Отражение: Разбитое зеркало (СИ) - "Pale Fire" - Страница 35

— Не нужно, — Барнс натянул на голую задницу домашние штаны и пошел вниз.

Вода на полу, столик с неубранными остатками еды и посудой, мокрый пушистый коврик. Осмотрев фронт работ, Барнс быстро выжал коврик и повесил его на ванну сушиться, отодвинул столик и смел в слив на полу оставшуюся воду, подхватил тарелки и бокалы, и отнес все это в кухню.

Его дом строили хоть и по типовому проекту, но все же с доработками, потому отказываться от ванны он не желал ни в какую. Еще часть подвала занимала кладовка, а остальное было отдано под действительно раритетное оружие, которое не пошло в массовое производство, но было достаточно приличным, чтобы заинтересовать Барнса.

Он подумал, что надо будет показать и эти свои игрушки Франсуа, вдруг ему тоже понравится.

В спальню он вернулся минут через двадцать. Франсуа уже спал, завернувшись в свою половину одеяла почти с головой. Барнс выключил мягкий свет, льющийся снизу, погружая комнату в темноту, скинул штаны и тоже забрался в кровать, стараясь не разбудить Франсуа. Но тот, словно почувствовав его присутствие, перевернулся и обхватил рукой поперек груди.

Вздохнув, Барнс накинул на себя одеяло и закрыл глаза. Ему было хорошо и спокойно. Замечательно ему было.

…Барнсу снился кошмар, в котором он вновь и вновь просыпался с ощущением липкого страха, и каждый раз, проснувшись, он видел Себастьяна, который смотрел на него мертвыми глазами. Барнс снова и снова пытался его разбудить, оживить, кричал, чтобы тот не оставлял его, но все было тщетно. Он проваливался в черноту, чтобы снова проснуться и увидеть заполненные зрачком едва различимо серые глаза, и снова звать, снова не верить, что он умер.

Барнс хотел и никак не мог остановить этот кошмар, проснуться по-настоящему, как привязанный, вновь и вновь просыпался рядом с мертвецом, все меньше веря, что это может когда-нибудь закончиться.

— Баки, — потряс его Франсуа. — Баки, проснись! Не плачь, это просто страшный сон. Просыпайся же!

Выныривать из сна было тяжело. Барнс чувствовал, что его зовет кто-то живой, кто-то почти такой же родной и близкий, как Себастьян, но не мог оставить мужа, не мог не смотреть в эти навечно застывшие, словно обвиняющие глаза, и снова падал в черноту зрачка, чтобы открыть глаза.

Что он проснулся, Барнс понял не сразу, потому что было так же темно, как и во сне, только голос, прикосновение теплых рук и живое дыхание убедили его, что это не очередной виток кошмара, не сразу вернув память о том, кто с ним рядом.

— Баки, Баки, — Франсуа гладил его по груди. — Все в порядке. Ты здесь, ты со мной. Это я, Барсук.

Осознав действительность, Барнс сгреб Франсуа в объятия, вжался лицом в шею и просто дышал, слушая стук сердца, дыхание.

Этот кошмар снился Барнсу не часто, но каждый раз надолго возвращал в ту ночь. Три часа четырнадцать минут семнадцатого декабря. Барнс оторвался от Франсуа, взглянув на часы. Три двадцать. И декабрь уже кончился. И все равно было страшно и странно.

— Надо чего-нибудь горячего выпить, хоть молока, — уверенно сказал Франсуа.

Барнс отрицательно помотал головой. Не хотел он ни молока, ничего не хотел. Вернее, хотел диаметрально противоположных вещей: остаться с Франсуа, завернуться в него и заснуть обратно, надеясь, что кошмар не вернется, и пойти в кладовку, достать коробку с подарками Себастьяна, его бумажные фотографии и сидеть перебирать до утра.

— Я сейчас вернусь, — пообещал Барнс, отлепившись от Франсуа и, вытирая слезы, пошел в кладовку за коробкой. Сидение рядом с любимым человеком и перебирание безделушек, которые для Барнса были дороже всего его состояния, можно было совместить.

Вернулся он с простой на вид офисной коробкой, сел в кровати, не включая свет, потому что он был ему не нужен, погладил по плечу Франсуа.

— Спи, еще ночь, — шепнул он, коснувшись губами его виска, и углубился в изучение содержимого коробки, которое знал наизусть.

— Можно? — заглянул в нее Франсуа. — Я днем посплю, я все равно еще болею.

Подумав, Барнс включил в спальне нижнюю подсветку, которая была неяркой и уютной, и высыпал все содержимое коробки на кровать. Веером рассыпались напечатанные фотографии, ворохом развалились разные мелкие штуки. Сувениры, брелоки, карманные ножи, фигурки Зимнего Солдата, даже украшения.

— Когда можешь купить себе все, что хочется, подарить что-то действительно интересное становится трудно, — заговорил Барнс, вертя в руках красивый кинжальчик размером с ладонь. — Поэтому мы договорились, что подарки будут недорогими и компактными. И складывали их в коробки. Каждый в свою.

— А это твоя коробка или Себастьяна? — спросил Франсуа, трогая маленькую панду из камня.

— Моя. Коробка Себастьяна стоит на полке вместе с Зимними, — Барнс вертел в руках нож-кредитку, старый-старый подарок, один из первых. Себастьян подарил его Барнсу на день рождения со словами, что это будет самая бесполезная вещь, которую ему когда-либо дарили. — Глупо, наверное, все это. Но я даже на склад длительного хранения отнести не могу.

— Это твоя жизнь, — Франсуа положил панду и взял крошечного, связанного крючком Зимнего Солдата. — Нельзя же свою жизнь отнести на склад.

Всю ночь до утра Франсуа спрашивал Баки про те или иные предметы, а Баки рассказывал. И не только о них. Он рассказывал просто забавные истории из их с Себастьяном жизни, оживляя его в своей памяти. Показывал фотографии, которые видели от силы пара человек, потому что он предпочитал прятать от всех личные, домашние фотографии своего мужа.

— Надеюсь, ты не будешь меня к нему ревновать, — сказал Барнс, собирая все обратно в коробку.

На часах было без пяти пять. За окном было безлунно и темно. Новый день января еще не скоро вступит в свои права, но у Барнса уже начался рабочий день. Нужно было собираться, завтракать и идти гонять “щенков”, которые уже забыли за праздники, что такое хорошая утренняя разминка. Раз в неделю Барнс выгуливал “щенков” сам, чтобы и Рику дать возможность отдохнуть хоть денек, и самому не заржаветь.

— Я очень люблю тебя, Франсуа, — поставив коробку на пол, Барнс скользнул к Франсуа, обнял, прижимая к себе, целуя в такие манящие губы. — Я поинтересуюсь у Чарли, можно ли тебе хоть теорию читать.

И пошел собираться, выключив в спальне свет и предоставив Франсуа возможность еще поспать.

Ночной кошмар отступил, и Барнс надеялся, что он не вернется еще около полугода, коробка подарков всегда успокаивала демонов прошлого. И была надежда, что в этот раз демоны не вернутся.

========== 11 ==========

За холодной зимой медленно, но верно пришла весна. “Щенки” уже больше походили на боевые единицы, им оставалось еще три месяца, как и гоблинам. Франсуа давно забыл о том, что у него было воспаление легких, да и полностью выкинул из головы, как он его получил, в отличие от Барнса, который теперь внимательнее отслеживал всяких желающих помечтать в непогоду в ночи на берегу сектора V8. Дни шли за днями, недели за неделями. Барнс купил белье с осьминогами нужного на свою кровать размера, что привело Франсуа просто щенячий восторг, и они тут же это белье уделали так, что не выстирать его было бы просто странно.

Как ни странно, но в жестком распорядке тренировок и занятий для курсантов, у инструкторов вполне себе находилось свободное время, которое можно было посвятить себе, и Барнс посвящал его Франсуа практически целиком и полностью. Они даже смеху ради катались на танке зимней ночью, а потом решили устроить захват базы, которые для курсантов все были внезапные, а вот персонал свой Барнс обычно предупреждал. Но не в эту ночь. В итоге база была захвачена ими двумя и танком, который Барнс перевел в режим дистанционного управления и развлекался, как ребенок, играющий в машинки.

Франсуа так и остался жить у Барнса после того, как выздоровел, и это несказанно радовало обоих, пока они в один прекрасный вечер не разругались из-за допуска к вылету одного из курсантов-старичков. Барнс, привыкший, что на базе все было по его, походя запретил Франсуа давать допуск к полетам, на что тот ответил, что он сам решает, кого допускать, а кого нет, это его прямая обязанность. У него есть все нужные сертификаты, а Барнс даже теорию — и ту из сети скачал. Оба завелись и даже поорали друг на друга с минуту.