Память (Книга первая) - Чивилихин Владимир Алексеевич - Страница 78
- Предыдущая
- 78/137
- Следующая
Вологжанин Павел Беляев выделялся среди первых космонавтов — как бы это сказать? — своей незаметностью, что ли, несловоохотливостью, умением держаться подальше от света юпитеров и фотовспышек. Но это был покоритель космоса особого склада. Два полузабытых ныне факта биографии Павла Беляева отличали его от коллег, наших и американских.
Неподалеку от аэродрома, уже после его смерти, показали мне место, где некогда стоял злополучный сарайчик, в шутку названный здешними летчиками «сарайчиком имени Павла Беляева». Дело в том, что однажды, во время парашютной подготовки первого космического отряда, Павла Беляева снесло сильным ветром, и он, рухнув на крышу этого сарайчика, сломал ногу. Медицинская комиссия убеждала его оставить мечту о космосе, но Павел думал иначе. Он упорно лечился, фанатично тренировался и все-таки полетел! Такого не бывало до сего дня в начавшейся истории космонавтики, И полетел он тогда с ответственнейшим заданием — командиром корабля, чтобы обеспечить первый выход человека в открытый космос. В том рейсе мой земляк, кемеровчанин Алексей Леонов благополучно вышел из корабля и вернулся в него, но что-то приключилось с техникой при возвращении на Землю — не сработала автоматика приземления. Один Паша Беляев знал, чего ему стоили последующие несколько минут, когда он заменил собой все эти сложнейшие системы электронных машин и на ручном управлении посадил корабль в пермскую тайгу. Такого пока никто не осуществил, кроме него. А злой рок будто преследовал Павла Беляева. Заболев обыкновенной земной болезнью — язвой двенадцатиперстки, которую медики часто связывают с нервными перегрузками, он в процессе операции скончался от перитонита. «Судьба», — проговорил, помню, Николай Петрович Каманин, когда мы стояли на Новодевичьем меж свежей могилой Павла Беляева и огромным памятником, воздвигнутым на месте захоронения останков экипажа и пассажиров самолета «Максим Горький», судьба которого оказалась такой недолгой и горькой.
Юрий Гагарин! В этом простом смоленском пареньке словно отразилась мужественная красота русского человека и открытая душа нашего народа. И он у всех нас перед глазами, живой. Одним врезалась в память его поступь, когда он после полета торжественно шел по ковровой дорожке, расстеленной на брусчатке Красной площади, а вокруг всеобщее ликованье, музыка, песни, портреты и плакаты, из которых мне особенно запомнились три шутливых — студенты-медики несли куски марли, на которых раствором йода было написано: «Могем!!!» «Юра, ты молоток!» и «Все там будем». У многих в глазах — его снимок с голубем. Третьи, вспоминая о нем, видят, кинокадры, когда, он катится на дочкином велосипеде вокруг клумбы, растопырив колени и весело смеясь. Эта его ослепительная улыбка! С фотографий, телеэкранов и перед миллионными аудиториями в своих перегрузочных поездках по миру он улыбался всем землянам от лица нашего народа, и земляне приняли его лучезарную улыбку, как надежду.
Сижу, перечитываю выписки из иностранных газет, из писем и телеграмм, присланных ему со всех концов земли. Вот одно из них, письмо испанца, подписанное инициалами: «Я вынужден был проехать ,300 километров и направиться в соседнюю Францию, чтобы получить возможность отправить тебе это письмо от имени коммунистов Испании… Я уверен, товарищ Юрий, что если бы все испанские рабочие имели такую возможность, то ты получил бы 10 000 000 писем, так как и ремесленники, и студенты, и простые, и квалифицированные рабочие — все, кто живет на мизерное жалованье, направили бы тебе свои поздравления, исходящие от всего сердца».
Поздравлений на разных языках — несметное число, как и подарков, подчас совершенно неожиданных. Вот для примера три подарка из ФРГ. Шестидесятилетний изобретатель Генрих Кремер предложил новый способ изготовления строительных плит, получил патент и послал его Юре в подарок с разрешением «использовать его на благо Советского Союза и всего человечества». Летчик, майор в отставке Фридрих Либер прислал фамильную реликвию — гравюру на меди, выполненную пятьсот лет назад, в 1466 году, с просьбой: «Способствуйте, пожалуйста, взаимопониманию между нашими народами!» Если неизвестно, бомбил ли этот человек Гжатск или Киев, то третий, совсем уж необычный подарок, связанный именно с войной, принес в наше посольство в Бонне 13 апреля 1961 года, то есть на следующий день после полета Гагарина, бывший обер-лейтенант СС Фридрих Шмидт. К небольшому свертку была приложена записка, адресованная космонавту. В ней бывший эсэсовец сообщал, что в конце 1941 года он на одной из киевских фабрик захватил красное знамя и берег его, как трофей, но «сегодня второй раз капитулирует» и в знак этого возвращает флаг…
Не капитулировала в тот звездный час человечества только продажная пресса некоторых стран. Сколько преднамеренной лжи, гнусных полуидиотских выдумок было напечатано тогда; заграничные газетные подшивки сохраняют для истории эти свидетельства современного обскурантизма, интеллектуального невежества и нравственной низости. Директор английской обсерватории «Джодреллс Бэнк» Бернард Ловелл заявил корреспонденту газеты «Дейли мейл»: «Это сообщение является чистейшим вздором. Люди, ответственные за него, дважды обращались ко мне и дважды получали отрицательный ответ». Нечто подобное было и в 1957 году, после запуска первого советского искусственного спутника Земли, хотя буржуазные газеты сквозь зубы признавали значение этого факта. Одна из них писала: «Медведь сделал собственными лапами тончайшие часы». Джон Форстер Даллес пригласил в государственный департамент американского газетного магната Херста и спросил: «Билл, почему твои газеты подняли такой шум вокруг этого куска железа в небе?» Херст ответил: «Этот кусок железа изменил жизнь людей мира на многие века вперед». А после полета Юрия Гагарина «Нью-Йорк тайме» писала: «Мы проигрываем в битве за направление человеческих умов».
Мои встречи и беседы с Юрием Гагариным не тускнеют в памяти, а словно просветляются с годами. 1967 год. Вручение премий Ленинского комсомола, только что учрежденных. Он передал первый лауреатский диплом вдове Николая Островского, чья бессмертная книга «Как закалялась сталь» стала духовным катехизисом нескольких поколений нашей молодежи. Потом вручали премию мне за сибирские повести, и до сего дня ощущаю ладонью поздравительное рукопожатие Юрия Гагарина и вижу его глаза. В тот день стали лауреатами и композитор А. Пахмутова, грузинский писатель Н. Думбадзе, литовский кинорежиссер В. Жалакявичюс, и была праздничная вечерняя встреча. Начали танцевать популярную тогда летку-енку, и Юра в своей ладно пригнанной форме повел змейку танцующих по залу, высоко подбрасывая ноги и заражая всех весельем. Темп ускорился, с ним многие не справлялись, и цепочка изнемогавших танцующих начала рваться и распадаться, но Юра выдержал до конца, до последнего такта.
И еще. Кедроградцы прислали мне по случаю премии подарок — два больших мешка спелых кедровых шишек свежего урожая. Помню, я их поставил на сцену и пригласил гостей взять по сибирскому сувениру. Юрий, лукаво озираясь, набил шишками карманы и взялся расспрашивать меня, как прорастить орешки, чтобы по весне посадить в Звездном городке кедровую рощицу.
Что-то у него не получилось с проращиванием. А еще я вспоминаю, как мы плыли в Комсомольск-на-Амуре, на праздник вручения городу в день его 35-летия ордена Ленина. Юрия на пароходе с нами не было. Мы слишком долго шлепали по Амуру, а для него дальневосточные летчики сэкономили время, подбросили вертолетом, и вот он нагнал нас недалеко от города.
Тяжелые, трагичные картины разворачивались тем знойным летом по обоим берегам Амура — горела тайга. Далекие смоляные кедрачи затянуло густыми дымами, в которых временами вспыхивали огромные огненные факелы. Пропадало народное добро, взращенное веками, — орехоносные кедровые леса. Юрий был молчалив, необычно неулыбчив. «Мы тут плывем, а они там горят», — только и сказал.
Кстати, не все, наверное, помнят, а молодые и вовсе не знают, что вскоре после своего знаменитого «Поехали!» первый человек Земли, вырвавшийся в космос, подал оттуда свои позывные: «Я — „Кедр“! Я — „Кедр“! „Заря“, как слышите меня? Я — „Кедр“! Прием». Уже после его смерти мои земляки-лесники созвонились с Москвой, привезли в Звездный живой груз — шестьдесят десятилетних сибирских кедров, и мы с группой космонавтов посадили их в Звездном городке по берегу пруда, где любил гулять с дочками Юрий Гагарин. Подымается, набирает сейчас силу эта молодая рощица…
- Предыдущая
- 78/137
- Следующая