Поход на Киев (СИ) - Пациашвили Сергей Сергеевич - Страница 11

Вслед за этим в город вернулся князь Вышеслав и первым делом назначил Микулу Селяниновича богатырским воеводой. Смута хоть и утихла, но не прекратилась окончательно и не прекращалась до самой смерти молодого князя. Ранение Вышеслава оказалось слишком тяжёлым, он так и не смог до конца вылечиться и в конце концов, спустя годы испустил дух. А тем временем в Ростове подрастал его брат — юный князь Ярослав. С первых же дней своего княжения Ярослав приблизил к себе опального Путяту. Назло отцу. Когда умер князь Вышеслав, в Новгороде опять поднялась смута, из Людина конца полезли ополченцы, вытеснили знать с богатырями в Плотницкий конец. Теперь они были хитрее и злее, первым делом стали убивать служителей церкви. Пожалуй, убили бы и епископа, если бы он не был в отъезде. Микула Селянинович бежал в Ростов и призвал на помощь Ярослава. Ростовский князь отправил Путяту с войском подавлять бунт, а сам поехал в Киев, просить у отца разрешения отдать ему Новгород на княжение. По закону, более богатый город должен был достаться старшему брату. После Вышеслава старшим был Святополк, а вовсе не Ярослав. Но Новгород за последние годы так обеднел, что даже Туров стал богаче него. Святополк остался княжить в Турове, а Ярослав получил Новгород. Микула Селянинович остался на должности богатырского воеводы, а Путята вернулся на свою старую должность тысяцкого. Но навести порядок теперь было очень непросто. Часть земель Новгород потерял, у него их отняло ростовское княжество. Их ещё можно было легко вернуть, ведь Ярослав сам был князем Ростова. Другая часть земель отошла к Ладоге, с этим было посложнее. В конце концов, на Русь вернулись язычники, и их вождь — Змей Горыныч отобрал часть новгородских земель себе. Чтобы навести порядок, Путята вызвал из Норвегии варягов, среди которых имел много знакомых, в их числе и старого товарища — ярла Рогнвальда. Рогнвальд помог присоединить к Новгороду те земли, что отошли к Ладоге. Ярослав в это время отправил послов к Змею Горынычу, а затем и сам встретился с оборотнем и заключил договор о том, чтобы Змей остановил свою экспансию, взамен чего князь признавал за ним то, что тот уже успел захватить. Рогнвальд уехал в Норвегию. Постепенно Новгород восстанавливался. Это снова обеспокоило князя Владимира. Тогда-то он и приблизил к себе младшего сына — Бориса, а Святополка — князя туровского посадил в темницу. Теперь пошли разговоры о том, что князь Владимир именно Бориса хочет поставить князем в Новгороде, а Ярослава убрать обратно в Ростов. Тогда Ярослав сказал дружине такие слова:

— Если мой отец интерес одного города — Киева ставит выше интереса семьи, значит, он мне больше не отец.

И в тот год Новгород не отправил законную долю от собранной дани в Киев. Теперь все ожидали войны. И пока Добрыня зимой, а затем весной метался между двумя невестами, тысяцкий Путята вызвал к себе Ставра. Вместе они отправились на конную прогулку за город.

— Ну что, хлопец, готов войну воевать? — спрашивал тысяцкий.

— Воевать? — удивился Ставр, — я, владыка, не воин, я — мытарь и купец, человек торговый, война — это не моё дело.

— Ишь ты, гляди какой. Думаешь всех перехитрил? Двадцать лет от роду, а уже дружинник. Сын двух отцов, любовник сестры, всех обманул, всех поимел. Нет, Ставр, не мечтай. Ты теперь боярин, это в первую очередь — воин, а уж потом, может быть, купец, мытарь и прочее.

— Как скажешь, тысяцкий, — отвечал ему Ставр, предчувствуя недоброе.

— Поедешь на переговоры к Рогнвальду. Я снова вызвал его из Норвегии нам в помощь. Надо, чтобы он привёз теперь не одну сотню воинов, а сотен пять. Вместе с ним мы пойдём воевать против Владимира.

Дальше Путята в деталях объяснил Ставру, что он должен делать, дал ему все инструкции. Нужно было ехать на реку, встречать корабль, на котором приплывёт Рогнвальд. В назначенный день Ставр стоял на берегу и едва сдерживался, чтобы не задрожать. Ни то от холодного, пронизывающего ветра, ни то от страха. О жестокости Рогнвальда ходили легенды при том, что ему не было ещё и 30-ти лет. Говорили, что он после каждой битву забирал с собой по пять отрезанных человеческих голов и отсылал их родственникам убитых. Другой слух говорил, что он из кожи убитого врага сделал себе плащ. Во рту у Ставра пересохло, когда он увидел сходящего на берег викинга с длинными рыжими волосами, небольшой бородкой и усами на лице. Уже издали при виде послов люди его стали смеяться и показывать пальцем. Ставр невольно стал осматривать себя и своих спутников. Вроде все были одеты прилично, украшений в меру, не слишком много, но всё-таки есть. Так, что грабить особо нечего, но видно, что люди знатные. Прошли в палатку новгородцев, разлили вина по чашам. Варяги всё смеялись, о чём-то шутили на своём языке. Рогнвальд тоже заливался громким смехом, а украдкой всё посматривал на новгородцев.

— Говоришь, в тебе тоже течёт кровь викингов? — спросил он Ставра на русском языке.

— Да, мой дед, варяг Зигмунд из Людина конца.

— Но ты не понимаешь нашего языка? Значит, ты не викинг. Ты больше похож на бородатую женщину.

И варяги снова засмеялись, кто-то даже пролил вино на себя от смеха. Ставр тоже улыбался, хоть на душе у него было жутко.

— Ладно, Ставр, скажи мне о цене, которую готов заплатить мне Путята за службу.

Ставра назвал цену. И снова этот смех, от которого он даже похолодел. «Вот сейчас-то мне башку и отрубят, — пронеслось у него в голове, — эх, лишь бы матери моей потом не отсылали».

— Передай своему Путяте, — продолжил Рогнвальд, — что он хомяк. Толстый и жадный. Пусть поднимает цену в полтора раза, мы нужны ему, как воздух.

— В прошлый раз вас было всего сто, — отвечал Ставр, чувствуя, как земля уходить из-под ног, — а теперь нам нужно 500 воинов. У Новгорода нет столько денег.

— Послушай, — положил ему руку на плечо Рогнвальд, и тут внезапно рыгнул ему прямо в лицо, от смеха, казалось, сейчас снесёт палатку. Но Рогнвальд жестом приказал варягам молчать. На руке у него был красивый золотой браслет.

— Ты сам-то кто в Новгороде будешь? — спросил варяг.

— Я — мытарь, сборщик податей и боярин.

— И ты, мытарь, говоришь мне, что у Новгорода нет тех денег, что мы просим за службу?

— Да, это так, — отвечал Ставр, пытаясь встать, но тяжёлая рука варяга крепко держала его за плечо. Ситуация накалялась. «А ведь мне всего ишь двадцать лет», — пронеслось в голове у новгородца. Кто-то из варягов уже достал свой меч и воткнул его в землю.

— Ты сможешь найти 500 витязей? — спросил Ставр, — если нет, то и говорить нам не о чем. Я пойду и передам Путяте….

— Что? — надавил ему на плечо Рогнвальд.

— Что если он такой жадный хомяк, то пусть не разоряет казну и платит из своего кармана.

Викинги дружно рассмеялись его шутке, но теперь это был смех добрый. Похоже, в после действительно текла кровь викингов, раз он не боялся, что его спутники передадут его слова Путяте.

— Ладно, — поднялся на ноги Рогнвальд, — передай Путяте, что я соберу для него 500 лучших воинов ещё до лета, за старую цену.

И с этими словами он поднялся на ноги, и его викинги отправились вслед за ним. Когда они вышли, Ставр облегчённо вздохнул и выпил целую чашу вина. «Чёрт бы побрал это боярство. Сидел бы, торговал себе спокойно, нет, занесла нелёгкая. Добрыня, чёрт тебя побери, из-за тебя всё».

Больше тянуть было нельзя, Василиса Микулишна была невестой Добрыни, и она должна была стать его женой. Рыбка уплывала из сетей Ставра. Хотя, у Микулы Селяниновича была ещё одна дочь — Настасья, но на той ещё не скоро можно было жениться. К тому же, она мало была похожа на сестру, кроме шитья никакой домашней работы не знала, увлекалась верховой ездой и стрельбой из лука. Настасья не покорялась своему отцу и если и вышла бы замуж, то только за того, за кого сама бы захотела — с ней было сложнее. А меж тем наступил день проведения обряда. В пятницу Микула Селянинович вместе с сыном Николаем и дочерью Василисой отправился на торжище. Здесь они поставили стол, лавку, сели. На торжище началась торговля. Видя огромного Микулу, мало кто решался к нему подойти, но один наглый купчишка всё-таки набрался смелости и подошёл.