Поход на Киев (СИ) - Пациашвили Сергей Сергеевич - Страница 31

Святополка в тот день так никто и не нашёл. То ли его вообще не было при Любече, то ли он вовремя скрылся, чтобы не попасть в плен к победителю. Среди мёртвых его тоже не нашли. На пути к Киеву уже никто не чинил препятствий Ярославу. Он подошёл к городу, как полноправный хозяин. Киевляне сами открыли ему ворота. У входа уже стояло собрание горожан с иконами в руках. Вперёд всех вышел бородатый грек в рясе — киевский митрополит Феофилакт.

— Приветствую тебя, владыка, — слегка склонил голову Ярослав.

— Здравствуй, князь, — склонился в ответ отец Феофилакт, — милости просим в Киев — славный город твоего отца, христианского владыки Владимира.

— Где Святополк?

— Ушёл с войском и с тех пор в город не возвращался. В последнее время он слишком тесно подружился с поляками и даже склонялся к еретической римской вере. Так что все христиане рады, что ты освободил город от еретиков.

— Что же вы сами от них не освободились, жрец?

— Ты же сам знаешь, что нам запрещено участвовать в мирских делах. Но мы молились, и Бог услышал наши молитвы.

Ярослав, казалось, даже и не слышал последних слов митрополита. Он с важным видом обходил город, как ревностный хозяин осматривал свои владения.

— Помню, помню, — говорил князь своей дружине, — помню, как ребёнком играл здесь. Каждый дом помню, каждую улицу. Вот здесь Изяслав как-то подрался с Вышеславом. Два моих брата, ныне покойные. Я со Святополком их разнимал. А вот здесь жила женщина, которая за деньги кормила грудью маленького Бориса. А вот там Святополк упал с коня и долго потом хромал. Воевода Анастас, совсем уже старый, водил нас в храм, вон туда.

И Ярослав показал пальцем наверх, где на горе Щековице стоял большой каменный храм. Тут же князь забрался на коня и мимо киевлян поехал вперёд. Все поняли, что он хочет забраться на эту гору и последовали за ним в сторону моста. На дворе уже была поздняя осень, но вода в Днепре ещё не замёрзла. Мост над рекой представлял собой настоящее чудо инженерной мысли. Он был намного длиннее и выше Волхова моста в Новгороде. Сразу больше сотни всадников заехали на деревянную мостовую, и множество копыт застучало по дереву, словно топоры. Они будто возвещали, что власть поменялась, и ничего уже не будет по-старому. Как бы в подтверждение этого в храме торжественно зазвонили колокола. Вскоре Ярослав перешёл мост и через заросли деревьев и деревянные дома перебрался к горе Щековице, на которой стояла Десятинная церковь. Здесь, в этом храме был похоронен князь Владимир. Ярослав хотел поклониться праху покойного отца. Он был немного расстроен тому, что Владимир был похоронен вместе с греческой женой Анной — матерью покойных Бориса и Глеба. Ведь Ярославу она не приходилась никем, его матерью была Рогнеда. Иные забоялись даже, что князь прикажет перезахоронить покойную Анну отдельно, но князю хватило благоразумия оставить всё, как есть.

С другой стороны, было очевидно, что много нужно изменить. На многие должности следовало назначить новых людей, решить множество проблем, которые Святополк почему-то оставил нерешёнными. Первым делом Ярослав решил примириться с киевскими боярами. В этом ему помогла церковь, которая как-то быстро целиком и полностью поддержала князя. Все местные бояре, что сражались на стороне Святополка, были прощены, но всё равно почти все со своих должностей сняты. Нужно было решить вопрос с торговлей. Ежегодно Киев отправлял сотни кораблей торговать по Днепру. Благо, что близилась зима, сезон торговли подошёл к концу и до следующего сезона пока можно было оставить эту заботу. Управлять всей Русью оказалось на порядок сложнее, чем управлять Новгородом. Огромная киевская казна оказалась слишком мала, на многое её не хватало. Хорошо, что Святополк не успел утащить с собой казну, а то было бы совсем худо. Всё в городе было ещё шатко, во многих местах процветал беспорядок. Так, в городе до сих пор не было своего богатырского воеводы, а, значит, не было воеводы у всех русских богатырей.

— Как же это так получилось? — спрашивал князь у митрополита.

— Анастас, первый воевода, как ты знаешь, скончался, — отвечал отец Феофилакт, — на его место назначили Дуная Ивановича. Когда Дунай попал в плен в Польше, батюшка твой, владыка Владимир поставил на его место молодого Илью Муромца — земского сына, простых кровей.

— Неужто моей отец в старости выжил из ума? — удивился Ярослав.

— Просто ты не видел этого Илью. Он спас князя от упыря Идолища. Князь был перед ним в долгу. К тому же, не имея за спиной ни званий, ни денег, он сам пробил себе дорогу к славе.

— И что же этот Илья Муромец?

— Когда Владимир-князь скончался, а Святополк убил родного брата — Бориса, Илья отказался служить Святополку и ушёл из Киева. Он осел на ростовской земле, на Владимирской заставе. А позже и муромскую землю подчинил себе. Теперь они никакой власти над собой не признают, всех называют еретиками и дани никому не платят. А Дунай Иванович, как ты знаешь, погиб, сражаясь со Змеем. Святополк так никого и не нашёл на место воеводы.

— Неужели кончились в Киеве богатыри?

— Богатырей хватает, только никто из них не командовал никогда целым войско, да и не умеет этого. А Илья — земский сын, умеет. И Дунай умел, земля ему пухом.

— Ну этого добра у меня хватает, — отвечал Ярослав, выходя со двора Десятинной церкви, — в Новгороде есть богатырский воевода Микула Селянинович. Хотя, он хоть и воевода, но войско никогда в бой не вёл. А другой вёл, и при этом принудил к миру самого Змея Горыныча. Добрыня Никитич.

Добрыня в эту зиму совсем затосковал. Он жил в небольшой тёплой избе со своими товарищами. На новом месте ему было как-то не по себе, душа рвалась в Новгород, домой. Но вскоре его скука почти развеялась. Местные богатыри прознали, что он мерился силой с самим Змеем Горынычем и валом повалили к нему, чтобы услышать рассказ об этой битве. Добрыня был немногословен, скрывал всё, что было связано с мечом-Молнией, а потому история зачастую получилась нескладной и противоречивой, все дыры в рассказе латались Божьей помощью. Однажды за таким рассказом появился богатырь, лицо которого показалось боярину знакомым. Киевлянин назвался Михаилом.

— Где же я тебя видел, Михаил? — спрашивал Добрыня.

— В Чернигове, помнишь? — говорил богатырь, — ты был там проездом, ехал в Киев, а оттуда воевать в Литву. А я с Ильёй Муромцем отдыхал тогда в Чернигове.

— Хм, точно. Тогда я и познакомился с Ильей. А почему ты не с ним?

— Он изменил нашей клятве, а я остался верен ей. Нынче я сотник в богатырском войске в Киеве. А Илья — смутьян и бунтовщик. Про тебя же, Добрыня, я слышал, что ты тоже теперь стал богатырём.

— Не совсем. Я не давал богатырской клятвы, хоть и отличился, сражаясь против всякой нечисти.

Собеседники плохо видели друг друга, зимой ставни избы были плотно закрыты, лишь через небольшие окошки, затянутые бычьим пузырём, свет проникал в помещение. Зато было тепло, дрова приятно трещали в печке, отдающей жаром. В такой обстановке время словно замедлялось, любая спешка, любая суета стала просто невозможной, атмосфера уюта и покоя овладела всеми. Михаил быстро скинул шубу, в которой пришёл, и остался в одном комзоле.

— Помню, вы жаловались, что Идолище идёт у вас по следу, — сказал ему Добрыня, — ну что, не настиг вас Идолище?

— Настиг, — отвечал Михаил, — точнее, мы сами его настигли. Этот упырь настолько обнаглел, что выкрал самого князя Владимира. Илья бросился его освобождать и убил проклятого Идолища.

— Вот как? А то говорили: непобедимый, все его боятся.

— Илья умеет творить чудеса, — отвечал Михаил, — говорят, в нём живёт благодать Божья. Потому его и боятся отлучать от церкви, хоть он вроде и нарушил клятву. Я видел, как его однажды покусала ядовитая змея. Другие умирали от этого укуса, а он выжил, хоть и долго мучился. А как он одолел Соловья-разбойника!

— Да ты никак влюблён в него, — послышался голос Кирилла, который до этого в разговор не вмешивался и молча лежал на печке. Товарищи дружно рассмеялись его шутке.