КГБ: приказано ликвидировать
(Спецоперации советских спецслужб 1918-1941) - Прохоров Дмитрий - Страница 37

«После опубликования в прессе речей т.т. Ворошилова и Бухарина на XV Московской губпартконференции среди городского и сельского населения распространились по многим районам Союза слухи о близкой войне. На этой почве в отдельных местностях среди некоторой части городского и сельского населения создалось паническое настроение. Местами население старалось запастись предметами первой необходимости: солью, керосином, мукой и т. д. Иногда частичный недостаток некоторых наиболее ходовых товаров расценивался населением как признак приближающейся войны… Крестьяне пограничных районов стараются обменять советские деньги на золото… Отмечаются случаи отказа крестьян продавать хлеб и скот на советские деньги, благодаря чему сократился подвоз этих товаров на рынок»[95].

Поэтому не стоит удивляться тому, что 1 июня 1927 года ЦК ВКП(б) выступил с обращением «Ко всем организациям ВКП(б). Ко всем рабочим и крестьянам», в котором призвал население страны быть готовым к отражению империалистической агрессии. 27 июня 1927 года Политбюро ЦК ВКП(б) признало «необходимым опубликовать обращение ЦК в связи с возросшей опасностью войны и попытками белогвардейцев дезорганизовать наш тыл» и рекомендовало превратить назначенную с 10 по 17 июля «Неделю Обороны» в большую политическую кампанию. А Сталин, выступая на июльском, 1927 года, пленуме ЦК ВКП(б), заявил:

«Война неизбежна, — это не подлежит сомнению. Но значит ли это, что ее нельзя оттянуть хотя бы на несколько лет? Нет, не значит. Отсюда задача: оттянуть войну против СССР либо до момента вызревания революции на Западе, либо до момента, когда империализм получит более мощные удары со стороны колониальных стран (Китая и Индии)»[96].

Приняв директиву Сталина к исполнению, советские спецслужбы активизировали свою работу не только по добыванию информации о планах западных держав по вероятному вторжению в СССР, но и по проведению спецопераций, направленных на ликвидацию наиболее одиозных представителей эмиграции и некоторых зарубежных государственных деятелей. Более того, эта деятельность была централизована, для чего в начале 30-х годов в ОГПУ была создана Спецгруппа во главе с Я. Серебрянским, а в Разведупре — спецотделение «А» (диверсионное) во главе с Г. Туманяном. Разумеется, все эти мероприятия были совершенно секретными. А потому бегство 1 января 1928 года в Персию бывшего работника секретариата Сталина Б. Бажанова вызвало в Кремле настоящую панику.

Около 5 часов утра 1 января 1928 года двое мужчин с охотничьими карабинами на плечах вышли из небольшой железнодорожной станции Лютфабад, расположенной на самом юге Туркмении, и направились в сторону персидской границы. На ранних охотников никто не обратил никакого внимания — начальника погранзаставы о предстоящей охоте они предупредили накануне, а кроме того, все пограничники после новогодней ночи были мертвецки пьяны. Беспрепятственно пройдя несколько километров, мужчины перешли границу и через час оказались в персидском кишлаке, где потребовали от местных властей немедленно отправить их в ближайший административный центр. На заставе их хватились только через день, когда начальник 46-го пограничного отряда Иван Дорофеев получил из Ашхабада срочную телеграмму, в которой сообщалось о бегстве в Персию бывшего сотрудника ЦК ВКП(б) Бориса Бажанова и сексота ОГПУ Аркадия Максимова.

В начале 1990-х годов имя Бажанова очень часто мелькало в российских СМИ. О нем писали то как о «личном секретаре Сталина», то как «техническом секретаре заседаний Политбюро», который, увидев, какими методами Сталин расправляется со своими противниками, бежал на Запад, чтобы разоблачить перед мировой общественностью «механизм тоталитарной коммунистической власти». Между тем Борис Георгиевич Бажанов никогда не был ни идейным коммунистом, ни убежденным противником большевиков, а столь высокого положения в партийной иерархии достиг достаточно случайно. Он родился в 1900 году на Украине в городе Могилев-Подольском, где перед революцией окончил гимназию. В сентябре 1918 года он отправился в Киев с намерением продолжить образование на физико-математическом факультете Киевского университета. Однако уже в ноябре университет был закрыт, а сам Бажанов ранен в челюсть при разгоне петлюровцами студенческой демонстрации.

Вернувшись в Могилев-Подольский, Бажанов летом 1919 года вступил в РКП(б) и был избран секретарем укома. «Для нас, учащейся молодежи, — писал он впоследствии, — коммунизм представлялся в то время необычно интересной попыткой создания нового, социалистического общества. Если я хотел принять участие в политической жизни, то здесь, в моей провинциальной действительности, у меня был только выбор между украинским национализмом и коммунизмом. Украинский национализм меня ничуть не привлекал… Я отнюдь не был восхищен и практикой коммунизма, как она выглядела в окружающей меня жизни, но я говорил себе (и не я один), что нельзя многого требовать от этих малокультурных и примитивных большевиков из неграмотных рабочих и крестьян, которые понимали и претворяли в жизнь лозунги коммунизма по-дикому; и что как раз люди более образованные и разбирающиеся должны исправлять эти ошибки и строить новое общество так, чтобы это гораздо более соответствовало идеям вождей»[97].

Уже через год молодого коммуниста назначили секретарем ревкома в Ямполе, а затем — секретарем уездного райкома партии. Когда же Гражданская война закончилась, Бажанов решил продолжить образование. В ноябре 1920 года он приезжает в Москву, поступает в МВТУ и избирается там секретарем партячейки. А поскольку время было голодное, то Бажанов по протекции сокурсника А. Гольдштейна, брата убитого в июне 1918 года петроградского комиссара по делам печати, агитации и пропаганды В. Володарского, в январе 1922 года устроился за паек на «подработку» по вечерам в подотдел учета местного опыта Орготдела ЦК. На способного молодого человека вскоре обратил внимание зав. отделом Лазарь Каганович и предложил ему перейти в штат. Так весной 1922 года недоучившийся студент Бажанов стал инструктором Орготдела ЦК РКП(б).

Позднее в своим мемуарах, напоминающих монологи бессмертного Хлестакова, Бажанов будет величать себя «секретарем Сталина по Политбюро», автором и инициатором принятия нового устава партии и других важнейших государственных решений. Однако на самом деле он был рядовым сотрудником секретариата Сталина, до 1925 года входившего в Бюро секретариата ЦК, которое в 1926 году было реорганизовано в Секретный отдел ЦК ВКП(б). Начальником Бюро был Иван Товстуха, заместителем начальника — Лев Мехлис, которые одновременно являлись помощниками Сталина и руководили его секретариатом. Именно они в 1923 году, когда окончательно стало ясно, что Ленин смертельно болен, а нагрузка на аппарат Сталина сильно возросла, приняли решение ввести в секретариат генсека группу молодых сотрудников. Среди них оказался и Бажанов, назначенный 9 августа 1923 года помощником заведующего Бюро секретариата Товстухи.

В секретариате Сталина Бажанов исполнял обязанности дежурного секретаря, а его основной работой было ведение протокольных записей во время многочисленных совещаний в ЦК. Таких секретарей было несколько, поскольку должность эта являлась чисто технической, о чем говорит тот факт, что они как и стенографистки и машинистки работали попеременно в две смены. Что же касается основных помощников Сталина и технического секретаря Политбюро (им в то время была М. Буракова), то они приходили на работу к 9 часам (за час до Сталина) а уходили домой после него, в 11–12 часов вечера. В связи с этим контакты Бажанова со Сталиным, вопреки его утверждениям, были весьма ограничены, так как все задания и поручения генсека, а также отчеты об их исполнении шли через Товстуху и Мехлиса.

В своих мемуарах Бажанов писал, что во время работы в Политбюро стал антикоммунистом и это определило всю его дальнейшую жизнь, в том числе и решение бежать за границу. Однако по мнению сослуживца Бажанова по секретариату ЦК Алексея Балашова все обстояло совершенно иначе: