Три пилота и водяной (СИ) - Волгина Алёна - Страница 20

— Я все же хотел бы поговорить с самим коммандером! — возвысил голос господин Хьюбрехт, который перестал бы себя уважать, если бы сдался так быстро.

Лицо Пирса мгновенно приобрело то непроницаемое деревянное выражение, которое он приберегал для самых тяжелых посетителей. Марк подозревал, что умение вовремя одеревенеть было непременным условием профпригодности для всякого сержанта. Наверняка этому делу посвящался отдельный экзамен.

— Не могу знать, когда вернется коммандер, — отчеканил Пирс. — Пройдемте в кабинет.

Десять минут и миллион нервных клеток спустя, дверь кабинета за ними закрылась. Марк, испустив облегченный вздох, упал на скамью.

— Не переживай так, — утешила его Райна, во время этой сцены молча сидевшая в уголке. — Могу поспорить, что как только Джербен вернется в Стэн, заявление этого кляузника отправится прямо в камин. Господин Ваймер на тебя не в претензии, в конце концов, он провел ночь не так уж плохо. Всяко лучше выспаться в Управе, чем болтаться ночью на улице, особенно сейчас! А Хьюбрехт и так слишком долго ходил здоровым. Все его соседи будут тебе страшно признательны, если он пролежит в постели хотя бы неделю!

Марк благодарно ей улыбнулся, но когда девушка погладила его по волосам и вознамерилась присесть рядом, он перехватил ее руку:

— Я не понимаю, — сказал он серьезно, глядя ей в глаза. — То ты злишься на меня, то пытаешься избавиться, то тянешься ко мне… Тебе не кажется, что это слегка непоследовательно?

Он подумал, что настал подходящий момент для объяснения. Кроме них, в приемной больше никого не было. Даже Франц куда-то исчез. Переливчато рассмеявшись, Райна уселась на скамью, и ее чистые родниковые глаза вдруг оказались так близко, что у Марка захватило дыхание.

— Знаешь, что мне в тебе нравится? — прошептала она доверительно. — Если бы я с кем-то из наших в ту ночь сыграла такую шутку, он бы оттаскал меня за косы и попросил отца запереть меня на женской половине. Наши парни с Островов считают, что все решает сила, а ты… ты хитер и уклончив, почти как женщина. С тобой интересно.

От такого комплимента Марк даже подскочил, обжег девушку гневным взглядом, набрал в грудь воздуху и… в эту минуту в комнату вбежал Франц с какими-то срочными письмами. Появление мальчишки заставило Марка опомниться. Глядя перед собой невидящим взглядом, он гордо удалился на задний двор и там отвел душу на соломенных чучелах и деревянных мишенях. Значит, она считает его хитрым и слабым?! Ну и прекрасно! Пусть тогда возвращается на свои острова и обнимается там с каким-нибудь шкафом, у которого всех достоинств — длинный меч и одна извилина в голове!

«В гости к оборотням» отправились трое: Гвендолин, поскольку только ее Дарт соглашался принять в качестве пилота, коммандер Джербен и Сергей. Сержанта Пирса оставили присматривать за делами в Управе. Юный Франц горестно проводил глазами удалявшийся флайер, но увы, ему места тоже не хватило. Одно место в машине оставили свободным на случай, если на обратном пути придется захватить кого-нибудь с собой.

Вырвавшись из города, флайер, потихоньку набирая скорость, понесся над широкой ровной равниной. На горизонте поблескивала полоска моря. Сложный узор дорог и каналов был таким безупречным, будто его вычертили по линейке, а танец ветряных мельниц походил на строгий геометрический балет.

— Это называется польдер, — пояснил Джербен в ответ на расспросы своих спутников.

Польдер — это земли, которые люди хитростью и упорством отвоевали у воды. Осушили торфяные болота, проложили поверху дамб ровные дороги, выкопали каналы, пересекающиеся точно под прямым углом.

— Система размеров и пропорций, использованная при создании польдеров, сложилась опытным путем в течение столетий, — продолжал Джербен. — Каждый специалист, ответственный за осушение, точно знает, сколько воды нужно выкачать, чтобы до определенной глубины сохранять польдер сухим, и сколько каналов нужно прорыть, чтобы при сильном дожде они служили буфером для воды.

Любопытный Дарт поднялся повыше, несмотря на протесты Гвен, и равнина расстелилась под ними ровным лоскутным одеялом, сшитым из бархатных квадратов зеленого, серого и коричневого цвета. Все элементы картины гармонично сочетались между собой и подчинялись единому строгому ритму. Гвендолин усмехнулась:

— Кажется, теперь я понимаю, откуда наш сосед Корнелис черпает идеи для своих картин.

Пейзаж действительно мог навести на мысли о мозаичном разбиении плоскости, фракталах и прочих играх с топологей пространства, которыми, впрочем, лучше было не увлекаться.

Несмотря на занятость, Гвендолин часто находила время наведаться в гости к соседу. Казалось, оба они получали своеобразное удовольствие от этих встреч, хотя сложно было вообразить двух настолько различных людей. Удивительно, но из всех новых знакомых именно Корнелису Гвен могла пожаловаться на тоску по дому, рассказать о покинутых родителях и подругах, о высоких зданиях, похожих на гигантские иглы, о скоростных светящихся трассах. Художник казался ей таким же чужаком в этом мире, однако он не растерялся и создал свой мир из холста, красок и ослепительного таланта. Корнелис ни разу не задал ей ни одного вопроса, но слушал всегда очень внимательно. Иногда по вечерам он занимался подготовкой холстов или перетиранием красок. Гвен любила наблюдать, как из бесцветных кусочков исходного материала постепенно получается яркий искрящийся порошок. Большинство названий было ей незнакомо, она сумела опознать только черную краску, получаемую из жженой кости, свинцовые белила и желтую охру. В общем, мир Корнелиса был не менее интересен, чем ее собственное механическое царство железа и машинного масла.

В другой вечер Корнелис просто сидел без дела у очага, протянув к огню длинные ноги в забавных мягких тапках с загнутыми носами. Должно быть, эту обувку подарила ему госпожа Ванна, чтобы уберечь своего постояльца от частых простуд. Почти вся нескладная фигура художника тонула в тени, и получалось, что Гвен рассказывала свои истории вышитым тапочкам. Почему-то так было даже легче.

Стоящие вдоль стен полотна тем временем оживали в полумраке. Гвендолин слышала шорох, когда нарисованные монеты скользили по чешуе нарисованных змей. До нее доносились шаги и голоса людей, бредущих по бесконечным лестницам. Один раз она увидела, как верткая ящерица соскользнула с картины и скрылась в стене. Постепенно девушка научилась не обращать внимания на эти фокусы. Подлинное Искусство имеет право на некоторые странности.

— Как ты думаешь, эта картина закончена? — как-то раз спросил ее Корнелис, развернув к ней мольберт.

На холсте Гвендолин сразу узнала тот маяк, который она видела во время первого посещения мастерской. Но теперь картина обрела завершенность. Маяк будто выступал из полотна оскаленным клыком, темные волны яростно разбивались о берег. Вид этой картины ни у кого не вызвал бы воспоминаний о теплых пляжах или беззаботно играющих дельфинах. Море здесь было убийственным в самом прямом смысле этого слова. Взгляд одноглазого маяка пронизывал до костей, и от всей картины исходила такая угроза, что хотелось сейчас же повернуться к ней спиной и оказаться от нее как можно дальше, желательно, на другом конце города. Гвендолин была очень рада, когда художник развернул мольберт обратно.

— Мне всегда сложно расставаться со своими работами, — сказал Корнелис и обвел рукой комнату. — Одна картина может изменить судьбу заказчика, направить его жизнь по другому пути.

«Интересно, какой человек заказал ему эту картину! — подумала Гвендолин. — Пожалуй, я бы предпочла, чтобы наши с ним жизенные пути вовсе не пересекались!»

— …Это уже Волчий лес? — голос Сергея, прозвеневший у нее над ухом, разом перенес девушку из сумрачной мастерской художника обратно в солнечный полдень.

— Да, и если ваш флайер не боится волков, мы могли бы проехать сквозь лес, сократив себе путь, — предложил Джербен. — Там достаточно широкая дорога, но пользуются ей обычно только люди Шипске, остальные предпочитают ехать в обход. После того как пересечем лес, надо будет двигаться вдоль Среднегальского канала. Он приведет нас прямо в Вольфстад.