мире корабль. Но может произойти самое непредвиденное. А если что-то стрясется с реактором, паровыми турбинами или генераторами тока, то, можно сказать, мы очутимся в гробу с запаянной крышкой, и крышкой этой будет паковый лед. Если какая-то неполадка произойдет в открытом море, опасности нет. Мы всплываем или же идем под РДП, включив дизели. Но дизелям нужен воздух, которого подо льдом нет. Так что если что-то случится, мы отыскиваем полынью. Правда, шансов найти ее — один из десяти тысяч, тем более в такое время года. Ищем, пока аккумуляторы не разрядятся. Ну а разрядятся...

— Блестящая перед нами перспектива, — заметил я.

— Вот именно, — улыбнулся Суонсон, правда, не слишком весело. — Но такого никогда не случится. Что это там уважаемый Бенсон расшумелся?

— Вижу! — воскликнул Бенсон. — Первая глыба льда. Еще одна. И еще! Идите сюда, доктор, посмотрите.

Я посмотрел. Перо самописца уже не вычерчивало ровную горизонтальную линию, а выводило очертания льдины, под которой мы проходили. Опять появилась горизонтальная линия, затем — вертикальное перемещение пера — снова субмарина прошла подо льдиной. У меня на глазах количество горизонтальных линий увеличивалось, длина их уменьшалась, потом они исчезли совсем.

— Вот и добрались, — кивнул Суонсон. — А сейчас нырнем как можно глубже, причем как можно скорее.

Когда коммандер Суонсон заявил, что надо поживей уходить на глубину, он не шутил. Ранним утром я очнулся от крепкого сна, почувствовав прикосновение тяжелой руки к моему плечу. Открыв глаза, я заморгал от яркого света плафона и в следующую минуту увидел лейтенанта Ганзена.

— Жаль, что разбудил Спящую красавицу, док, — жизнерадостно улыбнулся офицер. — Нашлась.

— Кто у вас там нашелся? — раздраженно спросил я.

— Восемьдесят пять градусов тридцать пять минут нордовой широты, двадцать один градус двадцать минут остовой долготы — таково последнее счислимое место станции «Зет». Во всяком случае, это ее координаты с учетом дрейфа льдов.

— Уже? — Я недоверчиво посмотрел на часы. — Мы уже добрались до нее?

— А что нам стоит? — скромно ответил Ганзен. — Командир приглашает тебя посмотреть, как мы делаем свое дело.

— Сейчас приду. — Если «Дельфину» удастся всплыть и связаться со станцией, что было делом почти безнадежным, я хотел бы при этом присутствовать.

Мы вышли из каюты старпома и находились в двух шагах от центрального поста. В эту минуту я покачнулся и начал было падать, но успел в последнюю минуту ухватиться за поручень, шедший вдоль коридора. Субмарина круто накренилась, точно истребитель, входящий в крутой вираж. Ни одна из подводных лодок, на которых мне доводилось бывать, не вела себя подобным образом. Теперь я понял, зачем сиденья операторов снабжены ремнями безопасности.

— Что за чертовщина? — спросил я у Ганзена. — Уклоняемся от столкновения с подводным препятствием?

— Наверно, полынью обнаружили. Во всяком случае, участок ледяного поля с незначительной толщиной. Отыскав такой участок, мы крутимся на месте, словно щенок, гоняющийся за собственным хвостом. Члены экипажа, особенно когда они пьют кофе или суп хлебают, от нас в восторге.

Мы вошли в центральный пост. Суонсон, рядом с которым стоял штурман, склонился над столом для прокладки и что-то внимательно разглядывал. Сзади, чуть поодаль, у ледомера стоял матрос и бесстрастным голосом читал показания прибора. Оторвавшись от карты, командир поднял на нас глаза:

— Привет, доктор. Джон, похоже тут что-то есть.

Подойдя к столу для прокладки, старпом посмотрел на карту, хотя смотреть, казалось, было не на что: сквозь стеклянную крышку авто прокладчика были видны лишь крохотная светящаяся точка да лист миллиметровки, на котором от руки были изображены черные линии — это оператор обводил фломастером след, вычерчиваемый светящейся точкой. На бумагу были нанесены три красных креста, два из них совсем рядом. В ту минуту, когда Ганзен склонился к листу бумаги, оператор, работавший с ледомером (Бенсон, видно, успел наиграться), воскликнул: «Есть!» И тотчас черное перо было заменено красным, на бумаге появился четвертый крест.

— Вот именно, «похоже», командир, — произнес Ганзен. — Но, по-моему, полынья чересчур узка.

— По-моему, тоже, — согласился Суонсон. — Но это первая полынья, которая нам попалась за последний час. А чем дальше будем продвигаться к полюсу, тем меньше у нас шансов всплыть. Надо попробовать. Скорость?

— Один узел, — ответил Рейберн.

— Малый назад, — произнес Суонсон спокойно, без «железа» в голосе, но команды его выполнялись молниеносно: рулевой, пристегнутый к креслу, наклонился к переговорному устройству, чтобы передавать распоряжения в машинное отделение. — Лево на борт!

Приникнув к автопрокладчику, Суонсон внимательно наблюдал за тем, как крохотная светящаяся точка и перо самописца движутся назад, приблизительно к центру равнобедренного треугольника, образованного четырьмя крестами.

— Стоп машины, — произнес он. — Прямо руль! — После некоторой паузы скомандовал: — Обе машины малый вперед. Отставить. Стоп машины.

— Корабль хода не имеет, — отозвался Рейберн.

— Всплывайте на глубину двадцать один-двадцать футов, — обратился Суонсон к командиру поста погружения и всплытия. — Только потихоньку-полегоньку.

В центральном посту послышался глухой шум.

— Продуваем балласт? — спросил я у Ганзена.

Тот покачал головой:

— Воду выкачиваем. Так точнее регулируется скорость и корабль проще удерживается на ровном киле. Осуществить всплытие не имеющей хода субмарины на ровном киле — задача, которая по зубам и новичку. На обычных лодках такой маневр не выполняют.

Помпа остановилась. Послышался шум воды, вновь заполняющей цистерны. Это офицер, наблюдающий за всплытием, уменьшил скорость подъема. Шум постепенно затих.

— Стоп заполнение цистерн, — проговорил офицер, наблюдавший за всплытием. — Глубина сто футов.

— Поднять перископ, — скомандовал Суонсон стоявшему рядом с ним квартирмейстеру. Тот нажал рычаг, послышалось шипение: под воздействием гидравлической жидкости поршень стал увлекать за собой правый перископ. Металлический шток поднимался медленно, преодолевая противодействие воды. Отогнув поворотные ручки, Суонсон приник к окуляру.

— Что это он надеется увидеть в такой темноте? — спросил я у Ганзена.